Концерт для флейты с баяном (СИ) - "Не-Сергей" - Страница 3

Но век уже как будто на исходе

И скоро без сомнения пройдет,

А с нами ничего не происходит,

И вряд ли что-нибудь произойдет.

И вряд ли что-нибудь произойдет.3

Ничего уже не произойдет. Никогда. Ждать нечего. И утро не наступит. Не зачем ему. Утру нечего предложить отчаявшемуся в пустоте живому мертвецу.

- Здорово, - тихо прошептал Алексей. – Ты певец?

Степан неожиданно громко и неприятно заржал, явно насмехаясь.

- Не! Не певец! Не поверишь, я скульптор, - по его лицу растеклась улыбка от предвкушения типичной реакции.

- Известный? – оскорбительно спокойно поинтересовался парень.

- А ты многих знаешь? – съехидничал в отместку Стёпа.

Алексей надолго задумался. Напряжённо хмурился. Забавно шлёпал губами. Шевелил пальцами.

- Нет, почти никого не знаю.

- Вот и не заморачивайся.

- Ладно, не буду, - немного обиделся Алексей. – Курить дай.

- Детка, курить вредно.

- Ага, пить противно, а умирать здоровым жалко.

- Детский сад.

- Да иди ты…

И пришла новая тишина. Новорождённое молчание в ночи, существующей только здесь и сейчас. Потому что вчера была другая ночь. А завтра никогда не повторит предыдущее. Хоть и очень старается временами. И ночь соскальзывает в мир всегда под другим углом. Над городом собралась тьма. И её тяжесть сочилась мелкими редкими каплями. Воздух пропитался мокрой взвесью. Сгустился вокруг двух тёмных разнокалиберных фигурок на крыше.

Алексей пошарил в карманах и бросил пустую пачку из-под сигарет на влажный, словно в испарине, настил. Очень хотелось курить, и внутри рос желчно-горький ком раздражения.

- А зачем ты хотел… ну, полетать? – уколол тишину вопрос Степана. Острым, быстро зарастающим сквозным проколом.

- Тебе-то что? – раздражённо выпалил Алексей, распиливая тишину бензопилой на рваные лоскуты.

- Ничего. Соединилось и разъединилось, и вновь ушло, откуда пришло: в землю - земля, дыханье - в небо. Что тут страшного? Ничего!4 Я так, просто спросил. Всё равно делать нечего, так хоть тебя послушаю. Не хочешь, не говори. А то мог бы меня убедить, что тебе позарез сигануть приспичило. Может я бы проникся, отпустил… Перекрестил бы на дорожку. Проводил бы взглядом. А чо? Уходить надо красиво, - великан нахально и как-то даже похабно подмигнул и внезапно начал читать стихи, устремившись взглядом в неведомые дали застланного крышами обозримого мира.

О, как красиво умирает лес,

Не становясь болезненным и старым,

Лишь озаряя синеву небес

Янтарным, ослепительным пожаром.

Лес принимает, словно праздник, смерть,

В своём конце он краше, чем вначале, -

Чтоб никому не вздумалось посметь

Подумать об утрате и печали…5

Читал он так же хорошо, как и пел. Тихо, проникновенно, погружая в тихий шелест шёпота, как в золотисто-багровую волну, напоённую осенними запахами. Укачивая, сглаживая все нервные всплески ровным течением звуков.

- Учиться надо у природы умирать красиво, - печально вздохнул этот невозможный человек.

Совершенно невозможный. Не может такой существовать. Жить, быть. Уживаться с самим собой. Отражаясь сотни раз внутри самого себя. От самого себя. В собственном счастливом противоречии. Невозможно.

- Я просто уже умер.

- Хм… Значит, и я тоже? Мы же разговариваем… Пиво вот… выпили все, блин, - Стёпа расстроено осмотрел все три бутылки, вздохнул еще печальнее и потянул из кармана чуть помятую пачку.

Как ни странно, закурив, он предложил сигарету и Алексею. Тот отказываться не стал и с наслаждением вдохнул терпкий дым непривычно крепких сигарет. Стало полегче. Вновь прошлось по душе мягкой лапой заимствованное равновесие и плюхнулось теплым пушистым брюхом где-то в районе живота.

- Нет, Стёпа, ты живой. Живее всех живых, что мне довелось встретить. Это я труп ходячий.

- Типа вампира?

- Типа пустой стеклянной банки без донышка. Мертвый, бессмысленный, бесполезный.

- И прозрачный, - с важным видом понимающего человека добавил Степан.

Алексей только хмыкнул и улыбнулся устало.

- И как ты до жиз… до смерти такой докатился, пузырек? Что-то стряслось? – в бархатном голосе явственно проступали нотки сопереживания. Не унизительной жалости или снисходительного сочувствия, а искреннего сопереживания.

