Диптаун. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 74

Почему?

– Не знаю, как ты держишься, – начинает Дибенко, – но…

– Пять секунд, – говорю я.

И охрана начинает стрелять. То ли без команды, то ли я её не заметил…

Огонь и боль.

Всё, что было придумано за годы существования глубины, самое проверенное и самое секретное – все по мою честь…

Я стою в огне, а на лицах вокруг – страх, и даже в сером тумане Человека Без Лица – страх…

Почему я ещё здесь, почему остаюсь в виртуальности, а не снимаю шлем перед серым дисплеем убитой машины?

Тянусь к охранникам – не руками, одним лишь взглядом. Тела мнутся, как тряпичные куклы под каблуком, рассыпаются пеплом, исходят паром, застывают, сворачиваются в точку, растворяются в воздухе. Словно взгляд отражает всю пакость, что сыплется в мою сторону.

Пять секунд, отпущенных мной врагам истекают, и улица пуста. Лишь полыхает мой дом и стоят рядом те, кто поджёг его…

– Лишь в глубине ты – бог, – говорит Человек Без Лица. Он не угрожает, он напоминает…

– Разве? – я подхожу к ним ближе. – Рейд, сейчас компьютеры налоговой полиции узнают, что ты присвоил пару миллионов… Урман! Вся информация «Аль-Кабара» – в свободном доступе! Вилли! «Лабиринт» – мёртв! Уровни стёрты, карты утрачены, монстры разбежались! Дима! Твои отпечатки пальцев – принадлежат серийному убийце!

Даю им пару секунд, чтобы осмыслить, и добавляю:

– Минута… и станет так!

Не знаю, возможно ли это. Я не знаю своих сил. Даже не знаю, откуда они появились.

Но они верят.

– Чего ты хочешь, дайвер? – кричит Урман. Рейд отталкивает его, ревёт:

– Условия!

Может быть, я немножко угадал с налогами?

– Вы прекращаете охоту.

Перед ними – чудо. Но им есть, что терять.

Урман и Гильермо переглядываются, директор «Аль-Кабара» кивает.

– Мы снимаем свои обвинения, Джордан, – говорит Вилли. – Не стоит… привлекать «Интерпол».

Он едва уловимо кивает мне. Значит, пугали?

Ложь. Везде – ложь.

Краем глаза я вижу, как по улице приближаются люди. Простые граждане Диптауна, теперь, когда оцепление повержено, они могут удовлетворить любопытство.

Пускай смотрят.

Джордан берет Дибенко за плечо, слегка встряхивает:

– Вы слышали? Операция прекращена! Всё! Отключайте свои системы!

Значит, здание замораживал Дмитрий? У полиции силёнок не хватило?

Человек Без Лица отмахивается от комиссара. Он смотрит лишь на меня. Ему, единственному, наплевать на мои угрозы. Не потому, что он не верит в них, и не потому, что готов потягаться с американским правосудием, насквозь пронизанным компьютерными технологиями.

Он не готов отказаться от чуда. Как-никак, мы земляки. Обоим высшая идея вывихнула мозги – пусть и в разные стороны. С туманной маски доносится шёпот:

– Ты предаёшь весь мир…

– Я его реабилитирую.

– Ты не хочешь делиться, дайвер. Ты получил свою награду… и предал нас. Ладно. Не забудь забрать Медаль. Будет, чем оправдываться.

Я вспоминаю склад, коробки с софтом, стол, на котором осталась медаль вседозволенности.

Тянусь – сквозь расстояние, которого больше нет. И тяжёлый жетон ложится в мою ладонь.

Секунду я разглядываю его. Белый фон, и радужный шарик. Паутина сети, окружённая невинностью и чистотой.

– Это твоё, – говорю я, и бросаю медаль Человеку Без Лица. Жетон касается чёрной ткани плаща и прилипает. Красиво… – Я этого не заработал. А ты… ты создал глубину. И не повторяй, что не мог это сделать. Смог. Сам. Спасибо. Но не думай, что мы тебе чем-то обязаны. Этот мир будет жить, будет падать и учиться вставать. Он не заставит говорить того, кто хочет молчать. Не заткнёт рот тому, кто хочет говорить. И, может быть, станет лучше…

Я поворачиваюсь, и иду к своему дому.

Дибенко так и не отключил программы, сковавшие здание алмазной коркой. Но я не собираюсь его о чём-то просить. Дёргаю дверь – и вхожу в подъезд, сияющий, словно пещера чудес Алладина.

