Леди-послушница - Вилар Симона - Страница 66

Потом музыка смолкла, Артур куда-то исчез, но тут же вернулся, держа кружку с элем. Это было просто чудесно, и Милдрэд не заметила, как опорожнила ее до дна почти залпом.

– Устала?

– Разве похоже?

– Нет, раз так сияют твои глазки, кошечка моя.

– Я тебе не кошечка!

– Все равно ты милая.

Со стороны послышались какие-то крики, мимо пронесся один из городских сержантов, расталкивая толпу, и почти врезался в шеренгу покидавших праздник монахов. Аббат Роберт не стал пенять ему, указав в сторону, откуда доносился шум. Выяснилось, что Илейв сильно напился в компании Риса и Метью, потом сцепился с кем-то из местных молодцов и учинил драку. Стражники поспешили разнять буянов. Как раз в это время к Милдрэд и Артуру приблизилась Бенедикта, тащившая за руку Аху.

– Пора отправляться в обитель, – сказала она, но тут же умолкла, глядя куда-то за плечо Милдрэд, – туда, где стоял Артур.

Девушка оглянулась, но взгляд Артура показался ей непривычно серьезным: она готова была поклясться, что он подал настоятельнице какой-то знак. Да и аббатиса вдруг стала говорить, что сейчас сестры из монастыря и Аха помогут ей собрать и увести младших воспитанниц, но пяти старшим она, так и быть, позволит остаться до того момента, когда по традиции начнут пускать по реке зажженные свечи. Но после этого Артур непременно проводит их, – добавила она с важностью.

– Конечно же, матушка, – склонился к ее руке Артур, и она любовно потрепала его темные волосы.

Уходившая с младшими Аха едва не выла в голос от досады.

Однако настоятельница обители Святой Марии не могла позволить, чтобы будущая монахиня приобщалась к языческому обряду. По старому обычаю праздника Cередины Лета жители шли к реке, где пускали по воде зажженные свечи на легких дощечках и в этот миг загадывали желания. Если свечка погаснет или перевернется дощечка – желание не сбудется. А если уплывет – можно поверить в исполнение самых несбыточных надежд. Монахи не принимали в этом участия, так как считали, что просить исполнения желаний следует в церкви, во время молитвы. А вот простые люди относились к старой традиции с суеверным рвением, поэтому целая толпа двинулась в сторону вод Северна, неся зажженные от костров тонкие свечки.

Артур помог Милдрэд прикрепить свечу к заранее припасенной дощечке-кораблику, и они вместе спустились к отблескивавшему серебром в лунном сиянии Северну. Его струи тихо журчали у самых ног, когда они одновременно склонились и осторожно пустили огоньки своей мечты по воде.

«Пусть он меня полюбит», – загадала девушка, наблюдая, как мерцающая свеча, чуть покачиваясь, медленно поплыла по реке.

Что это означало для знатной леди, она в этот миг совсем не думала. Спустилась ночь, неся тишь и прохладу после жары, суматохи и танцев; текла освещенная множеством огней широкая река. Это было так красиво!

Милдрэд вглядывалась в свой огонек, пока тот не затерялся среди множества других.

– Что ты загадал? – Она повернулась к юноше.

Артур не ответил, но смотрел на нее так пристально, что она с ошеломляющей радостью поняла – он загадал на нее. Этот плут, бродяга, неизвестно чей бастард мечтал о ней!

Когда они возвращались в обитель, Милдрэд позволила Артуру взять себя за руку. Остальные девушки шли впереди, тихонько переговариваясь. Все слишком устали, чтобы придавать чему бы то ни было значение, и Милдрэд рассчитывала, что этой же усталости Артур припишет ее благоволение. Она смотрела на всплывавшую над кровлями старого города огромную луну, видела впереди острый шпиль церкви Святой Марии, к которой они поднимались по Вайлю. Шрусбери уже был ей хорошо знаком, но сейчас она словно отсчитывала каждый шаг по пути к обители. Вон они миновали церковь Святого Алкмунда с ее подслеповатыми оконцами, вон прошли мимо дома богатого меховщика с его белеными стенами и воротами сбоку. Перед входом горел факел, бросая желтоватые блики на выложенную булыжником мостовую Вайля.

Перед церковью Девы Марии улица расширялась, но едва они вошли в отбрасываемую храмом тень, Артур остановился.

– Завтра мне придется уехать.

Опять! Ее радужное настроение разлетелось вдребезги.

– И куда тебя понесет на этот раз?

Однако Артура ее сердитый тон, похоже, обрадовал.

