Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5 - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 87

Но я никогда не мог этого постичь.

Кроме того, я вообще не хотел входить в этот дом. Я мог столкнуться с Майлзом — а покойник в моем положении был бы ни к чему.

Наконец Пит остановился передо мной, не дойдя фута три-четыре.

— Мррроуфр? — сказал он, подразумевая: «Давай-ка вернемся и очистим от них помещение. Ты ударишь сверху, я — снизу».

— Нет, мой мальчик. Операция завершена.

— Ооо, ма-а-ло-оо!

— Пора домой, Пит. Ну, иди к Дэнни.

Он сел и принялся умываться. Закончив туалет, он взглянул на меня, и я протянул руки. Он прыгнул ко мне.

— Мрряу? («Где ты болтался, когда начался бой?»)

Я отнес его в машину и опустил на сиденье водителя — единственное свободное место. Он обнюхал железки, нагроможденные на его обычном месте, и с упреком посмотрел на меня.

— Придется тебе сидеть у меня на коленях, — объяснил я ему. — Кончай суетиться.

Я включил фары, и мы рванули вниз по улице. Потом я повернул направо, и мы направились в сторону Большого Медвежьего озера, к лагерю девочек-скаутов. Через десять минут я освободил от обломков «Фрэнка» переднее сиденье, и Пит занял свое законное место — к нашему обоюдному удовлетворению. Следующие несколько миль я продолжал очищать кабину от ненужного теперь железа, выбрасывая его через окно на обочину.

Затем остановился, поднял с пола записи и чертежи и швырнул их в канаву. Выше, уже в горах, я избавился от шасси кресла, сбросив его вниз, в сухое русло реки, — оно весело загрохотало по камням.

Около трех часов утра я подъехал к придорожному мотелю, недалеко от поворота к лагерю. Там я снял домик за бешеные деньги — Пит чуть не испортил все дело, поминутно высовывая голову из окна машины и вставляя замечания в наш разговор с хозяином.

— Когда приходит сюда утренняя почта из Лос-Анджелеса? — спросил я хозяина.

— Вертолет прилетает в семь тридцать, и ни минутой позже.

— Прекрасно. Разбудите меня в семь, ладно?

— Мистер, если вы сможете проспать здесь до семи, я вам завидую. Но ваш заказ запишу.

К восьми мы с Питом уже позавтракали, а я побрился и принял душ. Я осмотрел Пита при дневном свете и пришел к заключению, что он вышел из боя целым и невредимым, не считая одной-двух царапин. Мы выписались, и я свернул на частную дорогу к лагерю. Передо мной оттуда же свернул военный грузовичок с почтой — я решил, что это добрый знак и сегодня мне должно повезти.

Никогда в жизни я не видел столько маленьких девочек сразу. Они резвились, как котята, и были неотличимы друг от друга в зеленой скаутской форме. Большинство из них застенчиво поглядывали издалека, а те, что были поближе, во все глаза смотрели на Пита.

Я подошел к домику с надписью: «Штаб», где меня встретила еще одна скаутка в форме, но уже далеко не девочка.

Она ко мне отнеслась с естественной подозрительностью: незнакомый мужчина, спрашивавший разрешение посетить маленьких девочек, которые вот-вот превратятся в девушек, всегда подозрителен. Я объяснил ей, что я — дядя одной из них, фамилия моя Д. Б. Дейвис и мне надо сообщить кое-что, касающееся семьи моей племянницы. Она заявила, что посещать детей могут только родители, все остальные допускаются в лагерь только в их сопровождении и уж, во всяком случае, не с утра пораньше, а только с четырех часов.

— Мне необязательно разговаривать с Фредерикой. Я должен лишь передать ей кое-что. И срочно, очень срочно.

— В таком случае напишите записку, а я передам ей, как только закончатся занятия по ритмике.

Я расстроился и постарался, чтобы она это заметила.

— Мне не хотелось бы писать записку. Для нее будет лучше, если передать все на словах.

— У вас в семье кто-то умер?

— Не совсем. Семейные неурядицы. Извините, но я не вправе говорить с кем-либо об этом. Речь идет о ее матери.

Она все еще колебалась. Но тут в беседу вступил Пит. Я держал его на согнутой левой руке, а правой придерживал за грудь: не хотелось оставлять его в машине, да и Рикки, я знал, будет не прочь увидеть его. Он терпел, пока я нес его сюда, а теперь ему захотелось размяться.

— Крварр?

Она взглянула на него.

— Ах ты мой хороший! У меня дома такой же полосатенький; может, они из одного помета?

