Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету - Голсуорси Джон - Страница 19

– Мне, видите ли, просто не нравится, когда люди напускают на себя превосходство, в которое я не верю.

– Разве мы одни это делаем? А французы?

– Мисс Черрел, если бы я был орангутангом, мне было бы решительно наплевать, считает ли себя шимпанзе выше меня.

– Понимаю. Родство в данном случае слишком отдалённое. Но, простите, профессор, что вы скажете о самих американцах? Разве вы не избранный народ? Разве вы сами частенько не заявляете об этом? Поменялись бы вы участью с любым другим народом?

– Разумеется, нет.

– Что же это, как не то самое напускное превосходство, в которое мы не верим?

Халлорсен засмеялся.

– Вы меня поймали. Но вопрос всё-таки ещё не исчерпан. В каждом человеке сидит сноб, – согласен. Но мы – народ молодой, у нас нет ни вашей древности, ни ваших традиций. В отличие от вас мы ещё не свыклись с мыслью о своей предызбранности. Для этого мы слишком многочисленны, разношерстны и заняты. Кроме долларов и ванных, у нас есть много такого, чему вы могли бы позавидовать.

– Чему же мы должны завидовать? Буду признательна, если вы мне объясните.

– Пожалуйста, мисс Черрел. Мы знаем, что не лишены достоинств, энергии, веры в себя, что у нас большие возможности, которым вам следовало бы завидовать. Но вы этого не делаете, и нам трудно примириться с таким безнадёжно устарелым высокомерием. Вы – как шестидесятилетний старик, который смотрит сверху вниз на тридцатилетнего мужчину. А уж это, извините меня, самое идиотское заблуждение, какое бывает на свете.

Подавленная, Динни молча смотрела на него.

– Вы, англичане, – продолжал Халлорсен, – раздражаете нас тем, что утратили всякую пытливость, а если она у вас ещё осталась, вы с поразительным снобизмом умеете это скрывать. Знаю, в нас тоже масса такого, что раздражает вас. Но мы раздражаем лишь вашу эпидерму, вы же – наши нервные центры. Вот приблизительно всё, что следовало сказать, мисс Черрел.

– Я поняла вас, – отозвалась Динни. – Всё это ужасно интересно и, смею утверждать, бесспорно. Моя тётка встаёт из-за стола. Поэтому мне придётся удалиться вместе с моей эпидермой и дать отдых вашим нервным центрам.

Девушка поднялась и через плечо с улыбкой глянула на американца.

У дверей стоял молодой Тесбери. Ему она тоже улыбнулась и шепнула:

– Побеседуйте с моим любезным врагом, – он стоит того.

В гостиной Динни подошла к Тигрице, но разговор у них долго не клеился, потому что обе испытывали взаимное восхищение и ни одна не желала дать ему выход. Джин Тесбери был двадцать один год, но она показалась Динни старше её самой. Её суждения о жизни и людях отличались чёткостью и категоричностью, пожалуй, даже глубиной. Какого бы вопроса ни коснулась беседа, у Джин по каждому было своё мнение. Она будет замечательным другом в трудную минуту, думала Динни. В самом отчаянном положении она не изменит своим, хотя всегда будет стремиться ими командовать. Но помимо деловитой твёрдости, в Джин есть, – Динни это чувствовала, – необычное, по-кошачьи вкрадчивое обаяние. Стоит ей этого пожелать, перед нею не устоит ни один мужчина. Хьюберта она покорит мгновенно! Придя к такому выводу, его сестра усомнилась, действительно ли ей, Динни, этого хочется. Перед ней именно такая девушка, какую она подыскивает для брата. Она быстро поможем ему отвлечься. Но достаточно ли силён и жизнеспособен Хьюберт для той, кто его отвлечёт? Предположим, он влюбится в неё, а она его отвергнет? Или наоборот – он влюбится, а она полностью завладеет им? И потом – деньги! На что им жить, если Хьюберт уйдёт в отставку и лишится жалованья? У него всего триста фунтов в год, у неё, очевидно, – вовсе ничего. Сложный переплёт! Если Хьюберт снова с головой уйдёт в службу, его незачем отвлекать. Если будет принуждён подать в отставку, отвлечься ему необходимо, но он не сможет себе это позволить. И всё-таки Джин именно та девушка, которая любым путём обеспечит карьеру человека, чьей женой станет.

А пока что собеседницы разговаривали об итальянской живописи.

