Одно жаркое индийское лето - Збавитель Душан - Страница 21

Кхарагпурские улицы — за исключением старого города — тоже широки и просторны, окаймлены аллеями и своей зеленью немного напоминают Нью-Дели. По этому признаку вы с первого взгляда отличите новую, плановую застройку от современной части старого города. И хотя в таком городе нет восточной «экзотики», зато в жаркое лето он особенно приятен глазу и дарит прохладу.

Деревушка Маланча — почти предместье Кхарагпура. Среди глинобитных домиков, пальм и бананов там прячется прекрасный, хорошо сохранившийся шиваистский храм богини Кали. Он украшен такими же терракотовыми плитками, как его вишнуистские «братья» в Бишнупуре, и, хотя относится он к XVII веку, до сих пор ни один из кирпичей с рельефом не вывалился. Ими украшен лишь фасад, но исполнение их просто филигранно. Храм бдительно стережет местный брахман, который тут же прибежал, едва мы успели выйти из джипа и пройти через узкую калитку в заборе. С Анимешем, не принадлежащим к касте брахманов, он говорил с величайшим почтением: ведь именно Анимеш несколько лет назад «открыл» это маленькое сокровище бенгальской храмовой архитектуры и обратил внимание калькуттского Археологического департамента на необходимость проведения некоторых охранных работ. Дело в том, что этому храму в отличие от других подобных памятников угрожают не туристы или слишком ретивые любители искусства, а нечто совсем иное. На довольно высокой осьмиверхой крыше постоянно вырастают побеги кустов и деревьев, грозящие разрушить кладку. Когда мы были там, какой-то «вредитель» уже снова достигал почти полуметровой высоты.

На каждую из таких поездок, которые мы совершали по утрам, обычно уходило часа четыре, а затем следовал вынужденный послеобеденный отдых. Но и во время отдыха мы не скучали. Ежедневно к нам приходили различные гости, чтобы побеседовать и выпить с нами чашечку чая. К вечеру мы сами отправлялись навестить кого-нибудь. Едва хватило недели, чтобы посетить всех, кто нас приглашал, особенно после моей непременной лекции в местном клубе и вечера, открывавшего двухдневный «фестиваль» чехословацких фильмов, которому я тоже должен был предпослать вступительное слово. В Мединипуре весьма деятельное отделение киноклуба, которое один-два раза в месяц демонстрирует своим членам (их здесь около трехсот) фильмы, взятые напрокат в Калькутте, в различных консульствах. Демонстрация одного-единственного чешского фильма на этот раз продолжалась часа четыре. Дело в том, что через полчаса отключилось электричество, еще через полчаса — снова, и так с почти регулярными интервалами продолжалось до конца сеанса. Но зрители на это реагировали спокойно. Каждый раз, когда отключалось электричество, они выходили во двор клуба, а поскольку уже наступил вечер, сидеть и беседовать при лунном свете было даже приятно.

К таким «происшествиям» во время киносеансов здесь уже привыкли. Исключение составляют лишь вечера фильмов из ФРГ — представители консульства привозят пленку на машине вместе с киноаппаратурой и показывают картину на свежем воздухе, не завися от капризов местной электростанции; однако, как считают члены клуба, качество фильмов не стоит таких забот и затрат.

С тем, что электричество часто отключается, приходится считаться и принимая гостей. Так, однажды на ужин нас пригласил к себе симпатичный Двираджмохан Дас, инженер местного ирригационного управления, и сразу же, как только мы вошли в дом, предложил расположиться на веранде, объяснив, что «свет все равно скоро погаснет». И он погас, а хозяйке дома пришлось готовить ужин при свете керосиновой лампы. Когда электричество наконец зажглось, она заторопила нас к столу, «пока оно снова не погасло». Кофе после ужина мы и правда пили уже в полной темноте на веранде.

