Кодекс - Престон Дуглас - Страница 63

— Филипп, мы обязаны, — проговорил Том.

— Никто нас ни к чему не обязывал. Наверное, вы сочтете это богохульством, но я все-таки скажу: отец сам заварил эту кашу.

— И поэтому мы позволим ему умереть?

— Прошу вас только об одном — не швыряйтесь своими жизнями! — Филипп всплеснул руками, вскочил и исчез в темноте.

Вернон собирался крикнуть ему вслед что-то сердитое, но Том предостерегающе дотронулся до его руки. Не исключено, что Филипп прав — миссия самоубийственная. Но у самого Тома выбора не оставалось. Если он теперь что-то не предпримет, то не сумеет дальше жить. Все очень просто.

На лицах его товарищей играли отсветы костра. Очень долго никто ничего не говорил.

— Нет смысла тянуть, — сказал Том. — Начнем сегодня в два часа ночи. За пару часов спустимся вниз. Каждый знает, что ему делать. Бораби, объясни воинам их задачу. — Он посмотрел на Вернона. План придумал брат, который никогда не предводительствовал среди них. Том стиснул ему плечо. — Отлично, братишка.

— У меня такое ощущение, будто мы оказались у Волшебника из страны Оз.

— В каком смысле?

— Я нашел мозги, ты нашел сердце, Бораби нашел родных. Только Филипп пока не обрел мужества.

— И еще я сомневаюсь, чтобы бадья с водой помогла нам совладать с Хаузером, — усмехнулся Том.

— Да уж, — чуть слышно пробормотала Сэлли.

60

Том вылез из гамака в час. Ночь выдалась темной. Облака заслонили звезды, неугомонный ветер что-то бормотал и шелестел ветвями деревьев. Свет отбрасывала только россыпь мерцающих углей в костре; красноватые всполохи отражались на лицах десяти индейских воинов, которые так и не двинулись с места и не проронили ни звука.

Прежде чем будить остальных, Том взял бинокль, вышел из-за деревьев и еще раз посмотрел на Белый город. Прожектор по-прежнему освещал мост, солдаты дежурили в разрушенной крепости. Он попытался представить, что произойдет с ними в ближайшие часы. Возможно, Филипп прав: их план — чистое самоубийство. Не исключено, что Максвелл Бродбент уже мертв в гробнице и они напрасно рискуют жизнью. Но это не обсуждалось. Том чувствовал себя обязанным выполнить свой долг.

Он пошел будить товарищей и обнаружил, что все уже встали. Бораби расшевелил угли, подбросил дров и поставил на огонь котелок. Сэлли при свете костра проверяла «спрингфилд». Ее лицо показалось Тому осунувшимся и уставшим.

— Помнишь, что сказал генерал Паттон[44] о первой жертве боя?

— Нет.

— Он сказал, что первая жертва боя — это план боя.

— Так, значит, ты сомневаешься, что наш план сработает? — спросил ее Том.

— Может и не сработать. — Сэлли отвернулась, опустила глаза и в который раз прошлась тряпкой по стволу винтовки.

— Как ты считаешь, что произойдет?

Она молча покачала головой, и по ее густым золотистым прядям побежали волны. Том понял, что Сэлли очень расстроена, и положил ей руку на плечо.

— Мы должны это сделать.

— Знаю, — кивнула она.

К ним присоединился Вернон, и они вчетвером стали пить чай. Сделав последний глоток, Том посмотрел на часы. Два. Он оглянулся и стал искать глазами Филиппа, но брат так и не выходил из хижины. Том дал знак Бораби, и все поднялись. Сэлли закинула за плечо винтовку, остальные надели рюкзаки из пальмовых листьев с едой, водой, спичками, походной плиткой и другими необходимыми припасами. Отряд двинулся гуськом. Впереди шел Бораби, в арьергарде — воины тара. Они миновали небольшую рощицу и вышли на открытое пространство.

Не прошло и десяти минут после того, как они выступили из лагеря, и вот за спиной послышался звук торопливых шагов. Отряд остановился, индейцы подняли луки. Вскоре из темноты появился запыхавшийся Филипп.

— Хочешь пожелать нам удачи? — съязвил Вернон. Филипп перевел дыхание.

— Кто бы мог подумать, что я способен втравиться в вашу идиотскую затею? Но, черт подери, не могу же я вам позволить умереть без меня!

