Свадьба в Катманду - Агишев Одельша - Страница 7

— Печать, — подтвердил он. — Нет сомнений. Видимо, из гипса.

— Значит, все-таки вход! — вскочил на ноги Дэн. — Запечатанный вход!

— Не спешите, Дэн. Все это требует тщательной проверки. Шарма-ба, есть укрупнения печати?

— Да, конечно. — Шарма поменял слайд.

Снова на мгновение повисла тишина, и тут же быстро поднялся с места доктор Бехал. Обычно сдержанный и медлительный, он быстро шагнул к экрану.

— Трудно поверить… Вы знаете, чей знак на печати?

Никто не ответил.

— Императора Ашоки. Его личный знак, известный по наскальным текстам. Правда… тут какая-то дополнительная надпись…

— Ашоки? — после некоторого молчания переспросил Энгельбах. — Но откуда здесь его знак?

Ведь, кажется, император Ашока не бывал в здешних краях?

— Это еще вопрос, — возразил Шарма. — Хочу вам напомнить: монастырь принадлежал принцессе Чарумати, дочери Ашоки. Она основала этот монастырь и прожила в нем до конца жизни. Это доказано.

— Так это дочь, а сам Ашока побывал лишь в Лумбини, — заметил Бехал. — Это тоже достаточно твердо установленный факт.

Они заспорили, перебивая друг друга, называя имена и даты, втягивая в свой спор Энгельбаха и Игоря.

— А может, именно она, принцесса Чарумати, и поставила этот знак? — спросил Дэн.

— Исключено, — отрезал Бехал. — Личные императорские знаки не доверялось ставить никому.

И снова все смолкли. Пять человек не отрывали взглядов от маленького бумажного экрана, пытаясь понять что-то близкое и ускользающее.

Энгельбах вдруг отвернулся от экрана.

— Скажите, — его глаза блестели, — она одна, эта печать?

— Нет. — Шарма стал перебирать слайды. — Сейчас… Их всего…

— Девять. Не так ли? — спросил Энгельбах.

— Да, — подтвердил Шарма. — Но каким образом вы…

— Они не повреждены? — перебил его Энгельбах.

— Почти нет. На двух из них чуть осыпались края, и только.

— Так… — Энгельбах шагнул к Шарме. — Доктор Шарма, я должен поздравить вас.

— С чем?

— С вашей находкой. — Энгельбах крепко пожал Шарме руку и повернулся к остальным. Старика было не узнать. Он весь подобрался, как перед прыжком. Загоревшимся, помолодевшим взглядом он обвел коллег: — Друзья мои! Не могу сказать вам со всей определенностью, что мы найдем за этой дверью, но одно несомненно: нам предстоит такое серьезное дело, с которым никто из нас еще не сталкивался и вряд ли столкнется в будущем. В этой ситуации совершенно недопустимы ничье вмешательство, спешка или что-либо подобное. Единственное, что нам необходимо, это время и спокойная, сосредоточенная работа…

— К сожалению, именно времени и спокойной работы я вам обещать не могу, — мрачно заявил Шарма.

— То есть?

— Видите ли, здесь целый клубок проблем. И самая главная та, что, по всем данным, вскрыв дверь, мы выходим прямо под Большую ступу…

Ученые переглянулись.

— Вот как… — растерянно произнес Энгельбах.

— Увы, да. Измерения показывают, что за время наших работ мы продвинулись прямо к ней и находимся сейчас уже почти под ее левым скатом.

— Вы не могли ошибиться?

— Исключено. Я проверял измерения и расчеты несколько раз.

Все замолчали, и Игорь хорошо понимал почему. Большая ступа Ташинатх, находившаяся неподалеку от монастыря принцессы Чарумати, считалась величайшей святыней буддизма. Игорь много раз читал о ней и видел ее на фотографиях. Огромная каменная полусфера, увенчанная кубом с нарисованным на нем всевидящими глазами Будды и позолоченным зонтом как символом абсолютной власти Божества, была и памятником, и храмом под открытым небом. Что скрывала под собой эта монолитная беленая глыба, невесть когда и кем вознесенная на одну из террас в Больших Гималаях, не знал никто. Говорили, что эта ступа была здесь всегда и ее тайна есть недоступная человеку тайна вечности; говорили, что в ней могут быть замурованы частички сожженного тела самого Гаутамы Будды; говорили даже, что под ступой скрыт вход в легендарное царство Добра и Света — Шамбалу. Ученые от подобных предложений только кривились, но и сами никакой ясности внести не могли, так как за всю историю буддизма, за все две с половиной тысячи лет ни одна из великих ступ не вскрывалась и не была никем исследована. Ступы неприкасаемы.

