Мир Ашшура. Дилогия - Мазин Александр Владимирович - Страница 19

– К югу от Фетиса – желтая степь,– сказала Нифру.

Они вдвоем сидели в заросшей виноградом беседке. Вокруг негромко бормотал сад. Масляная лампа висела над головами, и белые ночные мотыльки роились вокруг и стучали крылышками в стекло.

– Желтая степь принадлежит кансу€, наездникам на верблюдах. Вот здесь проходит граница.– Женщина легкими движениями кисти обозначила, где именно начинается степь.– На моей родине кансу называют Бичом бедствий. Когда степняки прорываются на наши земли, кровь и огонь сопутствуют им.

Нифру замолчала. Фаргал ждал. Колени их соприкасались под бумажной картой, и от этого у Фаргала внутри поднималась жаркая волна. Он боялся, что Нифру угадает его мысли, но фетсианка думала о своем.

Она вспоминала нарисованную ее учителем картину.

На ней, далеко выбрасывая голенастые ноги, бежали огромные верблюды, густо летели стрелы и сильно растягивали луки закутанные в ткань всадники-кансу. Безликие и оттого еще более страшные. А на песке, возле канала, лежала совсем молоденькая девчушка. И древко стрелы с тремя желтыми перьями сидело у нее под левой грудью. Крови не было, и казалось, что отшлифованное дерево вырастает прямо из тела. Девушка умерла. А ее убийцы продолжали скакать, такие маленькие на своих огромных верблюдах, и метали стрелы, простые и огненные. И рыжее пламя прыгало по домикам с соломенной крышей, по аккуратно подстриженным деревьям, лодкам из тростника…

– Век за веком они опустошают наши земли,– сказала Нифру.

– А почему вашим фетсам не уйти подальше от границы? – спросил Фаргал.– Вот на севере Эгерина тоже почти никто не живет.

– Фетис – не Эгерин.– Нифру окунула кисть в тушь и принялась набрасывать рисунок дома с крышей, похожей на соломенную шляпу.– Земля к югу от гор Яго давно поделена. Каждый клочок, на котором можно посадить тутовое дерево или вырастить немного риса. Если те, кто живут на юге, оставят свои наделы, они умрут от голода.

– Нарисуй мне кансу,– попросил юноша.– Какое у них оружие?

– Я их не видела.– Фетсианка отложила кисть, и домик остался «недостроенным».– Они до самых глаз заворачиваются в цветной шелк, фиолетовый, желтый, зеленый: каждое племя в свои цвета. Говорят, верблюды их свирепы, как волки, а стрелы летят за двести шагов точно в цель. У них нет ни мечей, ни доспехов, только луки и ножи.

– Почему тогда ваш бог-Император не уничтожит их? – удивился Фаргал.– Почему он сам не придет к ним в степи?

– Вода,– ответила Нифру.– В желтых степях армия Императора умрет от жажды, а места, где расположены колодцы кансу, знают только сами кансу. Городской пес не поймает степного шакала. Они приходят и уходят, как жаркий ветер пустыни, сжигающий все живое. И в пустыню уведут степняки упорного преследователя, чтобы он утонул в зыбучих песках Джехи. Но далеко в пустыню даже кансу не заходят. Хотя там, говорят, драгоценные камни и золото разбросаны прямо на песке.

– Из-за воды? – предположил Фаргал.

– Да. И еще из-за демонов. Демоны Джехи, слышал?

– Так ругаются,– сказал юноша.– Они что, вправду существуют?

– Да, мальчик мой.– Нифру взяла руку Фаргала и провела кончиками пальцев по его ладони. Глаза ее смотрели в пространство, а зрачки пульсировали, то расширяясь, то сужаясь до размера булавочной головки.– Демоны Джехи существуют. Ашшур, а может, не Ашшур, а древние боги сотворили их, чтобы охранять границу страны мертвых. Чтобы ни одна душа не могла вернуться в мир живых. Душами людей и черным песком пустыни кормятся они, а потому облик их невыразимо ужасен. Они малы и огромны одновременно и выдыхают магическое пламя, причиняющее нестерпимую боль.

