Леди-послушница - Вилар Симона - Страница 86

– И все же тут есть и такие, кому смысл ясен, – она повернулась к рыцарю и добавила почти с вызовом: – Смогла же я целый час слушать велеречивые сказания вашего барда. А песни Артура валлийцам тоже нравятся. Поглядите на них.

– Валлийцы вообще музыкальны, – заметил сэр Гай. – И это при том, что они дикий и невоздержанный народ. Я с ними столько лет, но вряд ли могу сказать, что знаю их. Сейчас тут мирно пируют главы нескольких кланов. Но в иное время угонять друг у друга скот, воровать домашних рабов и похищать приглянувшихся женщин для них традиционное развлечение. Валлийцы живут только по своим обычаям, они не признают дисциплины, даже собственным вождям часто не подчиняются. А ведь это лучшие воины в мире, и если бы не присущее им своеволие, норманны в Уэльс не смели бы и ступить. Однако надеюсь, что внутренние дела в Англии все же отвлекут их от этих рубежей. Если конечно… – тут он сделал паузу. – Если принц Юстас не пожелает отвоевать вас.

– Надеюсь, что не пожелает. Он получил известие, что Генрих Плантагенет в Ковентри.

– О? – вскинул свои черные брови Гай. – Плантагенет в Ковентри? Что вам известно об этом?

Он отозвал ее в сторону, где они уселись недалеко от горевшего в чаше на массивной треноге огня. Милдрэд не так уж много могла сообщить Черному Волку, и постепенно их разговор перешел на ее родителей. Сэр Гай живо интересовался, как у них дела, расспрашивал об иных обитателях Гронвуд-Кастла, удивил девушку, когда спросил даже о ее воспитательнице мистрис Клер, и долго смеялся, узнав, какой строгой наставницей та стала для юной леди. Расспрашивал он и про Утреда, но нахмурился, услышав, что славный солдат погиб… Как? Этого Милдрэд не могла поведать, ибо она связана клятвой на Евангелии. Поэтому девушка демонстративно стала оглядываться туда, где Артур веселил валлийцев какой-то залихватской местной песенкой, те приплясывали, все вместе выкрикивая «хей-хо»! Неужели сэру Гаю именно сейчас надо обсуждать все это, когда вокруг такой шум и им приходилось почти кричать, чтобы услышать друг другу. К тому же невесту Черного Волка уже дважды выводили на танец в круг, и теперь Гвенллиан весьма выразительно поглядывала на жениха, увлеченного беседой со слишком красивой гостьей.

Рыцарь тоже заметил это. Но прежде чем уйти, сказал:

– Учти, моя девочка, в этого шалопая Артура тут влюблена почти половина женщин, но этот пострел не всегда знает, кто ему подходит, а о ком не должен и думать. Далекий свет. Гм. Я бы не хотел, чтобы он, пренебрегая столькими валлийскими красотками, вдруг увлекся благородной саксонкой, которая ему не пара. Как и он ей.

Он двинулся прочь, а Милдрэд обиделась, даже показала ему в спину язык. Разве она не должна быть милостива к тому, кто спас ее? Но сэр Гай, прежде чем направиться к Гвенллиан, отдал кое-какие распоряжения, и вскоре Милдрэд была окружена почтенными валлийскими женщинами, которые стали ее расспрашивать о всякой всячине – о ее родне, о Шрусбери, о нынешних ценах на шерсть, потом стали рассказывать о своих детях – и миссис Элдит с усердием переводила их речи. Эти женщины с особым удовольствием рассказывали, что каждая из них, даже и будучи замужем, остается членом собственного клана, поэтому мужья вынуждены считаться с ними. И если кто-то посмеет обидеть жену, то той есть кому пожаловаться, и тут же явится целая свора родичей – отец, братья, кузены, свояки, – и все при оружии. Английские дамы, переходящие в браке в полную собственность мужей, даже и мечтать о такой защите не могут, – гордо заявляли валлийки.

В другое время Милдрэд это было бы интересно, но сейчас, окруженная, как стражей, почтенными матронами, она больше поглядывала туда, где среди раздвинутых столов начались танцы. Раздавались звуки волынок, играла свирель, и бил барабан, под ритм которого скакали пары, слышался топот ног, визг, смех. А она должна сидеть тут, выслушивать их хвастовство да есть принесенные кем-то из слуг ягоды в вине, от которых у нее опять стали липкими пальцы да кружилась голова, словно от хмельного. И обидно видеть Артура, которого обнимала то одна, то другая из растрепанных валлийских девиц. И куда смотрят все их хваленые родичи из кланов, почему не оберегают честь своих сестер и дочерей?