— Это кот Фредерики, — торжественно сказал я. — Мне пришлось взять его с собой, потому что… так было нужно. За ним некому присматривать.

— Ах ты мой бедненький парнишечка! — Она почесала его за ухом и сделала, слава Богу, все как надо.

Пит принял ласку (еще раз слава Богу!), зажмурился, вытянул шею и разомлел до неприличия. Но он может очень сурово обойтись с незнакомыми людьми, если ему придется не по вкусу их метод завязывания с ним знакомства.

Наконец стражница смилостивилась и велела мне подождать за столом, что стоял под деревьями возле «штаба». Она посчитала возможным разрешить встречу здесь, где мы будем находиться под ее неусыпным наблюдением.

Я не заметил, как подошла Рикки.

— Дядя Дэнни! — неожиданно услышал я ее крик. Стоило мне повернуться, как она закричала опять: — Ты и Пита привез! Ой, как замечательно!

Пит издал долгий ликующий «блррр» и перепрыгнул к ней на руки. Она ловко поймала его, пристроила, как он больше всего любил, и на некоторое время они забыли обо мне, занятые ритуалом кошачьего протокола. Потом она взглянула на меня и сказала уже сдержанно:

— Дядя Дэн, я ужасно рада, что ты приехал.

Я не поцеловал ее, даже не прикоснулся к ней. Я не из тех, кто любит тискать детей, да и Рикки не выносила нежностей и терпела их только по необходимости. Наши своеобразные родственные отношения держались на взаимном уважении чувства собственного достоинства и личной свободы.

Но уж рассмотреть-то я ее рассмотрел. Мускулистая, с торчащими коленками, еще не налившаяся, она не была уже такой хорошенькой, как в раннем детстве.

Она была одета в шорты и рубашку навыпуск с короткими рукавами; одежда, в сочетании с облезшей от загара кожей, царапинами, синяками, непременной грязью под ногтями, никак не усиливала ее женского очарования. Это был черновой набросок той женщины, в которую она превратится потом; угловатость девочки-подростка скрашивалась только огромными, не по-детски серьезными глазами и волшебным очарованием ее перепачканной мордашки.

Она была просто восхитительна.

— И я ужасно рад, что приехал, Рикки.

Неловко пытаясь удержать Пита одной рукой, она другой вытащила из кармана шорт помятый конверт.

— Вот я удивилась! Мне только-только притащили с почты письмо от тебя, я его даже не успела распечатать. Ты написал, что приедешь сегодня?

— Нет, Рикки. Я написал, что собираюсь уехать. Но, уже отправив письмо, решил, что надо заехать к тебе и попрощаться.

Она помрачнела и опустила глаза.

— Так ты уезжаешь?

— Да. Я все тебе объясню, Рикки, потерпи немного. Давай-ка присядем, и я тебе все расскажу по порядку.

Итак, мы уселись друг против друга за столом под раскидистыми ветвями деревьев, и я поведал ей обо всем. Между нами, на столе, в позе отдыхающего льва лежал Пит, положив передние лапы на конверт, мурлыча свою песню, похожую на жужжание пчел в клевере, и довольно жмурил глаза.

Я с облегчением обнаружил, что Рикки уже знала о браке Майлза и Белл, — мне было бы неприятно самому сообщать ей об этом. Она взглянула на меня, потом сразу же опустила глаза и равнодушно сказала:

— Да, я знаю, папа писал мне.

— Ах вот как…

Вдруг ее лицо приняло решительное выражение, и она твердо, совсем не по-детски, сказала:

— Я туда не вернусь, Дэнни. Ни за что не вернусь.

— Но… Послушай, Рикки-тики-тави, я тебя прекрасно понимаю. И конечно, не хочу, чтобы ты возвращалась туда; если бы я мог, то обязательно взял тебя с собой. Но как же ты можешь не вернуться? Ведь он твой папа, а тебе всего одиннадцать.

— Я не обязана туда возвращаться. И он мне не настоящий папа. Вот приедет бабушка и заберет меня с собой.

— Что? Когда она приедет?

— Завтра. Ей ведь надо добираться сюда из Броули. Я написала обо всем и спросила, могу ли жить с ней, потому что с папой больше я жить не буду — из-за этой. — Рикки сумела вложить в это местоимение столько презрения, сколько иной взрослый не выжмет из ругательства. — Бабушка ответила, что если я не хочу там жить, так и не должна. Потому что он меня так и не удочерил и бабушка — мой… официальный опекун. — Она с беспокойством взглянула на меня. — Правда же? Они ведь не могут заставить меня жить с ними?