Мир Ашшура. Дилогия - Мазин Александр Владимирович - Страница 8

– Тарто,– окликнула сзади Нифру,– здесь неподалеку – вода. Остановимся?

Старшина глянул на солнце.

– Да, можно бы,– сказал он.

Шагов через тридцать в лесной стене обнаружился просвет. Тропа.

Старшина потянул вожжи, лошади остановились. Фаргал едва не свалился под копыта, но устоял, даже ухитрился поймать все три шарика.

– Ап! – звонко крикнул он, соскакивая наземь.

– Налус! – позвал старшина.– Пойдем, сынок, глянем, как тут фургоны пройдут.

Фургоны прошли. Обнаружилось даже отличное место для ночлега: под огромным кедром, раскинувшимся кроной на добрых тридцать шагов. До ручья, правда, оказалось неблизко, но это уж пустяки.

Тарто беспокоила широкая тропа, отходящая от дороги. Он даже послал Кадола верхами проверить, куда она ведет. Юноша проскакал больше мили, ничего не обнаружил – и вернулся назад. Тропа и тропа. Может, хутор стоит, может, еще от чего осталась. Тарто выкинул беспокойство из головы. Запах жарящегося мяса плыл над поляной. Со вчерашнего дня осталась почти треть подстреленного Кадолом кабанчика. Сунулся дурачок сдуру на дорогу, прямо под выстрел. Жирное мясо, мучная болтушка с овощами и кореньями, мед – детишкам, а кто постарше – по кружке сладкого яблочного вина.

– Кто хорошо ест, тот хорошо работает,– изрек старшина и поймал за ногу дочку Мили, вознамерившуюся свалиться с борта фургона.

– Тогда самый лучший работник – хряк,– заметила Нифру, пробуя болтушку.– Готово. Собирай едоков.

После обеда – час отдыха. И – тренировка. Последнее не касалось только Мили: Нифру сказала, от нагрузок может молоко пропасть. Нельзя так нельзя. И Тарто усадил дочь чинить рваные Фаргаловы штаны.

Стоять в лесу – это совсем не то, что ехать по дороге. Дикий, старый, с высоченными соснами и широкими ветвистыми эгеринскими кедрами, лес зачаровывал Фаргала. Здесь можно было повстречать черного злого медведя и даже тигра. А уж оленей и кабанов столько, что сами в руки идут.

Выполнив под присмотром бдительного Мимошки дневной урок, мальчик был предоставлен самому себе. То есть мог делать что вздумается.

Была середина прохладного сезона, и под темными живыми сводами стояла тишина. Благодатное время, когда нет даже вездесущих москитов. Фаргал глядел в сумрак между прямыми стволами, и ему хотелось уйти туда, подальше от людей, от резкого голоса Мили, выговаривающей за что-то Бубенцу, от хныканья малышки, которой мать не давала заползти в костер, от бормотания недовольного Бубенца… Там, в чаще, жил покой.

Похрустывая сухими веточками, сзади подошла лошадь, фыркнула в макушку.

Вроде бы Фаргал сделал всего несколько шагов, а костер цирковых остался почему-то далеко-далеко позади. Опавшая хвоя покалывала пятки. Фаргал подобрал кедровую шишку, наполовину вылущенную, раскусил несколько орехов. Просто так. Лиса, днем рыжая, как пламя, а сейчас серая, словно тень, замерла с поднятой лапой, заметив маленького человека. Но человечек не видел ее.

Фаргал шел, трогая по дороге липкие стволы, словно здороваясь с ними. Он мог бы жить здесь. Вот ягодник… Фаргал не удержался, собрал и съел несколько кисло-сладких горстей.

«Я заблужусь,– подумал он, и сердце сладко замерло.– Я потеряюсь и никогда не увижу Тарто, Нифру… Найду себе дупло и буду в нем жить, как белка».

Старый, старый лес, полный страха и опасностей. Не только от хищных зверей, вышедших на охоту…

Огромный пятнистый змей соскользнул с дерева и с невероятной для лишенного ног существа быстротой помчался по земле. Сухая хвоя шипела под его чешуйчатым брюхом. Рыжая лиса метнулась в сторону и забилась в мешанину корней вывороченного кедра. Сердечко ее часто-часто колотилось. Змей перемахнул через толстый ствол, как перехлестывает вода через плотину в дождливый месяц. В иное время он обогнул бы упавший кедр, но сейчас змей спешил…

Фаргал пошел быстрее… просто ему захотелось пойти быстрее. Он шел напрямик: напрямик – интереснее, чем по звериным тропкам.

