Империя: чем современный мир обязан Британии - Фергюсон Ниал - Страница 8

Карьера сэра Генри Моргана прекрасно иллюстрирует эволюцию империи. Это был переход от пиратства к политической власти, которой было суждено навсегда изменить мир. Эта эволюция стала возможной благодаря некоторым радикальным переменам в самой Англии.

Сахарная лихорадка

Даниэль Дефо, сын лондонского купца и автор бестселлеров “Робинзон Крузо” и “Молль Флендерс”, был тонким наблюдателем. На его глазах, в начале XVIII века, в Англии зарождалось массовое потребительское общество. Дефо писал в трактате “Образцовый английский купец” (1725):

Можно предположить, что возвышение Британской империи было в меньшей степени обусловлено протестантской трудовой этикой и английским индивидуализмом, чем пристрастием к сладкому. В течение жизни Дефо объем ежегодного импорта сахара удвоился. Спрос на него во многом обусловил потребительский бум. Со временем товары, прежде предназначавшиеся для богатой элиты, перестали быть редкими. Сахар был главной статьей британского импорта с 50-х годов XVIII века (тогда он обошел ввозной лен) до 20-х годов XIX века, когда ему пришлось уступить первенство хлопку-сырцу. К концу XVIII века в Англии средний размер потребления сахара на душу населения десятикратно превышал французский показатель (двадцать фунтов против двух). Интерес англичан к импортным товарам был гораздо сильнее, чем у других европейцев.

Английский потребитель очень любил смешать сахар с принимаемым перорально и вызывающим сильное привыкание наркотиком — кофеином — и сопроводить эту процедуру вдыханием другого вещества, вызывающего сильную зависимость, — никотином. Во времена Дефо чай, кофе, табак и сахар еще были в диковинку. И все эти товары нужно было ввозить из-за границы.

Первая письменная просьба англичанина о чашке чая содержится в письме, датированном 27 июня 1615 года: в нем г-н Р. Викхэм, агент Ост-Индской компании на японском острове Хирадо, просит своего коллегу, г-на Итона из Макао, прислать ему наилучший чай. Однако лишь осенью 1658 года в Англии появилась реклама будущего национального напитка. Она была опубликована в финансируемом из казны еженедельнике “Меркуриус политикус”, в неделю, заканчивающуюся 30 сентября, и звучала так: “Превосходный и одобренный всеми врачами китайский напиток, именуемый чаем… продается в 'Голове султанши', второй кофейне у Свитинга, рядом с биржей, в Лондоне”. Примерно в то же время Томас Гарравей, владелец кофейни, издал листовку “Точное описание выращивания, качеств и достоинств растения чай”. Автор заверял, что чай избавит от головной боли, сонливости, дурных снов, камней и песка в почках, запоров, излечит водянку, цингу, укрепит память и так далее. Гарравей сообщал, что “чай, принимаемый с самотечным медом вместо сахара, очищает почки и мочеточник, а с молоком и водой — предотвращает чахотку. Если у вас тучное тело, чай обеспечит вам хороший аппетит, а если вы объелись, чай вызовет мягкую рвоту”. Чай пила Екатерина Брагансская, португальская супруга Карла II (мы не знаем, по какой причине). Стихотворение Эдмунда Уоллера, сочиненное по случаю дня ее рождения, восхваляло чай — “друга Муз, который шлет нам чудодейственную помощь, гонит туман из головы и хранит спокойствие дворца души”. Двадцать пятого сентября 1660 года Сэмюэль Пипе выпил свою первую “чашку чая (китайского напитка)”.