И Алексея прорвало. Его рвало словами. Спутанными в тугой клубок обрывками мыслей. Этой жизнью. Одиночеством. Гулкой пустотой. Болью. Отчаянием. Тоской.

- Стряслось. Стряслось, Стёпка. От меня жена ушла. Совсем ушла. И дочь забрала. Я им квартиру отдал. Машину. Им нужнее. Мне уже ничего не нужно. Не хочу ничего. Умер я, понимаешь. Вот было всё… будущее было, хоть какое-то… и не стало в одночасье. Как провал в пустоту. Шагнул вперед, а там ничего нет. Понимаешь? И никому нет дела. Пустота вокруг. Будто и людей нет. Не знаю. Страшно.

Степан вздохнул:

- Ушла к другому? – голос его стал очень ровным и спокойным, но в нём не было ни капли равнодушия или отстраненности.

- Нет, просто от меня – хрипло проговорил Алексей.

- Объяснила?

- Да. Сказала, что я зациклен на себе и ничего вокруг не вижу. И люди для меня – декорации моей жизни, второстепенные факторы. Что я вообще живу не в мире, а сам в себе.

- А это не так?

- Нет, конечно! Я люблю её. Её и дочь. Они важны для меня. Важнее всего на свете! Они мне нужны.

- А ты им?

- То есть? – растерялся Алексей.

- Ну, ты им нужен?

- Да вот, получается, что нет…

- А что ты делал, чтобы быть нужным?

- Ты издеваешься?! – взвился парень.

- Нет, просто пытаюсь понять. Женщины не уходят в никуда, тем более с ребёнком. Если она всё же ушла, значит, либо у неё есть другой, либо с тобой стало совсем невыносимо. Ты вроде не пьянь, не наркоман… зарабатываешь неплохо, да?

- Да, - задумчиво бросил Алексей, чуть приподняв бровь.

- И я не вижу в тебе особого нарциссизма. Ты же наверняка старался о них заботиться?

- Ну да. А чего тогда?

- Хм… я не делаю выводов… но, может у неё были причины так о тебе думать? Может ты так не нашёл времени показать себя настоящего? Или, что вероятнее, поинтересоваться ей?

- Да с чего ты взял, что я ей не интересовался?!

- А мы вот с тобой тут уже половину ночи сидим, а ты про меня ничего не знаешь. Ты заметил?

- Я знаю. Ты Степан, скульптор.

- И всё?

- А ты типа знаешь обо мне больше? – нервно огрызнулся Алексей, уже начиная понимать, что великан в чем-то прав.

- А давай-ка вместе прикинем, - Стёпа снова прикурил и одарил парня хитрым взглядом чуть прищуренных глаз поверх огонька зажигалки. – Итак. На вид лет двадцать пять.

- Двадцать семь.

- Дорогой костюм, плащ, туфли. Неплохо зарабатываешь, работаешь в солидной компании, следишь за собой. Стрижка салонная.

- Ты-то в этом что понимаешь? – хмыкнул Алексей, косясь на грубую брезентовую куртку, джинсы и полувоенные берцы собеседника.

- Кое-что понимаю. Дальше. Туфли начищены до блеска, но на них грязь. Пришёл пешком. Насчёт машины ты уже сам сказал.

Алексей молча кивнул. Любопытство отодвинуло на задний план все переживания и несуразности этой ночи.

- Думаю, ты всё же звезд с неба не хватаешь. Хватка не та. Менеджер?

- Да. Но это слишком просто. Кто нынче не менеджер?

- Бухгалтера, секретари, юристы, агенты, артисты, скульпторы… Продолжать?

- Нет. Дальше. Или это всё?

- Вот видишь, мало, кто в этом мире существует, кроме тебя. Но это лирика, - поспешно остановил поток возражений Стёпа, сопровождая свои слова примирительным жестом с выставленными вперед ладонями. С учётом размера его лапищ жест вышел скорее угрожающим, но задачу выполнил, Алексей примолк. – Ты не задаешь вопросов и сам о себе не рассказываешь, только отвечаешь. Одного удара от жизни тебе хватило, чтобы перестать бороться.

Парень зло сжал губы.

- Ты вещь в себе. Тебя не существует. Ты и до этого не жил вовсе. Ухоженная оболочка, лживый фасад, никакой индивидуальности - потому что так надо. Забота о близких - потому что так принято. Квартира, ремонт, мебель, телевизор - потому что у всех. Нет тебя. Не было никогда, - спокойный голос великана давил на виски, вплетался в клубок мыслей, разрушал их слой за слоем, вызывал острое желание сопротивляться, доказывать, убеждать… оправдываться. Несправедливо!