А потом настала некая заминка, музыка смолкла, танцы прекратились, и молодые девушки стали собираться стайками, смеяться. В руках их появились белые полосы ткани, какие особенно развеселили мужчин. Откуда-то прозвучало слово, какое Милдрэд поняла и на валлийском: джига.

– Джига! – воскликнула она и, хмельная и радостная, вырвалась из круга опешивших матрон, побежала туда, где девушки разбирали подвязки для груди.

Вместе с ними внеслась в какой-то сарай, где все они стали раздеваться, не смущаясь наготы, подвязывали груди, помогали одна другой. А потом спешили к кострам, где уже было освобождено место для длинного ряда желавших поплясать.

Подле Милдрэд оказался Артур.

– Будешь плясать со мной?

Она только счастливо рассмеялась в ответ.

Под ритмичные звуки музыки тело само вспомнило движения. Они прыгали и скакали, перебирая ногами и вытянув руки вдоль тела. Сближались и расходились, не отрывая сияющих глаз друг от друга. Волосы Милдрэд взлетали и опускались в ритме танца, глаза горели, стягивающая грудь повязка не причиняла неудобств, даже ноги будто не уставали, так ей было хорошо и радостно. Она видела, что Артур любуется ею, он восхищен, его глаза горят! И знала, как хороша, освещенная огнями, манящая… Ибо она манила, она призывала его своим пристальным взглядом.

Музыка длилась и длилась, кто-то отходил, но самые упорные продолжали плясать. Артур и Милдрэд были из самых выносливых, в них бурлили небывалые силы, и девушке нравилось смотреть на Артура, нравились его растрепавшиеся волосы, счастливое лицо, видневшаяся в вырезе туники грудь с темной порослью. Ей хотелось коснуться ее… Что она и сделала, когда музыка прервалась и усталые танцоры стали расходиться.

Артур и Милдрэд ничего этого не замечали. Милдрэд смотрела на него, ощущая под ладонью бешеный стук его сердца, чувствуя, как бурно вздымается его грудь, заметила, как лицо Артура вдруг стало необычно серьезным, видела горящие темные глаза под взмокшими прядями волос и вдруг, словно помимо воли, качнулась к нему, закрыв глаза.

Он тут же ее поцеловал, стремительно, напористо, жарко. Милдрэд словно утонула в его поцелуе, послушно разомкнула уста и забыла обо всем. Вокруг зашумели, а они все целовались, прильнув друг к другу и ни на что иное не обращая внимания.

И все же в какой-то миг они оказались в стороне друг от друга. Рис оттаскивал Артура, говорил, что тот сошел с ума, а подле Милдрэд оказалась Элдит, отчитывала, как той не стыдно… Но ей действительно стало стыдно, она огляделась, увидела, что все смотрят на них и смеются, кто-то погрозил пальцем, а сквозь толпу приближался Черный Волк, и лицо его было суровым.

Милдрэд кинулась прочь. Она еще была слишком ошеломлена случившимся и сама не понимала, куда бежит. Куда-то, где нет огней и где никто не сможет им помешать. Ибо слышала, знала и была уверена, что Артур последовал за ней. И хотела этого!

В полумраке она свернула за какие-то строения и почти налетела на выводок худых черных поросят. Поросята бросились врассыпную, в нос ударила вонь свинарника, сквозь приоткрытую дверь слышалось призывное хрюканье их матки. Милдрэд хотела уйти отсюда, но тут ее настиг Артур, и она снова оказалась в его объятьях. Его поцелуи были яростными, лихорадочными, страстными… упоительными. Девушка ощутила, что не может противиться ему. Но это громкое хрюканье, вонь… Она стала вырываться.

– Уйди, оставь меня!

Он прошептал, задыхаясь возле самых ее губ:

– Если хочешь, уйду… Только скажи, как далеко… как надолго…

Вновь целовал, и у Милдрэд стала кружиться голова, его страсть оглушала ее. Торжество, стыд, собственная страсть – все перемешалось в ней. Он обнимал ее, его руки сжимали ее тело, жадно ощупывали, и каждое из прикосновений возбуждало ее так, что хотелось кричать. Но ее руки лежали у него на плечах, пальцы сами лохматили его волосы, и она, в этой тьме, среди вони и отдаленного шума, с наслаждением подставляла ему губы.