Однако массовый потребительский рынок чая возник лишь в начале XVIII века, когда импорт чая в Англию достиг достаточного объема и цена его снизилась. В 1703 году судно “Кент” доставило в Лондон шестьдесят пять тысяч фунтов чая, что почти равнялось прежнему годовому импорту. Но настоящая революция произошла тогда, когда количество чая, предназначенного для домашнего потребления, возросло примерно с восьмисот тысяч (начало 40-х годов XVIII века) до двух с половиной миллионов фунтов (1746-1750). К 1756 году привычка пить чай распространилась настолько, что Иона Ханвей в своем сочинении “О чае” осудил ее (“Даже горничные губят свою молодость, распивая чай”). Сэмюэль Джонсон (“закоренелый, бесстыдный любитель чая”, как он себя охарактеризовал) опубликовал статью, в которой отстаивал противоположную точку зрения.

Еще больше споров вызвал табак, привезенный в Англию Уолтером Рэли и бывший одним из немногих плодов его неудачной попытки основать колонию Роанок. Как и в случае чая, поставщики табака рекламировали его целебные свойства. В 1587 году Томас Хериот, слуга Рэли, сообщал, что курение этой высушенной “травы” “удаляет лишнюю флегму и другие гуморы, открывает поры и протоки тела… Применение табака не только предохраняет его от закупорок, но и… в короткое время устраняет их, благодаря чему тело остается весьма здоровым и нечасто поддается злосчастным болезням, от которых мы в Англии нередко страдаем”. Одно из объявлений расхваливало способность табака “сохранить здоровье, преодолеть боль, усладить чувства и оказать помощь работающему мозгу”. Но убедить в этом торговцам удавалось не всех. Для короля Якова I (человека, во многих отношениях опередившего свое время) горящий табак был “отвратителен для глаз, омерзителен для носа, вреден для мозга и опасен для легких”. Масштабное культивирование табака в Виргинии и Мэриленде привело к падению его цены (между четырьмя и тридцатью шестью пенсами за фунт в 20-х — 30-х годах XVII века до примерно пенни за фунт в 60-х годах того же столетия, и так далее) и массовому потреблению. Если в 20-х годах табак употребляли только благородные люди, то в 90-х курение стало “обычаем, модой, всеобщим поветрием — у каждого пахаря была трубка”. В 1624 году Яков I отбросил сомнения и установил королевскую табачную монополию. Доход явно стоил “омерзительного” дыма, хотя монополия оказалась столь же бессильной, как и огульный запрет.

Новые импортные товары изменили не только экономику, но и образ жизни. Дефо в “Образцовом английском купце” упомянул модные новинки: “чайный столик у леди, кофейня у мужчин”. Людей в новых наркотиках привлекало сильнее всего то, что действовали они отлично от традиционного европейского наркотика — алкоголя. Алкоголь — это, по сути, успокаивающее средство. Глюкоза же, кофеин и никотин были для людей XVIII века эквивалентом современного амфетамина. Чай, кофе и табак обеспечили английскому обществу мощный “приход”. Можно сказать, что строительство империи подстегивал глюкозный, кофеиновый и никотиновый кайф.

В то же самое время Англия (особенно Лондон) стала центром распространения этих новых стимуляторов по всей Европе. К 70-м годам XVIII века около 85% объема импортированного в Британию табака и почти 94% кофе фактически реэкспортировалось, главным образом в Северную Европу. Отчасти это происходило из-за разности налогов: высокие ввозные пошлины ограничивали внутреннее потребление кофе, способствуя расцвету чайной торговли. Как и другие национальные особенности, предпочтение англичанами чая, а не кофе обусловлено налоговой политикой.

Перепродавая на континентальных рынках часть своего импорта из Вест- и Ост-Индии, британцы получали достаточно денег, чтобы удовлетворить устойчивый спрос в другой сфере. Важным компонентом нового консюмеризма стала “портновская революция”. В 1595 году Питер Стаббс отметил, что “ни один народ в мире не проявляет столько интереса к модным новинкам, как англичане”. Он имел в виду растущий потребительский спрос на новые виды ткани, который it началу XVII века привел к исчезновению целой отрасли законодательства — законов о расходах, определявших согласно положению в обществе, какую одежду англичанам и англичанкам следовало носить. Тот же Дефо в памфлете “У семи нянек дитя без глазу” писал, что