Кей Дач. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 129

Там его и сожгли. Вмиг, без лишней жестокости. Был человек, стала высушенная изнутри оболочка.

Несколько человек схватились за оружие, но вовремя почувствовали, что абори готовы повторить фокус и с ними.

А потом два десятка абори направились к людям — и протянули оранжевые жемчужины. Нет, не в качестве компенсации. Они предлагали обмен. Напоминали, какон должен проходить.

И рядом с мумией семнадцатилетнего парня, имевшего несчастье быть сыном Рассела, люди молча отстегивали фляги и отдавали их абори…

…Я смотрел на последние капли воды, срывающиеся с горлышка. Потом бросил флягу и ударил каблуком. Пластик смялся, но выдержал. Я топтал флягу, пока не отбил пятки.

Пластик оказался прочнее, чем я.

Уже совсем стемнело, багровое солнце скрылось за горизонтом, проступили звезды. Я подошел к посту — круглому, вросшему в бетон куполу, утыканному маленькими башенками боевых систем. По уставу купол должно прикрывать силовое поле, все входы-выходы — наглухо задраены, а меня, прущего напрямик по взлетному полю, уже три раза предупредили бы и раз пять сожгли.

Хорошо, что мы живем не по уставу. Хорошо, что у нас такая мирная и спокойная планета.

Ведь даже абори никогда не причинят вреда человеку — кроме как в порядке самообороны. Они не злые. Просто совсем-совсем чужие…

У открытой двери купола, подложив под задницу зачехленный ракетник «Сальери», похожий размерами и формой на школьный ранец, сидел Денис Огарин. У меня даже настроение улучшилось — чуть-чуть. Денис помахал мне рукой, потом демонстративно уставился на флягу. Точнее — на то место, где она должна была висеть.

— Тебя можно поздравить, парень?

Денис всего на пять лет старше меня. А в свои двадцать я с удивлением понял, что обращение «молодой человек» или «парень» — уже не совсем ко мне. Но Денису позволительно называть меня парнем, юношей, мальчиком, дитем — кем угодно. Десять лет назад он вышел из стен кадетского корпуса на Терре. И с тех пор в космопехоте. Уже старший лейтенант. Повидал почти всю Империю, да и за пределами бывал.

— Надо мной можно смеяться, — хмуро сказал я. Присел рядом — на ранце-ракетомете места не хватило, да и не улыбалось мне сидеть на субатомных зарядах, это только космопехам банк спермы оплачивает государство. В двух словах рассказал о произошедшем.

— Смеяться не буду, — сказал Денис. Порылся в кармане, достал трубку и табачок. — Смеяться стоит над теми, кто еще не безнадежен. Чтобы поняли. А ты — безнадежен.

Я молчал.

— Лешка, я тебе рассказывал о законах удачи?

— Рассказывал. Сто раз.

— Так вот, мой юный друг. — Денис методично утрамбовывал табак, даже не глядя на меня и не обратив никакого внимания на ответ. — Главный из этих законов — ты должен быть готов к удаче. В любой момент. Если даже сидишь на стульчаке, то это не отменяет необходимости вскочить и со спущенными штанами побежать за ней вслед.

— Денис…

— Что? Ты не выглядишь таким уж изможденным. Ты ушел из поселка вчера утром. Без воды можно спокойно просуществовать трое суток. Какого дьявола ты раскупорил обменную флягу?

— Хотелось пить.

— Тогда не жалуйся. Ты утолил жажду, и тебе стало хорошо. Правда, ты упустил свой единственный шанс выбраться из этой дыры. Но всегда приходится чем-то жертвовать.

Он был прав, во всем прав, и на снисхождение рассчитывать не приходилось.

— Не говори никому, — попросил я.

— Хорошо. Только ведь ты сам всем расскажешь. Не выдержишь. Напьешься этим вечером и будешь плакаться приятелям. Добавишь к своим прозвищам еще одно, новенькое.

Я молчал.

— Алексей, я тебя знаю пять лет. — Денис обнял меня за плечи. — И ты знаешь, что характерно? При первом взгляде ты кажешься человеком чрезвычайно способным и удачливым. Даже зависть берет, хорошая такая… добрая. Сильный, умный, талантливый юноша. Самородок с фронтира. Это ведь правда, что в десять лет тебе предложили поступить в художественное училище на Терре? На государственный кошт?

— Да.

— Ты расплакался, отказался улетать, еще пару лет лепил свои статуэтки, потом забросил.