– Мне этого не хочется, так же как и тебе.

Он сказал, что настоятель Роберт поручил ему сопроводить прибывших на праздник из Вустера гостей. Она ведь слышала, что начались военные действия, а в такое время даже знатных людей в пути подстерегают опасности. Но все же Артур постарается вернуться как можно скорее: до Вустера четыре дня пути, но назад он примчится едва ли не за один день. Ведь он будет спешить к ней! Она его милая кошечка…

– Я тебе не кошечка! – Девушка вырвала руку и шагнула в ворота обители.

– Ты вредная! – крикнул ей вслед Артур.

Она повернулась, уже взявшись за кольцо двери.

– Я просто устала, потому и вредная. Однако, – она поразмыслила немного, – однако я не буду вредной, если ты и впрямь поскорее вернешься, Артур. Ко мне, – закончила она с такой нежностью в голосе, что он невольно шагнул к ней.

Но Милдрэд уже скрылась. Он слышал, как она смеялась, пробегая через монастырский двор.

На следующий день у аббатисы Бенедикты добавилось забот. В ее обитель прибыл мальчик с дальних выпасов и принес известие, что волк сильно погрыз старшего пастуха и тому необходима помощь. Настоятельница обсуждала это во время заседания капитула, куда неожиданно позвали и Аху.

Та вернулась, сотрясаясь от плача.

– Ну почему я? Почему она выбрала меня, когда знает, как я боюсь валлийцев, как я боюсь волков, как не люблю покидать нашу обитель!

– Ну это если речь идет не о вылазке на рынок или плясках на лугу, – заметила одна из воспитанниц, но на нее зашикали, жалея плачущую Аху.

Вскоре вернулась сестра-наставница Одри и пояснила, что мать Бенедикта решила отправить к своим стадам в Кинллайтскую долину сестру-врачевательницу Урсулу, дабы та осмотрела и подлечила пострадавшего, а в помощницы ей было решено назначить Аху. Мать Бенедикта считала, что девушке это не повредит, ибо та словно забыла, что пришла в обитель с намерением постричься. Аха же отлынивает от исполнения обета, предпочитая жить как постоялица, и если она не послушается, то ее вернут родне. А так как Аха и думать без ужаса не могла о возвращении в свою обедневшую саксонскую семью, где ей пришлось бы ходить за курами и телятами, то пришлось подчиниться воле настоятельницы и ехать с сестрой Урсулой.

– По-моему, это справедливо, – заметила Милдрэд.

Но Аха едва не накинулась на нее:

– Что ты понимаешь, болотная невеста! Мой дед умер, раненный валлийцами, моего старшего брата тоже убили валлийцы, они украли девушку с соседней фермы, и лишь при вмешательстве церковных властей удалось довести дело до брака. Эти валлийцы – просто дикие звери, вонючие и злобные. А ведь Кинллайтская долина – это за валом Оффы[77], это уже Уэльс!

– Хватит орать! – неожиданно повысила голос Тильда. – Ты прекрасно знаешь, что Кинллайтская долина – это владения рода де Шамперов, к которому принадлежит наша настоятельница. Там никто из валлийцев не тронет людей из монастыря, ибо эти края охраняет сам сэр Гай. А тебе и впрямь стоит помочь сестре Урсуле. Это твоя обязанность – отплатить за доброту, с которой в монастыре терпят твою лень и суетность.

Устав слушать причитания и стоны Ахи, Милдрэд уже собиралась идти работать в скрипторий, когда ее поманила сестра Одри и сообщила, что в церкви девушку ожидает некая леди. Милдрэд хотела подробнее расспросить монахиню, но та что-то торопливо прятала в своем изголовье, а потом поспешила прочь. Милдрэд пожала плечами, поправила облегающую шапочку и отправилась через раскаленный под солнцем двор к церкви Святой Марии. Войдя в ее южный придел, она вначале ничего не могла рассмотреть в полумраке. К главным западным воротам храма уходил ряд мощных колонн с изображением скалящихся масок на капителях, сбоку за ним располагался ряд небольших часовен, и вот в одной из них, у раки с частицей мощей Святой Кристины, Милдрэд заметила коленопреклоненную фигуру. И хотя девушка не видела лица молящейся, она сразу узнала эти дорогие бархатные одежды с длинным шлейфом, богатый обруч, удерживавший тонкое траурное покрывало. Вдова шерифа Пайна Фиц Джона, леди Кристина. Отчего-то Милдрэд не хотелось с ней общаться: она помнила, сколько раз замечала на себе пристальный взгляд этой женщины.