61

Марк Аврелий Хаузер засунул руку в вещевой мешок и извлек очередную сигару. Прежде чем раскрыть пенал, покатал его между большим и указательным пальцами и начал священнодействовать: обрезал, увлажнил и раскурил. А затем поднял руку и с удовольствием рассмотрел толстый мерцающий кончик. Дым кубинского табака окутывал его изящным коконом наслаждения. Его всегда удивляло, что в джунглях сигары казались сочнее, ароматнее и богаче на вкус.

Хаузер занял скрытную стратегическую позицию в зарослях папоротника, откуда мог наблюдать за подвесным мостом и своими солдатами, охранявшими маленькую каменную крепость на противоположной стороне. У него было сильное предчувствие, что братья Бродбенты попытаются прорваться через мост именно нынешней ночью. Время было на исходе. Им требовалось отыскать гробницу раньше его. Если они хотели спасти для себя что-то из спрятанных шедевров, следовало действовать немедленно.

Он довольно затянулся и снова вспомнил Максвелла Бродбента. По непонятной прихоти он приволок сюда добра на полмиллиарда долларов. Абсурд, но вполне в его духе. Макс любил широкие жесты и эффектные представления. Жил широко и умер широко.

Хаузер перенесся мыслями в те мучительно памятные времена, когда они пятьдесят дней пробирались через джунгли. Он не забудет этих дней до самой смерти. Прошел слух, что где-то в Серрос-Эскондидос в Гватемале есть храм народа майя. Пятьдесят дней и пятьдесят ночей они прорубали дорогу в заросшей тропе — изжаленные, искусанные, исцарапанные и голодные.

А когда добрались до деревни Лакандон, жители отказались с ними разговаривать. Храм находился где-то поблизости. В этом не оставалось сомнений. Но индейцы молчали. Хаузер был близок к тому, чтобы разговорить одну девчонку, но Макс помешал — сукин сын приставил ему к голове пистолет и обезоружил его. Это стало последней каплей, произошел разрыв. Бродбент прогнал его, точно пса, велел убираться восвояси. Хаузеру не оставалось ничего иного, как бросить поиски затерянных городов и вернуться домой. А Макс тем временем обнаружил Белый город и ограбил богатую гробницу, которая через сорок лет превратилась в его усыпальницу.

Круг благополучно замкнулся.

Хаузер снова с удовольствием затянулся. Во время своего боевого прошлого он кое-что узнал о людях. Когда приходилось по-настоящему туго, трудно было угадать, кто выдюжит, а кто сломается. Случалось, что накачанные, как Арнольд Шварценеггер, бывалые рейнджеры в залихватской форме со всеми своими байками о могучем сексе разваливались, словно переваренное мясо, а ротные недотепы, интеллигентишки и зануды из электронной команды стояли до конца и выживали. Предсказать невозможно. Так получилось и с малышами Бродбентами. Следовало отдать им должное — они неплохо держались. Теперь они окажут ему последнюю услугу, и после этого им пора закругляться.

Он прислушался. Издалека послышались вопли, крики и вой. Хаузер поднял бинокль. Из джунглей слева от каменной крепости вылетела туча стрел. Одна из них с негромким звяканьем ударилась о прожектор.

Нападение индейцев. Хаузер улыбнулся. Обманный маневр, чтобы отвлечь внимание солдат от моста. Он видел, как его люди пригнулись за каменной стеной, вставляя обоймы и заряжая гранатометы. И отчаянно надеялся, что они справятся с поставленной задачей. А задача была такова: следовало изобразить то, в чем его гондурасцы много раз преуспели, — панику и поражение.

Из леса снова вылетели стрелы, раздались леденяшие кровь крики. Солдаты ответили беспорядочным залпом, затем вторым. В джунгли наобум послали гранату, и она взорвалась с яркой вспышкой.

На этот раз гондурасцы справлялись со своей задачей.

Коль скоро Бродбенты выступили, Хаузер четко представлял, что последует дальше. Их действия были также предсказуемы, как вынужденные ходы в шахматной партии.

И они оправдали ожидания. Хаузер поднял бинокль и увидел, как три брата и их проводник-индеец, пригнувшись, пересекают открытое пространство за крепостью и направляются к мосту. А ведь считают себя такими умными — и прямо с потрохами лезут в его ловушку.