Были у нас и другие развлечения. Жена Анимеша Снигдха — прекрасная исполнительница классического индийского танца бхарат-натьям. После рождения двух детей сама она танцует, к сожалению, очень редко, но учит этому искусству новое поколение. Однажды, когда мы сидели у нее в гостях, пришли девочки лет десяти, в другой раз — пятнадцатилетние девушки, и довольно просторная столовая каждый раз превращалась в танцевальный зал. Я наглядно увидел, как в Индии девушки становятся танцовщицами, хотя обучение сводилось к бесконечному и терпеливому повторению вариаций шагов и мудр, особых движений рук, заключающих древнюю символику.

Дом замирал лишь на какой-то час после обеда — все отдыхали. Не только ради младшего четырехлетнего члена семьи Пупу, но и ради взрослых. Они редко ложатся спать раньше одиннадцати, а поднимаются здесь, как я уже говорил, ни свет ни заря. Кроме того, окна по ночам обычно остаются открытыми, а прямо под ними расположен Сипахи Чок Базар, местный рынок, откуда порой и глубокой ночью доносятся различные звуки, мешающие спать: музыка из транзисторов или какая-нибудь перебранка. Вот почему так необходим был послеобеденный сон.

Дочь Анимеша мы звали Муму (ей было лет пятнадцать), а младшего сына — Пупу, но это не были их настоящие имена. Каждый индийский ребенок имеет помимо своего «официального» или так называемого «хорошего» имени еще и дак-нам — в буквальном переводе — «имя, которым зовут». Это имя, обычно нисколько не похожее на официальное, — плод фантазии родителей, и старшие родственники или друзья семьи зовут им маленького человечка еще долго после того, как он вырастает из пеленок. Здесь сказывается и любовное отношение старшего поколения к детям, которое на наш вкус порой кажется чуть приторным, но это — неотъемлемая часть индийской семейной жизни. Семейные связи в Индии и поныне значительно крепче, чем у европейцев, и зиждутся на иной экономической и социальной основе. Ведь нередко старший брат бывает вынужден долгие годы содержать младших братьев и сестер и их семьи, пока они сами не встанут на ноги, и воспринимает это как вполне естественную обязанность.

Когда-то (еще не так давно) индуисты жили большими семьями; десятки, а то и сотни родственников обитали в одном большом доме или конгломерате деревенских домишек — такие случаи не были исключением. Современный жизненный уклад уже разбил подобные большие семьи и разъединил их членов. Но окончательно прочные родственные узы не разорвал.

В деревне

По последним сведениям, в Индии великое множество деревень и живет в них около 75 % всего населения. Простой арифметический подсчет убедит вас в том, что это составляет 540 миллионов человек.

Подобные гигантские числа, сухо констатирующие размеры деревенской Индии, всегда меня поражали. Вы сто раз можете повторять, что политическим и экономическим развитием каждой страны руководят большие города, и прежде всего столицы, и именно в них решаются судьбы государств и определяются дальнейшие направления их жизненных тенденций и поисков. Но тут, в индийской деревне, просто-напросто обитает полмиллиарда людей, все они живут по-своему и согласно своим весьма ограниченным возможностям. А при этом — взять хотя бы нас, европейцев, — мало кто интересуется, как, собственно, они живут.

Сельская Индия по большей части остается вне поля зрения иностранцев, туристов и путешественников. Лишь изредка они проезжают по индийским деревням и выносят мимолетное, беглое и совершенно поверхностное впечатление, обычно не слишком благоприятное. Это Индия бедняков — малоземельных и безземельных крестьян, батраков, ремесленников, — так она и выглядит. Не раз приходится слышать обобщающие суждения о грязных деревнях, заброшенных детях, отсталых, неприветливых крестьянах и примитивных условиях жизни. Иностранец здесь ни с кем не договорится — в отличие от больших городов английский язык в деревне почти никто не знает, — и вот он едет по этому обширному царству странного и непонятного, и его память фиксирует лишь то, что особенно бросается в глаза, прежде всего вещи причудливые и экзотические.

А между тем деревня остается и еще долгое время пребудет истинным сердцем Индии. Тут живет подавляющее большинство ее жителей. Здесь же решается важнейшая проблема всей страны — вопрос о пропитании сотен миллионов ее обитателей.