— Это не мое, Денис! Ну какой я художник, какой скульптор? Повезло случайно, победил на этой дурацкой выставке, и что?

— Дурачок. Да пусть это трижды не твое! У тебя был шанс выбраться отсюда. И куда — на Терру! Понимаешь? Пусть бы тебя отчислили через месяц за лень и бесталанность, все равно государство брало на себя ответственность! Отправлять тебя обратно стало бы дороже, чем воспитать до совершеннолетия в метрополии! И не говори, что ты этого не понимал! Даже в детстве!

— Понимал.

— Вот так. Потом — тебе было уже восемнадцать, верно? Когда здесь вербовали в космопехоту? Прошел бы по всем статьям, поверь мне.

— Я хотел!

— Хотел. И сломал руку перед самой медкомиссией.

— Это не моя вина.

Денис попыхтел трубкой, глядя на разгорающиеся огни городка. Самые яркие были в здании клуба. Прав он, сейчас я туда и отправлюсь, напьюсь и всем расскажу о своем позоре…

— Я и не утверждаю. Просто есть те, кто ловит удачу за хвост. А есть те, к кому она приходит — а ее не замечают. Ты из их числа. Уж извини.

— Это просто невезение.

— Да! Да, Алексей! Просто невезение. И оно тебя любит. Ты посмотри на себя… двадцать лет прожил в дыре, на планете, где и пяти тысяч населения не наберется. Занимаешься черт знает чем! Бродишь по лесам в надежде, что кто-то из аборигенов подарит тебе кусочек своих фекалий…

— Жемчуг — не фекалии!

— Допустим. Хоть почечные камни. Какая разница? И уж если начистоту… никакой ценности в нем нет. Украшение, случайно вошедшее в моду. Вот пройдет окончательно спрос на жемчуг — и на вашей планете поставят жирный крест. А знаешь, как это может случиться? Напишет модный репортер статью о том, что оранжевый жемчуг добывают из кишок уродливых туземцев, а цена ему — литр воды. И все! Богатые бабки поскидывают с себя жемчуга. Он ничего не будет стоить.

— Денис…

— Леша, я пять лет здесь торчу. Мы, может, и не друзья уже, но ведь хорошими приятелями остались? — Денис ухмыльнулся. — Позволено ли мне будет сказать тебе правду? Ты ухитряешься из самой выигрышной ситуации выйти с наибольшими потерями.

Я вскочил. Денис пожал плечами.

— Чего ты добиваешься? — спросил я. — А?

— Мне подписали рапорт, — спокойно ответил Денис. — Пора лепить капитанские звездочки на погоны. Послезавтра я улетаю.

— Куда? — тупо спросил я, будто это было важным.

— На переподготовку. За пять лет я отстал серьезно… но попробую наверстать. А потом в регулярные части. — Денис искоса глянул на меня. — Видимо, на границе растет напряженность. Так что… тебе не с кем будет советоваться и некому плакаться в жилетку.

— Не плакался я тебе и не собираюсь! — крикнул я. — Проваливай! Может, кого получше пришлют!

— Да никого не пришлют, Алексей. Гарнизон опять сокращают.

— Меньше дармоедов, — огрызнулся я. — Прощай.

— Пока, Лешка.

Я шел от поста — почти бежал, а свежеиспеченный капитан Денис Огарин сидел на ракетном ранце, на котором сидеть совсем не рекомендуется, и пыхтел трубкой. Ему осталось провести всего два дня на моей планете, и он был этому рад.

А мне, наверное, предстоит тут прожить всю жизнь. Еще лет сто. Вот только чем они будут отличаться от прожитых двадцати?

— Может быть пива, Алексей?

— Нет, дядя Гриша. Коньяка.

Трактирщик Григорий и впрямь приходился мне дядей. Правда, троюродным. У нас слишком маленькая колония, почти все друг другу родственники — дальние. Поэтому на родство обращают мало внимания, разве что на прямое, мать — сын, брат — сестра…

Но Григорий Кононов, бывший солдат Империи, списанный по ранению, бывший городничий, ушедший с поста по собственной воле, бывший миллионщик, разбогатевший на «Звезде полуночи», но просадивший почти все состояние за полгода, был мне достаточно близок. Одно время он немного помогал нам — когда отец уже погиб, а мама еще боролась за жизнь. Я не то чтобы его любил, уж слишком часто дядя говорил колкости, но относился с большой симпатией, и это было взаимно.