Маленькие женщины (другой перевод) - Олкотт Луиза Мэй - Страница 13

– И девочки не смеялись над картинкой? – спросила Джо, с удовольствием слушавшая эту историю.

– Смеялись? Ни одна! Все сидели тихо как мыши, а Сузи все глаза выплакала, я уверена, что выплакала. И я больше ей не завидовала, так как чувствовала, что и миллион сердоликовых колечек не мог бы сделать меня счастливой после такого драматического инцидента. – И Эми продол­жила свою работу с гордым сознанием как собственной Добродетели, так и успешного произнесения двух трудных слов подряд без запинки. – А я сегодня утром видела сценку, которая мне очень понравилась. Я собиралась рассказать вам о ней за обедом, но забыла, – сказала Бесс, не отрываясь от своего занятия, – она приводила в порядок рабочую корзинку Джо, где все было перевернуто вверх дном. – Ханна по­слала меня в рыбную лавку за устрицами, а там был в это время мистер Лоренс, но он не видел меня, потому что я стояла за бочкой. Он беседовал с мистером Каттером, хо­зяином лавки. Вдруг вошла какая-то бедная женщина с ведром и шваброй. Она спросила мистера Каттера, не по­зволит ли он ей вымыть полы за кусочек рыбы, потому что у нее нет обеда для детей и она не смогла найти сегодня никакой другой работы. Мистер Каттер был очень занят и ответил «нет» довольно сердито. Она уже собра­лась уходить, и вид у нее был голодный и печальный, когда мистер Лоренс подцепил загнутым концом своей трости большую рыбу и подал ей. Она так обрадовалась и удивилась, что схватила ее обеими руками и принялась без конца благодарить его. А он велел ей пойти и сварить рыбу, и она торопливо ушла, такая счастливая! Как он замечательно поступил! И как смешно она прижимала к себе большую скользкую рыбу и желала мистеру Лоренсу «покойной постели» в небесах.

Отсмеявшись, девочки попросили мать тоже рассказать что-нибудь, и после минутного раздумья она начала очень серьезно:

– Сегодня я кроила синие фланелевые куртки и, ра­ботая, все время думала о папе и о том, как одиноки и беспомощны окажемся мы, если с ним что-нибудь случится. Конечно, это было неразумно, но я продолжала думать и волноваться, пока не пришел старик с запиской, по которой он должен был получить одежду. Он сел рядом со мной, и я заговорила с ним, потому что он показался мне бедным, усталым, встревоженным. «У вас сын в армии?» – спросила я, потому что записка, которую он принес, была адресована не мне и я не знала, что там написано. «Да, мэм. Было четверо, но двое убиты, один – в плену, а я еду к четвер­тому, который тяжело ранен и лежит в госпитале в Вашин­гтоне», – ответил он спокойно. «Как много вы отдали стране, сэр», – сказала я, чувствуя уже не жалость, а уважение. «Ни крупицей больше, чем был должен, мэм. Я пошел бы и сам, если б от меня мог быть какой-то прок; а так как я не иду, я отдаю моих мальчиков, и отдаю их, ничего не требуя взамен».

Он говорил так страстно, смотрел так искренне и, ка­залось, был так рад отдать все самое дорогое для него, что мне стало стыдно за себя. Я отдала стране лишь одного человека и думала, что это много, а он отдал четверых и не жалел об этом. У меня дома четыре дочки, в которых я могу найти свое утешение, а его последний сын где-то за много миль отсюда ждет его, чтобы, быть может, только сказать последнее прости! И, думая о дарованных мне бла­гах, я почувствовала себя такой богатой, такой счастливой, что вручила ему большую посылку, дала денег и сердечно поблагодарила за урок, который он преподал мне.

– Расскажи еще что-нибудь, мама, и тоже с моралью. Я люблю потом размышлять о твоих историях, если они настоящие и не слишком нравоучительные, – сказала Джо после минутного молчания.