Вот только за моей спиной иллюминация гаснет, сходит на нет. Я рву чужую программу, отвоёвывая у неё шаг за шагом.

Поднимаюсь. Всего лишь две с половиной сотни ступенек.

За каждой дверью – шорохи и шум. Мой нарисованный мирок оживает, когда я прохожу мимо. Вслед несутся обрывки музыки и невнятный шум разговоров, звон бьющегося стекла и ритмичный стук молотка, шлёпанье босых ног и визг дрели.

Даже не вспомнить сейчас, когда и что я программировал, окружая себя несуществующими соседями. Странный я тип. Как и все люди…

Я знаю, что в силах удалить всю заморозку сразу, одним усилием. Но не делаю этого. Пусть будет путь вверх медленным, шаг за шагом. Сметая со стен фальшивый блеск, пробуждая жизнь в пустых квартирах. Никогда больше я не войду в этот дом.

Хныканье ребёнка и гул неисправного крана, лай собаки и звяканье бокалов. Мне нечего запоминать, и не о чём грустить. Это были мои костыли, но я научился ходить сам.

Последний изгиб лестницы, останавливаюсь на миг перед дверью, сложенной из алмазных зёрен. В каждой песчинке – моё крошечное лицо. Одно из многих лиц, которые я надевал в глубине.

Дышу на дверь – алмазы тускнеют, меркнут, превращаясь в льдинки, стекая каплями воды. Поплачь за меня, глубина. Мне не о чем плакать.

Вхожу – и сразу же вижу, что в квартире ничего не изменилось. Здесь программа Дибенко власти не имела.

Неудачник и Вика стоят у окна, глядя на улицу.

Подхожу – Вика молча берет меня за руку, и мы смотрим на Диптаун втроём.

Улица забита народом. Густая, слитая толпа. Чуть дальше по сторонам замерли машины «Дип-проводника», а люди все подходят и подходят, чтобы замереть, глядя на дом.

И лишь под самым окном люди расступаются. Там круг пустоты, окружающий Человека Без Лица. Он тоже смотрит вверх, словно в силах увидеть нас. Мне даже хочется верить, что он видит.

– Он вовсе не злой, – говорю я Неудачнику. – Он просто нетерпеливый.

– Я никого не обвиняю, – соглашается Неудачник.

– Тогда уходи, – прошу я. – Самое время.

110

Он очень долго смотрит на меня, тот, кто пришёл в глубину в обличии Неудачника. Словно хочет рассмотреть моё настоящее лицо, понять, что я чувствую сейчас.

– Ты обижен? – спрашивает он наконец.

– Нет. Расстроен, но это совсем другое.

– Я боялся, что ты обидишься. Ведь я разбил твою мечту.

– Какую?

– Ты мечтал, что виртуальность изменит мир. Сделает его чище. Даст людям доброту и силу. Терпел то, что возмущало тебя, улыбался тому, что раздражало…

Неудачник протягивает руку, кладёт на наши с Викой сцепленные ладони.

– Ты верил в миг… один-единственный миг, искупающий все грехи и ошибки. Я убил эту веру.

Мне даже смешно слушать его слова. Неужели он и впрямь так считает?

Неужели я так думал?

– Не в глубине дело, Неудачник, – говорю я. – Не в этой глубине.

Он кивает.

– Помнишь зеркальный лабиринт, Леонид?

Конечно помню…

– Глубина дала вам миллионы зеркал, дайвер. Волшебных зеркал. Можно увидеть себя. Можно глянуть на мир – на любой его уголок. Можно нарисовать свой мир – и он оживёт, отразившись в зеркале. Это чудесный подарок. Но зеркала слишком послушны, дайвер. Послушны и лживы. Надетая маска становится лицом. Порок превращается в изысканность, снобизм – в элитарность, злоба – в откровенность. Путешествие в мир зеркал – не простая прогулка. Очень легко заблудиться.

– Я знаю…

– А я и говорю с тобой лишь потому, что ты знаешь. Я тоже хотел бы стать твоим другом, Леонид.

Он грустно улыбается, прежде чем добавить:

– Но это была бы очень странная дружба…

– Чужой и русский – братья навек? – интересуется Вика.

Значит, Неудачник не убедил её. Ни в чём. Для неё он – человек, хитрый хакер, морочащий всем голову…

Мне невесело. Но я говорю:

– Я не спрашиваю, кто ты. Веришь, нет, но мне это – всё равно… Пришелец со звёзд, или из другого измерения, машинный разум… Но ты все равно знаешь больше, чем мы. Скажи, что будет?