— Буддизм Непала и Индии стоит на ступах как на вечном фундаменте, — продолжал Шарма. — А разрушать фундамент не позволит никто. Вот почему в нашем правительстве принято принципиальное решение — замуровать расчищенный коридор и ликвидировать все подходы к нему.

Ученые подавленно молчали. Энгельбах отвернулся к окну, его плечи поникли.

— У нас только один шанс, — помолчав, заключил Шарма. — Если мы успеем быстро и без особого шума проникнуть за дверь до сезона дождей, правительство может как бы не заметить этого. Если нет, то второго такого случая не будет. К началу сезона дождей подвалы монастыря замуруют и забьют высококачественным бетоном наглухо. И, видимо, навсегда.

— Почему все связано именно с сезоном дождей? — повернувшись от окна и, кажется, вновь оживая, спросил Энгельбах.

— Дожди заливают все подвалы и галереи монастыря доверху, так как старая система гидроизоляции давно разрушена, — объяснил Шарма. — Так что с началом дождей мы все равно работать не сможем. Да к тому времени и скрывать нашу деятельность вряд ли удастся. Богомольцы, паломники, монахи — летом вокруг ступы очень много людей. Если они хоть что-то заподозрят… Так что в любом случае нам дан месяц, от силы полтора… Теперь вы понимаете, почему мы вас так торопили и настаивали на сохранении конфиденциальности.

— Ну что ж… — Глаза Энгельбаха снова заблестели. — Все эти сообщения очень важны, но они не меняют сути дела. Когда выезд?

— Послезавтра в восемь утра, — сообщил Шарма. — До монастыря два часа на автомобиле.

— Нам необходимо докупить кое-что. — Энгельбах быстро набросал несколько строк на листке бумаги. — У нас маловато надежного упаковочного материала и, главное, активных препаратов закрепления и консервации. Вот список всего, что необходимо, и примерные адреса, где все это можно добыть. Кто возьмется?

— Очевидно, придется мне, — подал голос Тарновски. — Кажется, это по моей части.

— Благодарю вас, Дэн! — Энгельбах передал ему список и повернулся к Шарме: — Есть ли полевые дневники вашей работы?

— Да, конечно. Все здесь.

— Значит, распределяемся так, — заключил Энгельбах. — Мы с доктором Шармой садимся за полевые дневники. Доктор Бехал анализирует и дешифрует по фотографиям надписи на печатях. Что же касается мистера Сабашникова, то мы командируем его в город, который ему так не терпелось увидеть. Заодно он поможет мистеру Тарновски. Вопросов нет? Действуйте.

Игорь уже не в первый раз убеждался, что, несмотря на возраст, с памятью у Энгельбаха все в порядке.

…В том году на раскопках в Кок-Янгаке был необычайно трудный сезон. В отрогах Тянь-Шаня стояла немыслимая жара, воды в палаточном городке не хватало, продуктов тоже, почта из Ташкента не доходила. В связи с жарой над главным раскопом натянули брезентовый тент, но от него совсем не стало лучше: в раскопе установилась раскаленная, неподвижная духота.

Горы вокруг не давали прохлады. Изъеденные зимними дождями и ветрами камни крепостной стены нагревались так, что обжигали кожу. Кустики туи и арчи, уходящие вверх по ближнему склону, поникли от суши и почти не отбрасывали тени. Только длиннохвостые серые ящерицы как ни в чем не бывало дремали на камнях. Грелись.

Обливаясь потом, похудевший, почерневший от солнца, Игорь на дне раскопа уже вторую неделю расчищал древнюю настенную фреску. Работа была адова: надо было кисточкой миллиметр за миллиметром снимать высохшую, осыпающуюся землю, но так, чтобы не уронить ни крошки из такого же рыхлого, мягкого и сыпучего красочного слоя. За прошедшие века они уже почти полностью слились — грунт и красочный слой, — так что отделить их можно было лишь при дьявольском терпении. Игорь отвоевывал у этого сыпучего тлена буквально песчинку за песчинкой, обрабатывал, закреплял, и уже можно было любоваться половиной фигуры князя в охряно-желтом камзоле на небесном фоне и прелестной головкой юной пери[5] с завитками волос на висках. Впереди предстояло еще самое главное — защитить фрагмент от всех превратностей погоды и решить его судьбу: оставлять его здесь или вырезать и вывозить в Самарканд, в музей.