Миссис Марч много лет рассказывала разные истории этой маленькой компании слушателей и знала, как угодить им. Она улыбнулась и начала так:

– Жили-были четыре девочки, у которых было вполне достаточно еды, питья и одежды, немало удовольствий и развлечений, добрые друзья и любящие родители, и все же эти девочки не были довольны. – Здесь слушательницы украдкой обменялись лукавыми взглядами и начали шить прилежнее. – Эти девочки очень хотели быть хорошими и принимали немало похвальных решений, но не слишком твердо их придерживались. Они постоянно говорили: «Вот если бы у нас было это» или «Вот если бы у нас было то», совершенно забывая, как много всего уже имеют и как много удовольствий им доступно. Однажды они спросили одну добрую старушку, какое волшебство могло бы сделать их счастливыми, и та ответила им: «Когда вы чувствуете, что недовольны своей судьбой, вспоминайте о дарованных вам радостях и будьте благодарны». (Здесь Джо быстро подняла глаза, словно хотела заговорить, но раздумала, видя, что рассказ не окончен.) Девочки были разумными и решили последовать совету старушки. Вскоре они с удивлением увидели, что все пошло замечательно. Одна из них обнару­жила, что никакие деньги не могут уберечь дома богачей от позора и горя; другая узнала, что хотя она и бедна, но все же гораздо счастливее со своей юностью, здоровьем и бод­ростью, чем некая раздражительная и немощная старая леди, которая не может наслаждаться окружающими ее удобства­ми; третья поняла, что хоть и неприятно помогать готовить обед, но еще тяжелее, когда приходится выпрашивать его; а четвертая увидела, что даже сердоликовое кольцо не так ценно, как хорошее поведение. Так что все девочки согла­сились перестать жаловаться. Они решили радоваться тем сокровищам, какими уже обладали, и стараться быть достой­ными их, чтобы Провидение не отняло их, вместо того чтобы умножить. И я точно знаю: эти девочки ни разу не пожалели, что последовали совету доброй старушки.

– Но, мама, это нечестно! Обратить против нас наши же истории и прочитать поучение вместо сказки! – воск­ликнула Мег.

– Мне нравятся такие поучения. Такие мы и от папы слышали, – заметила Бесс задумчиво, ровно втыкая иголки в подушечку Джо.

– Я жалуюсь меньше других, и я буду еще более ос­мотрительной впредь, так как трагедия Сузи послужила мне предостережением, – сказала Эми с добродетельным видом.

– Нам был нужен этот урок, и мы его не забудем. Ну а если забудем, ты просто скажи нам, как старая Хлоя в «Хижине дяди Тома»: «Думайте о ваших благах, дети! Думайте о ваших благах!» – добавила Джо, которая, хоть убей, не могла удержаться и не обратить в шутку эту маленькую проповедь, хотя приняла ее смысл так же близко к сердцу, как и остальные.

Глава 5

По-соседски

– Джо, скажи на милость, куда это ты отправляешь­ся? – спросила Мег однажды холодным снежным днем, когда после обеда сестра в резиновых ботах, старом пальто и капоре, с метлой в одной руке и лопатой в другой, громко топая, прошла через переднюю.

– Иду на улицу размяться, – отвечала Джо, задорно сверкнув глазами.

– Мне кажется, что двух долгих прогулок, на работу и обратно, вполне достаточно для одного дня! Оставайся лучше, как я, дома у камина. Здесь тепло и сухо, а на дворе сыро, холодно, мрачно, – сказала Мег с содроганием.

– Выслушай совет и поступи по-своему! Не могу сидеть неподвижно целый день – я не кошка, чтобы дремать у огня. Я люблю приключения и собираюсь их поискать.

Мег вернулась греть ноги у камина и читать «Айвенго», а Джо с огромной энергией принялась расчищать дорожки возле дома. Снег был легким, и, решительно орудуя метлой, она вскоре расчистила дорожку вокруг сада, чтобы Бесс могла прогуляться по ней, когда выйдет солнце, а увечным куклам будет необходимо подышать свежим воздухом. Сад отделял дом Марчей от дома мистера Лоренса. Стояли дома на окраине большого города, напоминавшей своими рощами и лужайками, большими садами и тихими улочками сель­скую местность. Низкая живая изгородь разделяла владения соседей. С одной стороны от нее стоял старый, потемневший от времени дом Марчей, который в зимнюю пору, когда побеги плюща не закрывали его стен, а под окнами не было цветов, казался голым и запущенным. По другую сторону изгороди располагался величественный каменный особняк, где все – от большого каретного сарая и ухоженных газонов до оранжереи и видневшихся между богатыми занавесями в окнах красивых предметов обстановки – говорило о все­возможных удобствах и роскоши. И все же этот великолеп­ный дом выглядел унылым и безжизненным: на лужайках не резвились дети, не улыбалось в окне материнское лицо и очень мало людей, кроме старого мистера Лоренса и его внука, входило в дом и выходило из него.