– Кстати, – неожиданно заметила Джин, – лорд Саксенден говорит, что вам от него что-то нужно.

– Да?

– Что именно? Я могла бы заставить его согласиться.

– Как? – улыбнулась Динни.

Джин приподняла ресницы и посмотрела на Динни:

– Это нетрудно. Что вы от него хотите?

– Я хочу, чтобы брат вернулся в часть или – ещё лучше – получил другое назначение. Его репутация опорочена в связи с боливийской экспедицией профессора Халлорсена.

– Этого верзилы? Поэтому вы и пригласили его сюда?

Динни показалось, что с неё срывают последние одежды.

– Если говорить откровенно, – да.

– Очень интересный мужчина.

– То же самое находит и ваш брат.

– Ален самый великодушный человек на свете. Он без ума от вас.

– Это он мне сказал.

– Он искренен, как ребёнок. Так, серьёзно, нажать мне на лорда Саксендена?

– Зачем вам-то беспокоиться?

– Не люблю сидеть сложа руки. Предоставьте мне свободу действий, и я поднесу вам назначение на тарелочке.

– Мне достоверно известно, что лорд Саксенден не из покладистых, сказала Динни.

Джин потянулась.

– Ваш брат Хьюберт похож на вас?

– Ни капли. Волосы у него тёмные, глаза карие.

– Вы знаете, когда-то наши семьи были в родстве – кто-то на ком-то женился. Вы интересуетесь селекцией животных? Я вывожу эрдельтерьеров и не верю в передачу наследственности исключительно по мужской или по женской линии. Доминирующие признаки могут передаваться потомству как по той, так и по другой и в любом колене родословной.

– Возможно. Однако мой отец и брат оба чрезвычайно похожи на самый ранний портрет нашего предка по мужской линии, если не считать того, что они не покрыты пожелтевшим от времени лаком.

– А вот у нас в семье была одна урождённая Фицхерберт, которая вышла за Тесбери в тысяча пятьсот сорок седьмом году. Если откинуть в сторону брыжи, она – моя точная копия, даже руки у неё мои.

Джин вытянула вперёд две длинные смуглые ладони, слегка хрустнув при этом пальцами.

– Наследственность проявляется порой через много поколений, которые, по видимости, были свободны от неё, – продолжала она. – Все это страшно интересно. Мне хочется взглянуть на вашего брата, который выглядит совсем не так, как вы.

Динни улыбнулась:

– Я попрошу его приехать за мной из Кондафорда. Может быть, вы даже не сочтёте его достойным внимания.

Дверь отворилась, и мужчины вошли в гостиную.

– У них такой вид, – шепнула Динни, – словно они задают себе вопрос: "Угодно ли мне посидеть с дамами, и если да, то почему?" Все мужчины после обеда становятся ужасно смешными.

Голос сэра Лоренса прервал наступившее молчание:

– Саксенден, не хотите ли вы с Бентуортом сыграть в бридж?

При этих словах тётя Уилмет и леди Хенриет автоматически поднялись с дивана, где вполголоса расходились во мнениях, и проследовали туда, где им предстояло заниматься тем же самым весь остаток вечера. Помещик и Саксенден двинулись за ними.

Джин Тесбери скорчила гримаску:

– Вы не находите, что любители бриджа как бы обрастают плесенью?

– Ещё один стол? – спросил сэр Лоренс. – Эдриен? Нет? Вы, профессор?

– Пожалуй, нет, сэр Лоренс.

– Флёр, значит, вы со мной против Эм и Чарлза. Всё решено. Идём.

– На дяде Лоренсе плесени не видно, – тихо отпарировала Динни. – А, профессор! Вы знакомы с мисс Тесбери?

Халлорсен поклонился.

– Изумительный вечер! – воскликнул молодой Тесбери, подходя к Динни с другой стороны. – Не прогуляться ли нам?

– Майкл, мы идём гулять, – объявила, поднимаясь, Динни.

Вечер был в самом деле изумительный. Листва вязов и каменных дубов застыла в неподвижном тёмном воздухе. Звезды сверкали, как бриллианты, роса ещё не выпала. Только нагнувшись к цветам, можно было их различить. Каждый звук – и уханье совы, доносившееся с реки, и мимолётное гуденье майского жука – казался отчётливым и одиноким. Освещённый дом смутно вырисовывался в тёплом воздухе сквозь подстриженные кипарисы.