Смерть и жизнь больших американских городов - Джекобс Джейн - Страница 28

В далёком прошлом у Вашингтон-сквер с пользователями все было в порядке. Но, хотя парк с тех пор остался «тем же», его суть и характер использования полностью изменились, когда изменилось окружение. Как и все местные парки, он — производное от своих окрестностей и от того, обеспечивают ли его окрестности взаимоподдержку различных способов использования.

Фактором, превращающим парк в безлюдное место, могут быть и не офисы. Всякий единственный, безусловно доминирующий способ использования, связанный с определённым распорядком дня, имел бы сходные последствия. Такая же, по сути, ситуация возникает в парках, где доминируют жители близлежащих домов. В этом случае единственная крупная ежедневная категория взрослых посетителей — это матери Но городские парки и игровые площадки не в большей мере могут быть постоянно заполнены одними матерями с детишками, чем сотрудниками офисов. Матери, использующие парк по своему сравнительно простому расписанию, могут достаточно плотно заполнять его самое большее пять часов в день — грубо говоря, два часа утром и три днём, да и то лишь если они принадлежат к разным социальным слоям[14]. Промежуток использования парка матерями не только сравнительно краток, но и ограничен в выборе времени едой, домашними делами, детским сном и, что очень существенно, погодой.

Неспециализированный местный парк, которому навязано функциональное однообразие окружения в любой форме, неизбежно пустует существенную часть дня. И тут возникает порочный круг. Даже если пустота защищена от разнообразных форм «порчи», она мало-помалу теряет привлекательность даже для своего ограниченного состава пользователей. Она начинает внушать им страшную скуку, как все умирающее. В крупном городе жизнь и разнообразие притягивают всю новую жизнь извне; мертвечина и однообразие отталкивают все живое. Причём это относится не только к социальному поведению крупного города, но и к его экономическому поведению.

Из правила, гласящего, что наполнить местный парк людьми и жизнью на протяжении дня может только широкая функциональная смесь посетителей, есть, однако, одно важное исключение. Имеется одна группа городского населения, способная на долгие годы наполнить парк сама по себе и получать от него пользу и удовольствие, — хотя она не притягивает пользователей других типов. Это люди, имеющие в своём распоряжении весь день, не скованные даже домашними обязанностями. В Филадельфии они облюбовали Франклин-сквер — третий парк Пенна, ставший парком неимущих.

На подобные парки, естественно, смотрят косо: людская несостоятельность в такой концентрации плохо переваривается. Их склонны, кроме того, приравнивать к паркам, где собирается преступный элемент, хотя это совершенно разные категории (со временем, конечно, парк из одной категории может перейти в другую, как тот же Франклин-сквер — первоначально респектабельный местный парк, который в конце концов, потеряв вместе со своим окружением привлекательность для людей, имеющих выбор, превратился в парк неимущих).

За хорошие парки неимущих, подобные Франклин-сквер, хочется замолвить слово. Спрос и предложение в какой-то момент здесь совпали, и это большое благо для тех, кто по своей вине или в силу обстоятельств оказался в пиковом положении. На Франклин-сквер, если позволяет погода, с утра до вечера идёт своего рода фуршет под открытым небом. Скамейки, составляющие его ядро, заполнены, а подле прохаживается, топчется, кружит многоголосая стоячая масса. Постоянно образуются и перетекают друг в друга разговорные группы. Гости вежливы и между собой, и с теми, кто не принадлежит к их кругу. Почти незаметно, как стрелка часов, разношёрстный фуршет перемещается по берегу круглого пруда в центре парка. Это и правда часы люди движутся вместе с солнцем, чтобы оно их грело. Когда солнце заходит, часы останавливаются; фуршет прекращается до утра[15].

Не во всех больших городах есть хорошо развитые парки неимущих. В Нью-Йорке, например, такого парка нет, хотя имеется много мелких парковых участков и игровых площадок, используемых главным образом бродягами и бездельниками, и немало их можно встретить в парке Сары Делано Рузвельт, который стал нехорошим местом. Вероятно, крупнейший в Америке парк неимущих, чей контингент намного превосходит контингент Франклин-сквер, — это Першинг-сквер, главный парк делового центра Лос-Анджелеса. Этот факт говорит нам кое-что интересное и об окрестностях парка: функции лос-анджелесского центра настолько размыты и разбросаны, что единственным центральным городским элементом, которому присущи масштаб и интенсивность, характерные для крупного города, оказался неимущий элемент. Происходящее на Першинг-сквер напоминает скорее конференцию чем фуршет, — конференцию, состоящую из десятков групповых дискуссий, каждой из которых руководит свой ведущий или свой главный оратор. Беседы идут по всему периметру площади, где имеются скамейки и стенки, но особенного жара они достигают по углам. На некоторых скамейках значится: «Только для дам», и это правило соблюдается. Лос-Анджелесу ещё повезло, что вакуум разбросанного делового центра не присвоили хищники, что его заняли относительно спокойные завсегдатаи процветающего парка неимущих.

Но мы вряд ли можем рассчитывать на вежливых неимущих как на силу, способную спасти все непопулярные парки наших больших городов. Неспециализированный местный парк, не ставший местом сбора безработных и неудачников, может естественно и непринуждённо наполняться людьми лишь в том случае, если он расположен близко от фокуса, где сходятся активные и разнообразные течения жизни и деятельности. Если он находится в деловом центре, его, наряду со служащими офисов, должны посещать туристы, гуляющие и те, кто отправился за покупками. Если парк не в деловом центре, все равно он должен располагаться там, где кипит жизнь, где разворачивается трудовая, культурная, бытовая и коммерческая деятельность, где людям в как можно более полном объёме доступно многообразие того, что предлагает большой город. Главная проблема проектирования местного парка — это проблема пестования диверсифицированных окрестностей парка, способных его использовать и поддерживать.

Во многих районах крупных городов при этом есть именно такие недооценённые фокальные жизненные точки, которые буквально пиком кричат о необходимости местного парка или общественного сквера — но кричат впустую. Подобные центры местной жизни и деятельности легко опознать по тому, что именно в них, если не запрещает полиция, раздаются рекламные листовки.

Но устраивать парк там, куда стекаются люди, бессмысленно если при этом будут уничтожены причины, по которым они туда стекаются, и парк займёт место этих причин. Это одна из главных ошибок, которые допускают проектировщики жилых массивов, общественных и культурных центров. Местные парки никоим образом не могут заменить городского изобильного разнообразия. Успешные парки никогда не служат барьерами для многосложного функционирования их городского окружения. Напротив, они ещё прочнее связывают между собой различные функции этого окружения, даря им приятную общую площадку; при этом они добавляют к многообразию ещё один ценный элемент и обогащают свои окрестности так, как делает это Риттенхаус-сквер или любой другой хороший парк.

Местному парку не солжёшь, и с ним не поспоришь. «Художественные концепции» и их выразительная подача могут внести картины жизни в проектируемые местные парки или торгово-прогулочные зоны паркового типа, и вербальные, рациональные доводы могут собрать некоторое число восприимчивых к ним посетителей, но в реальной жизни только разнообразие окружения имеет практическую возможность сотворить естественный, непрерывный поток жизни и использования. Поверхностное архитектурное разнообразие может выглядеть как диверсификация, но для парка имеет значение только подлинное, содержательное экономическое разнообразие, благодаря которому его посещают люди с разным распорядком дня. Только оно способно сделать парк живым.