Кодекс - Престон Дуглас - Страница 11

— Садись, — пригласил Учитель. Вернон сел.

— Чем могу помочь?

— Речь идет о моем отце. — Учитель приготовился слушать.

Вернон собрался с мыслями и набрал и легкие воздуха. Он рассказал об отцовском раке, о наследстве, о том, какую задачку задал Максвелл своим сыновьям. Последовало долгое молчание. Вернон ожидал, что Учитель посоветует отказаться от наследства. Он много раз негативно отзывался о пагубном влиянии денег. Но тот нежнейшим голосом предложил:

— Давай выпьем чаю. — И при этом положил мягкую ладонь на плечо ученику.

Учитель крикнул, чтобы принесли чай, и в комнате появилась девочка с косой. Оба пригубили напиток.

— Во сколько точно оценивается наследство? — спросил Учитель.

— Полагаю, что после уплаты налогов моя доля составит около ста миллионов.

Учитель сделал большой глоток, потом еще и еще. Если сумма и поразила его, он этого ничем не показал.

— Предадимся медитации.

Вернон тоже закрыл глаза, но никак не мог сосредоточиться на мантре — так сильно его тревожили стоявшие перед ним вопросы, которые, чем больше он о них думал, казались только сложнее. Сто миллионов долларов. Сто миллионов долларов. Даже мантра не имела силы рассеять в воздухе эти слова. Слова путались с мантрой и не давали достигнуть покоя и внутренней тишины. Сто миллионов долларов. Ом мани падме хум. Сто миллионов долларов.

Вернон обрадовался, когда Учитель поднял голову. Взял его руку и зажал между своими ладонями. Его голубые глаза светились необычайным блеском.

— Не многим, Вернон, выпадает такая возможность. Ты не должен ее упускать.

— Но каким образом?

Учитель встал и заговорил звучно, с напором:

— Мы должны найти наследство. И найти немедленно.

8

К тому времени когда Том кончил заниматься с больным конем, солнце успело закатиться за столовую гору Тох-Атин и теперь отбрасывало дли иные золотистые тени на заросли полыни и сухие кустики кроличьей травы. Выше по склону в отблесках увядающего дня розовела тысячефутовая стена из песчаника с вырезанными на ней барельефами. Том еще раз бегло осмотрел животное, похлопал по шее и повернулся к хозяйке, юной девушке из племени навахо.

— Он выкарабкается. Это обыкновенные колики. — Девушка облегченно улыбнулась.

— Теперь он голоден. Поводи его немного по коралю, а затем возьми совочек овса, смешай с этим лекарством. И дай. Подожди с полчаса и можешь кормить сеном. С ним все будет в порядке.

Бабушка девушки, навахская матрона, проскакавшая пять миль без седла, чтобы вызвать врача к коню, при том, что дорога, как обычно, была размыта, благодарно взяла Тома за руку.

— Спасибо, доктор. — Том слегка поклонился:

— К вашим услугам. — Он с удовольствием думал о предстоящем обратном пути и радовался, что дорога размыта. Это давало повод отсутствовать полдня и не спеша прокатиться по гряде Моррисона — живописнейшей на юго-западе местности красных скал, где каменные ложа рек юрского периода были устланы окаменелыми останками динозавров. Множество дальних каньонов убегали к горе Тох-Атин, и Том невольно задался вопросом, обследовали ли их палеонтологи. Скорее всего нет. Как-нибудь надо свернуть в один из них.

Он покачал головой и улыбнулся своим мыслям. Пустыня — хорошее средство прочищать мозги, а ему явно было что чистить. Сумасшедшая история с отцом стала самым большим потрясением в его жизни.

— Сколько мы вам должны? — нарушила его грезы навахская матрона.

Том покосился на обитую толем хижину, утонувшую в перекати-поле сломанную машину, жующих в загоне худющих овец и ответил:

— Пять долларов.

Женщина выудила из вельветовой блузы засаленные банкноты и отсчитала пять долларов.

Том коснулся полей шляпы и уже собирался подозвать свою лошадь, когда заметил на горизонте облачко пыли. Оно не укрылось и от женшин-навахо. С севера, с той стороны, откуда приехал Том, к ним быстро приближался всадник, и черная точка становилась все больше в золотистой чаше пустыни. Том подумал, уж не Шейн ли это, его партнер по ветеринарному делу. И встревожился. Если Шейн собрался за ним, значит, произошло нечто из ряда вон выходящее. Но когда фигура материализовалась, оказалось, что это вовсе не Шейн, а женщина. И скакала она на его коне Ноке.