Заросли папоротника, серый мох на бугристых стволах, белые чистые шляпки грибов.

Над головой вдруг заухало, заскрипело. Мальчик задрал голову, но ничего не смог разглядеть. Тогда он подобрал шишку и запустил наугад.

Захлопали крылья, между ветвями мелькнула тень и потерялась наверху.

Фаргал подобрал сухую палку, очистил от сучков и отломил тонкий конец.

«Привяжу нож – будет копье»,– подумал он, но возиться не стал, двинулся дальше, сшибая палкой зеленую поросль под ногами.

Никто не учил Фаргала, как следует вести себя в лесу, чтобы его не обидеть.

Змей полз, оставляя позади вдавленную полосу. По человеческим меркам он был очень стар, но по своим собственным – только вошел в возраст силы. Никто не осмелился бы преградить ему путь: ни тигр, ни храбрый до глупости серый медведь. Разве что человек, еще более глупый, прельстившийся изумрудным отливом чешуи. И человек был особенно приятной добычей.

– Бубенец, где Фаргал? – спросила Нифру.

Внук пожал плечами:

– Понятия не имею, только что был здесь. Мимошка, ты мелкого не видал?

Мимошка, не поднимая головы (он вырезал волчью морду на булаве для жонглирования), буркнул:

– Болтается где-то. Придет, куда денется.

У Нифру было другое мнение.

Вернувшись к фургону, фетсианка отыскала заштопанные Мили штаны Фаргала. Ей нужна была какая-нибудь вещь мальчика, чтобы сработало заклинание поиска.

Проделав все, что требовалось, Нифру кликнула Кадола.

– Пойдешь со мной,– сказала она.

– Что случилось, жена? – спросил Тарто.

– Малыш куда-то запропал, надо поискать.

– Ага, ладно.– Старшина не сомневался, что Нифру способна отыскать Фаргала даже в полной темноте.

Двадцать восемь всадников в черных ночных плащах двигались на запад по лесной тропе. Все, что осталось от отряда в шестьдесят (число удачи) человек, переправившихся через Сарсог одиннадцать дней назад. Ехали молча, тихо: копыта лошадей обернуты шкурами – предосторожность, которая никогда не бывает лишней, если ты на чужой земле. Первым, как обычно, Малдуат. Горец из клана Долины Длинных Теней. Он же – предводитель, хотя на пять лет моложе самого молодого из разведчиков. За пазухой Малдуата в кожаном, туго завязанном мешочке – карта. Ради нее погибли четыре десятка и еще один. И только Ашшуру известно, скольким еще не суждено коснуться родного берега, потому что карта пока не закончена. Но не позже чем через неделю на тонком пергаменте будет вся линия обороны северного Эгерина. Малдуат доставит ее в Самери, даже если останется совсем один.

Упавшее дерево перегородило тропу. Конь горца фыркнул и попятился. Малдуат наклонился к его уху, пошептал ласково. Конь коротко заржал и перемахнул через препятствие. Лошадь, шедшая второй, даже не приостановилась, прыгнула с ходу, вслед за вожаком.

Смеркалось. Но молодой предводитель знал, что придется одолеть еще несколько миль, пусть даже в темноте. Он намеревался достичь тракта, проехать по нему приличный кусок и только тогда укрыться на противоположной стороне большой дороги. Так Малдуат собьет со следа возможную погоню, а если кто и попадется навстречу самерийцам – рассказать об этом он уже не сможет.

Малдуат чувствовал себя уверенно, хотя это было первое дело, порученное ему на Императорской службе. Воин клана Долины Длинных Теней выполнит его с блеском. Его и все, что потребуется. Старейшины похвалят Малдуата, когда он вернется домой.

Фаргал остановился у большого камня. Он вдруг почувствовал, что дальше идти не хочется. Почти совсем стемнело, и шагах в двадцати уже ничего не разглядеть. Теперь мальчик точно знал, что обратной дороги не найдет, но это его не пугало. Фаргал взобрался на камень, на плоскую верхушку его, поднимавшуюся локтей на пять над землей, улегся на сухой мягкий мох, с удовольствием вытянул ноги и стал слушать таинственные лесные звуки. Они его не пугали, наоборот, мальчику было ужасно интересно. Провести ночь одному, в лесу,– разве не здорово?

Он достал нож. Развязал ремешок, которым зашнуровывалась куртка, и крепко привязал нож к палке. Теперь у него есть оружие. Пусть только какой-нибудь хищник попробует на него напасть!