Искатели неба (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 51

– Давай, поспеши, – попросил Питер. – Еще десять минут – я тебя в небо не пущу.

– Помоги тогда. – Хелен сняла плащ, стала неловко раздеваться. Питера она ничуть не стеснялась, и вместе с недавними объятиями это подействовало на меня угнетающе.

Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму.

– А ты чего стоишь? – резко спросила меня Хелен.

Вдвоем мы помогли ей одеться. Ну и ситуация – словно на сцене в амстердамском борделе…

– Мы с Хелен старые друзья, – сказал вдруг Питер. – Я ее летать учил.

Я промолчал.

– Потом однажды побился, думал, умру…

– Питер, это вовсе не нужно говорить, – сказала Хелен, застегивая куртку здоровой рукой.

– Нужно. Что я, не вижу, как твой друг на меня смотрит? Я Сестре обет принес, что, если выживу… Так что не ревнуй.

Что сказать в ответ, я не нашелся. Никогда не понимал всех этих умерщвлений плоти.

– Питер… – укоризненно произнесла Хелен, и бывший летун замолчал.

Мы вышли из ангара и пошли по следам. Планёр оттащили недалеко, к самому началу длинной каменной дорожки. Сейчас над ним был растянут на прочных жердях брезент, десяток солдат копошился, подвешивая под брюхо трубы толкачей.

А еще происходило что-то совсем непонятное. Дальше по взлетной дорожке, с обеих ее сторон, стояли две невысокие каменные башенки. И сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты. Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов.

– Буксир у нас новый, подбросит хорошо, – сказал Питер. – Так что побереги толкачи…

– Питер, я летаю по-своему.

Он замолк.

Мы подошли к планёру как раз тогда, когда лошади дотащили канаты, а толкачи были подвешены под крылатую машину. На вид планёр был такой же, как прежний, разбившийся. Может быть, чуть длиннее крылья, концы даже высовывались из-под брезента и дрожали под струями воды.

– Цепляйте, живо! – крикнул Питер. Солдаты бросились к канатам, облепили их как муравьи, принялись заводить за крюки в носу планёра.

– Пусть буксируют на пределе, – попросила Хелен. Питер жестом подозвал солдата с флажками в руках.

– Сигналь на башни, пусть на старте тормоза отпустят совсем!

Пока шла вся эта суета, пока цепляли тросы и проверяли трубы толкачей, я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Напряжение нарастало, вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумочку, выбралась, заглянула под планёр…

– Быстрее! – попросил Питер.

– В машину, Иль… Ремень закрепи!

Хелен замолкла на полуслове. К счастью, никто на огрызок моего имени не отреагировал. Я торопливо забрался на заднее кресло, уже привычно скорчился, завязал на животе страховочный ремень. Эх, до чего ж неудобно…

Летунья тоже закончила проверки. Села впереди, привязалась, повела рукой, доставая из Холода маленький цилиндр запала. Теперь я смог его рассмотреть хорошенько – из черного полированного дерева, вроде бы разборный – посередке шла тонкая линия, словно выдавая резьбу. Несколько металлических штырьков выступают из донца. И что в нем, в этом запале?

Хелен закрепила сбоку карты, опустила правую руку на рукоять справа, левой неловко подхватила рычаг управления. Крикнула в закрытое окно:

– Давай, Питер…

Секунду ее друг медлил, и у меня даже мелькнула мысль, что Питер велит солдатам отцепить тросы… Нет, подчинился.

Планёр дернуло – так резко, что я испугался за всю хрупкую конструкцию. Мы рванули вперед – тент, солдаты, Питер, машущий флажками сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины разом залило дождем, потом ветер сорвал капли. Планёр несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной скоростью сматывались, исчезая в широких косых амбразурах башенок.

– Сестра нам в помощь! Спаси и сохрани! – крикнула Хелен. И от этой запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом. Вовсе она не уверена в удаче, летунья Хелен…

Толчки прекратились. Тросы еще тянули нас вперед, но планёр уже оторвался от дорожки и взмывал в небо. Еще через мгновение канаты отцепились. Было невыносимо тихо – тонкое пение ветра казалось наваждением. Внизу мелькали мокрые серые камни летного поля, вмиг ставшие крошечными строения. Вверху колыхалось низкое небо.

– Держись, Ильмар!

Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать со своей сломанной рукой – не представляю. Да и ногами она жала на какие-то рычаги, словно ехала на модном бицикле.

Подо мной взревел толкач. Как барон Мюнхгаузен из сказки, оседлавший сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне…

– Хелен, тебе же говорили экономить…

Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?

К счастью, Хелен за ревом толкача и управлением планёром меня не услышала. Делала она с машиной что-то странное – задирала ее нос все выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в зенит.

– Хелен… – охрипшим от ужаса голосом прошептал я. Потом закрыл глаза. Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся в камни…

Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить… Прямо над нами были тучи, и все приближались, приближались…

Словно услышав мои мысли, Хелен вдруг сказала:

– Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит…

Сглотнув комок, я сказал:

– Скопцы – они все трусоваты…

– Что? Да не скопец он, просто дал обет избегать плотских радостей…

Тучи приближались. Я попытался углядеть, далеко ли земля, но небо, казалось, было повсюду.

– Хелен, тучи…

– Что тучи? Не бойся, это видимость одна, пар…

– Знаю, не дурак!

Знать-то я и впрямь знал, еще с детства, учитель в школе многое рассказывал про научный прогресс. Вот только поди поверь в то, что тучи – один пар, когда на глаз видно – плотные, вязкие, будто грязный снег. Врежемся – точно застрянем! Или отскочим, и вниз… На пути с Печальных Островов небо всюду было ясным, я об этой опасности и не думал, а сейчас…

– Хелен…

– А хорошую байку я коменданту сплела? Вот и пригодился твой дурацкий наряд. А ты действительно умеешь рисовать?

Я застонал от стыда. Хелен, как в прошлый раз Марк, отвлекала меня, дурака, зубы заговаривала. Ей и так несладко – вон сколько рычажков перед ней, циферблатов. Плечи так и ходят – видно, нелегко рули планёрные тягать, да еще со сломанной рукой. Работа летуна – и мужику не мед, а уж для женщины… для калечной… совсем немыслимо.

– Хелен, не отвлекайся, – попросил я. – Я держусь.

Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.

– Молодец, Ильмар…

Эта похвала придала мне силы. Сжав зубы, я сдержал крик и, когда облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.

Словно в мутную воду окунули!

За стеклами стало темным-темно, лишь сзади, от ревущего толкача, шел оранжевый свет. А за пределами его – серая муть, войлок…

– Ильмар, ты как?

– Ничего… – прошептал я. – Хелен, а выпить у тебя есть?

– Там же, где и раньше. Тот карман – для галет и фляги.

Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага…

После пары хороших глотков чуть полегчало. Я даже смог спокойно взирать на серую муть снаружи. И впрямь – пар, туман, одна видимость…

– Хелен, зачем ты в тучи влетела?

– Надо подняться выше облачного слоя.

Она дернула рычаг, планёр толкнуло, наступила тишина.

– Что, сгорел толкач? – спросил я.

– Да. Молчи…

Казалось, Хелен всматривается, пытаясь найти в облачном молоке что-то, ей одной понятное. Рука летуньи нависла над запалом. Собирается еще один толкач поджечь?

– Выходим… – с явным облегчением проронила она.

И в тот же миг мир вокруг просветлел – и мы вынеслись из облаков!

Я вскрикнул – не от страха, от восторга. Это было так красиво… человеку просто не дано видеть такую красоту.