Крылатая смерть (сборник) - Уондри Дональд - Страница 16

15 августа 1931 года. Прошло уже полгода, но я все еще в тревожном ожидании. Дайсон и Мортон — как и некоторые другие мои друзья — прекратили переписку со мной. Доктор Джеймс из Сан-Франциско время от времени получает известия от друзей Мура и сообщает мне, что Мур почти постоянно находится в коматозном состоянии. С мая он уже не может ходить. Пока ему не отказала речь, он все время жаловался на озноб. Теперь он уже не в состоянии и говорить, хотя предполагается, что некоторые проблески сознания в нем еще наличествуют. Дыхание сделалось прерывистым и частым, а порой и вовсе не прослушивается. Нет сомнения, в Муре развивается Trypanosoma gambiense, но держится он бодрей, чем здешние негры. Батту доконали три месяца и восемь дней, а Мур на протяжении более чем года после укуса все еще жив. В прошлом месяце прокатились слухи о том, что вокруг Укале были произведены интенсивные розыски мифического Уэйланд-Холла. Впрочем, думаю, пока мне не следует особо беспокоиться, так как нет абсолютно никаких улик, свидетельствующих о моей причастности к происшедшему.

7 октября 1931 года. Наконец-то все кончено! «Момбаса газетт» сообщила, что Мур умер 20 сентября после ряда приступов озноба, при температуре намного ниже нормальной. Я так рад, что дальше некуда! Я обещал, что разделаюсь с ним, и я сделал это! В газете помещена статья в три колонки о долгой болезни Мура, его кончине и о тщетных поисках Уэйланд-Холла. Судя по всему, Мур сделался более значительной личностью для Африки, нежели я предполагал. Насекомое, ужалившее его, теперь уже полностью идентифицировано по выжившим особям и развившимся личинкам, раскрыта и искусственная природа окраски крыльев. Ни у кого не осталось сомнений в том, что мухи были выведены и посланы с намерением совершить убийство. Как выяснилось, Мур и в самом деле сообщил о своих подозрениях Дайсону, но тот (равно как и полиция) пока помалкивает за отсутствием прямых улик. Разыскиваются все недруги Мура, а «Ассошиэйтед Пресс» намекает на то, что «расследование, которое, возможно, приведет к одному известному врачу, находящемуся ныне за рубежом, будет продолжено».

Один факт, приведенный в самом конце сообщения и наверняка являющийся дешевой романтической выдумкой желтого журналиста, тем не менее повергает меня в нешуточный трепет, особенно когда я вспоминаю легенды чернокожих и обстоятельства, при каких спятила с ума муха, укусившая Батту. Похоже, подобного рода странная вещь случилась в ночь, когда скончался Мур: Дайсон был разбужен жужжанием голубокрылой мухи, которая пронеслась у него над головой и тут же она вылетела в окно, а в следующее мгновение зазвонил телефон, и сиделка, ухаживавшая за Муром в его бруклинском доме, находящемся на расстоянии в несколько миль, сообщила о его смерти.

Но больше всего меня беспокоит то, какой оборот приняла вся эта история в Африке. Люди в Укале вспомнили бородатого иностранца, напечатавшего на машинке письмо и отправившего на почте посылку, и в данный момент полиция прочесывает окрестности в поисках чернокожих, которые сопровождали загадочного незнакомца. Я нанимал минимально возможное количество туземцев, но если властям удастся найти тех парней из племени убанда, что провели меня через лесной пояс Н'Кини, мне придется объясняться более обстоятельно, чем хотелось бы. Дело складывается так, что для меня пришло время исчезнуть отсюда; завтра, пожалуй, возьму расчет и приготовлюсь удариться в другие края.

9 ноября 1931 года. Увольнение оказалось делом хлопотным, но сегодня все решилось. Не хочу усиливать подозрения поспешным бегством. На этой неделе я получил от Джеймса письмо с вестью о смерти Мура, но в нем сказано не больше, чем в газетах. Нью-йоркские газеты, похоже, воздерживаются от сообщения подробностей, хотя и в один голос толкуют о продолжающемся расследовании дела и розысках. От моих друзей — ни слова. Видимо, прежде чем потерять сознание, Мур успел распространить кое-какие опасные для меня подозрения, но в них ни на йоту нет прямых улик.