– Они ненавидят людей? – спросил Фаргал, с силой сжимая руку Нифру.

– Они любят людей, очень любят. Но любовь демона – это жажда. А наслаждение его – твоя мука.

– А люди? – спросил юноша.

Нифру не ответила. Фаргал, решившись, взял ее ладонь и прижал к губам. Он хотел сказать, что любит ее, но слова, которые юноша готовил много ночей, куда-то потерялись. И все равно ему было хорошо сейчас. И Нифру не отнимала у него свою руку.

Где-то в саду затрещала цикада.

– Мне пятьдесят шесть лет, Фаргал,– тихо сказала Нифру.– Вчетверо больше, чем тебе, мой мальчик.

Но он только улыбнулся и покачал головой. Ему было все равно, сколько ей лет.

– Ты самая красивая.

Фетсианка откинула голову назад, коснулась свободной рукой шеи.

– Пройдет еще несколько лет, и моя кожа уже не будет гладкой,– сказала она.– Мы, женщины Фетиса, очень быстро теряем красоту… когда наступает срок.

– У тебя самая великолепная шея в Эгерине!

Нифру улыбнулась. Слова Фаргала польстили ей. У нее на родине красота шеи ценилась более, чем красота ног или груди.

– Мы тоже любим тебя,– проговорила женщина.– Я и Тарто. Я легла бы с тобой, если бы думала, что ты хочешь только этого. Но ведь это не так?

– Нет.– Фаргал нехотя отпустил ее руку.

Ему показалось, что душа его – ночной мотылек, вьющийся вокруг огня.

– Ты вырастешь и будешь любить многих, многих женщин,– ласково проговорила Нифру.

– Нет.

– Да. Мы оба знаем: у тебя особенная судьба. Но очень скоро ты станешь мужчиной и получишь все, что положено мужчине. А я только старая колдунья из Фетиса! – Нифру засмеялась, но смех ее не был веселым.

– Нифру,– прошептал Фаргал.– Нифру…

– Мы были вместе, когда начинали путь,— нараспев произнесла фетсианка.

– Это написал придворный поэт Императора Тауш-Де три века назад.– Нифру сложила карту и отодвинулась от юноши. Ладони у нее повлажнели, и она вытерла их о край туники.– На старофетском, конечно, звучит намного красивей… Не обижайся на меня, Фаргал!

– Я не обижаюсь,– отрывисто бросил юноша, поднялся и вышел из беседки.

А Нифру осталась. И слезы блестели на ее ресницах.

Но Фаргал этого уже не видел.

11

Через восемь дней на небольшом двухмачтовике с громким именем «Покоритель вод» труппа отплыла в Фагор, город-порт, расположенный в устье реки Верталн. А пять месяцев спустя фургоны цирковых были уже далеко на западе, у подножия Ашшурова хребта. Это было последнее путешествие Фаргала с труппой Тарто. Но ни он сам, ни кто-либо из цирковых об этом не знали.

Была середина месяца Долгих Ночей. В эту пору в верховьях Вертална дует холодный западный ветер и по утрам искристый иней серебрит траву. Узкая дорога большей частью вырублена прямо в скале, и порывы ветра треплют верх фургона с такой яростью, что, кажется, вот-вот сорвут его, а людей сбросят в пропасть. Но это только кажется. Фургоны цирковых, сработанные из крепкого дерева, с бортами, обшитыми железом, ветру не по зубам.

Дорога местами настолько узка, что не разъехаться двум повозкам. Предусмотрительные возчики высылают вперед человека, чтобы проверить, свободен ли путь. Зато это самая безопасная дорога в Эгерине. По меньшей мере дважды в день попадаются навстречу воинские разъезды, охраняющие «серебряный» путь, а заодно высматривающие беглых рабов – ведь никакая охрана не может надежно запереть Императорские серебряные рудники. Медленно умирать от изнурительной работы в копях или быстро – от холода и голода в безлюдных горах. Что лучше?