Женщина въехала в поселок. Она была покрыта дорожной пылью, взмыленная лошадь тяжело дышала. Они остановились, и женщина спрыгнула на землю. Оказывается, она скакала все восемь миль по голой пустыне не только без седла, но даже без уздечки. Совершенное безрассудство! И почему она взяла его лучшую лошадь, а не какую-нибудь клячу Шейна? Тому захотелось убить своего партнера.

Женщина направилась прямо к нему.

— Я Сэлли Колорадо, — объявила она. — Искала вас в лечебнице, но ваш партнер сказал, что вы поехали сюда. Поэтому я здесь. — Она тряхнула медового цвета волосами и протянула руку. Том потерял бдительность, растерялся и невольно ее пожал. Пряди волос рассыпались по плечам женщины и упали на некогда белую, но теперь покрытую пылью блузку, которая была собрана на тонкой талии и заправлена в джинсы. Вокруг нее распространялся легкий запах мяты. Сэлли улыбнулась, и эффект был настолько сильным, что ее зеленые глаза словно изменили цвет и стали голубыми. Она носила бирюзовые серьги, но цвет глаз был даже насыщеннее цвета камня.

Прошло несколько секунд, Том сообразил, что все еще держит ее за руку, и разжал пальцы.

— Я должна была непременно вас найти, — проговорила Сэлли. — И не могла ждать.

— Что-нибудь неотложное?

— Но не по ветеринарной части.

— Тогда в чем дело?

— Расскажу на обратном пути.

— Черт возьми! — взорвался Том. — Ни за что не поверю, что Шейн позволил вам взять мою лучшую лошадь и скакать на ней вот так, без седла и уздечки! Вы могли убиться!

— Шейн мне ее не давал, — улыбнулась женщина.

— В таком случае каким образом вы ее получили?

— Украла.

Том на мгновение пришел в ужас, а затем рассмеялся.

Солнце уже закатилось, когда они вместе выехали обратно в Блафф. Какое-то время оба скакали молча, наконец Том произнес:

— Ну хорошо, давайте послушаем, что такого неотложного произошло, что заставило вас украсть лошадь и рисковать своей шеей?

— М-м-м… — неуверенно протянула она.

— Я весь обратился в слух, мисс… Колорадо. Если это, конечно, ваше настоящее имя.

— Понимаю, имя необычное. Мой прадедушка играл в водевилях. Он был дипломированным врачом, у него была большая практика, и он объезжал больных в индейском наряде, а Колорадо взял себе в качестве сценического псевдонима. Но это все-таки лучше, чем наша прежняя фамилия — Смиты. Вы можете звать меня Сэлли.

— Договорились, Сэлли. А теперь расскажите вашу историю. — Том внезапно понял, что с удовольствием смотрит, как она сидит на лошади. Эта девушка словно родилась наездницей. Должно быть, было потрачено немало денег, пока она усвоила вот такую прямую, непринужденную, красивую посадку.

— Я — антрополог, — начала Сэлли. — Точнее, этнофармаколог. Изучала обычную медицину у профессора Джулиана Клайва в Йельском университете. У того самого, который несколько лет назад разгадал иероглифы майя. Отличная работа. Все газеты об этом кричали.

— Еще бы!

У нее был приятный, четко очерченный профиль, маленький носик и смешная манера выпячивать нижнюю губу. Когда она улыбалась, на щеке появлялась ямочка, но только у одного уголка рта. Темно-золотистые волосы падали на изящные плечи крутой волной и струились на спину. Сэлли была потрясающе привлекательной женщиной.

— У профессора Клайва было самое большое собрание записей на древнем языке майя: те, что были сделаны на камнях, в древних рукописях, на горшках и табличках. Его библиотеку посещали ученые со всего мира.

Том представил трясущегося от старости ученого, который шаркал ногами среди гор пыльных манускриптов.

— Самые большие дошедшие до нас тексты на языке майя содержались в так называемых кодексах — подлинных индейских книгах, которые вырезались на сделанных из коры страничках. Большинство сожгли испанцы, потому что считали их книгами дьявола. Но до сих пор то там, то сям находят экземпляры, хотя ни одного полного. В прошлом году профессор Клайв нашел вот это в картотеке своего умершего коллеги.