И все же нельзя упустить ни единого шанса. В четверг я выезжаю в Момбасу, а оттуда пароходом, курсирующим вдоль побережья, доберусь до Дурбана. Там я окончательно исчезну для мира, но вскоре в Иоганнесбурге появится брокер по делам горнорудных имуществ — Фредерик Нэсмит Мэйсон из Торонто.

Тут и конец моему журналу. Если меня не заподозрят, то он послужит первоначальному своему предназначению и после моей смерти раскроет то, что иначе осталось бы неизвестным. Если же, с другой стороны, подозрения подтвердятся и сделаются неопровержимыми, журнал удостоверит и уяснит нечеткие обвинения, а также восполнит многие важные и туманные пробелы во всей этой истории. Правда, в случае прямой опасности для жизни я, конечно, буду вынужден уничтожить его.

Итак, Мур покойник, что и заслужил в полной мере. Исчез также доктор Томас Слоуэнуайт. А когда будет мертво и тело, прежде принадлежавшее ему, публике станет доступен этот документ.

II

15 января 1932 года. Новый год — а с ним, помимо моей воли, и возобновление этого журнала. Теперь пишу с единственной целью — излить душу, хотя еще совсем недавно одно предположение о том, что с этой историей не все покончено, показалось бы мне абсурдным. Нахожусь в Иоганнесбурге, в гостинице «Вааль», под моим новым именем, и пока у меня нет оснований подозревать, что кто-нибудь пытается установить мою подлинную личность. Веду малозначащие деловые переговоры с целью оправдать в глазах людей свою новую роль брокера, а заодно и убедиться в своей способности работать в этой сфере. Позже съезжу в Торонто, чтобы заложить хоть какие-нибудь основания своего фиктивного прошлого.

Что меня теперь беспокоит более всего, так это насекомое, около полудня влетевшее ко мне в номер. Конечно, в последнее время я подвержен всякого рода ночным кошмарам, в которых наличествуют и голубые мухи, но их и следовало ожидать ввиду моего постоянного нервного напряжения. Однако, вполне реальная живая муха — это прямо-таки сон наяву, и я совершенно не в силах объяснить его. Целую четверть часа она с жужжаньем сновала вокруг книжной полки, успешно уклоняясь от всех моих попыток поймать или убить ее. Самое же странное — это ее окраска и обличье; у нее голубые крылья, да и во всех прочих отношениях она прямой дубликат моего гибрида — посланника смерти. Просто не понимаю, как это могло случиться. Я ведь отделался от всех своих гибридов — как крашеных, так и неокрашенных, — что остались у меня после того, как я отправил посылку Муру, и я не припомню ни единого случая их побега.

Может быть, это всего лишь галлюцинация? Или, скажем, одна из особей, удравших на волю из бруклинского дома Мура, нашла обратный путь в Африку? Налицо та же абсурдная ситуация, что и в случае с мухой, разбудившей Дайсона после смерти Мура, но, в конце концов, нельзя исключить и того, что некоторые из этих тварей выжили и вернулись на родину. Что же касается голубой окраски, то она намертво пристала к их крылышкам, ибо составленный мною пигмент является столь же прочным, как и тот, что обычно используется для татуировки. Это единственное рациональное объяснение, какое приходит мне в голову, хотя и в этом случае чрезвычайно странно, что маленькой твари удалось залететь так далеко на юг. Впрочем, она наверняка обладает неким наследственным инстинктом, способностью находить дорогу домой, которая, по-видимому, присуща этому виду мух цеце. В конце концов, эта линия их родства и ведет в Южную Африку.

Нужно всячески остерегаться укуса. Конечно, изначальная инфекция (если только это и в самом деле одна из мух, удравших от Мура) давно уже утратила силу, но этот мой дружок вполне мог подкормиться после возвращения из Америки, пролетев через Центральную Африку и подцепив там свежую заразу. Действительно, это даже более чем допустимо, так как воспринятые от palpalis'а наследственные инстинкты, конечно же, привели насекомое прежде всего домой, в Уганду, а там к нему вернулись микробы трипаносомиасиса. У меня еще осталось немного трипарсамида — я не решился уничтожить свой докторский чемоданчик, хотя он и мог бы стать уликой, — однако с той поры я кое-что прочел по этой части и теперь не столь уверен в этом лекарстве, как прежде. Оно дает только некоторый шанс в борьбе за жизнь — этот шанс, определенно, и выпал Гамбе, — но всегда остается большая вероятность неудачи.