Маг Данилка - Охотин Александр Анисимович - Страница 16

Когда я очнулся, вокруг было довольно темно. Болела голова и тошнило. Я огляделся и увидел, что нахожусь в помещении без окон. Хотя нет, окно было, но под потолком и с решёткой. Я сразу подумал, что это подвал. Так потом и оказалось.

Мне стало так горько от безысходности, оттого, что я оказался в этом подвале. Даже не страшно, а именно горько. Я, к тому же, не знал, что с мамой, с папой и с Витькой.

Не знаю, сколько прошло времени. Слёзы закончились, стало, почему-то, так спокойно, как будто ничего и не случилось. Точнее, не спокойно, а безразлично.

В противоположной от окна стене была дверь – железная. Я встал, подошёл к двери, толкнул её, потом попробовал потянуть на себя – дверь была заперта.

Я сел на пол, прислонившись к стене. Так было легче. Голова, правда, продолжала болеть, но не так сильно тошнило. Но всё равно надо было что-то делать. Но что? Мысли путались: «Окно. Если долезть до окна, можно попробовать сломать решётку, разбить стекло и вылезти наружу.

Решётка-то «на соплях» держится, с одной стороны только к стене нормально приделана. Но как до неё достать?».

Я стал внимательно изучать обстановку: «Ага, вон там, в углу кирпичи, только хватит ли? Мало, но можно попробовать».

Я встал и принялся за работу. Пришлось повозиться. Эх, если бы голова не болела. Но ничего, постепенно куча в углу уменьшалась, а под окном росла кирпичная подставка. Подставка получилась шаткая, но залезть на неё удалось.

Я легко достал до решётки. Подставка получилась даже выше, чем я ожидал. Кирпичи шатались под ногами, но не рассыпались. Я взялся руками за решётку, потянул. Решётка скрипнула, но осталась на месте. Всё-таки приделана она была крепче, чем мне поначалу показалось.

Я попробовал качать решётку взад-вперёд – стало получаться. Правый край решётки с каждым разом всё больше отходил от стены. Ещё немного и… кирпичи под ногами рассыпались. Я упал и ударился головой об пол. В голове загудело, перед глазами поплыли разноцветные круги. Голова заболела ещё сильней. К горлу подступила тошнота.

«Ладно, торопиться некуда. Надо немного посидеть, чтобы голова прошла. Нет, лучше полежать». Я растянулся на бетонном полу, и так лежал, может десять минут, может двадцать. Боль немного утихла, но не совсем. Хорошо хоть этот противный гул в голове пропал. Надо было снова сложить кирпичи и доломать решётку.

Теперь на изготовление подставки времени ушло больше, зато кирпичи под ногами не шатались. Я снова принялся за дело. Решётка, хоть и медленно, но поддавалась. Не знаю, сколько я с ней провозился, но она всё-таки отлетела и упала на бетонный пол, издав металлический звон.

Я немного передохнул и принёс обломок кирпича из угла, где оставалась ещё небольшая кучка. Я снова залез на подставку и запустил этот обломок в стекло. Стекло разлетелось вдребезги. С улицы повеяло свежестью и запахом лета. От свежего воздуха голова болеть стала меньше и тошнота почти прошла. Остатки стёкол я осторожно вынул из рамы руками.

Всё, теперь осталось подтянуться, вылезти в окно – и я на свободе. А потом на холмы, за помощью, к Боре. Я тогда даже не подумал, как туда пройду, как найду там брата. Главное было – выбраться.

Я взялся за края рамы двумя руками, подтянулся – не тут-то было. Оказывается, не так это просто. Чтобы вылезти наружу, надо бы во что-нибудь упереться ногами. Но во что? Хотя… всё равно поздно: я услышал звук отпираемого замка и увидел, как открылась дверь. Я, от неожиданности, свалился с кирпичей на пол.

В проёме открывшейся двери я увидел ЕГО. Ну же и противный вид был у вошедшего. Вы видели когда-нибудь гориллу? Так вот, я видел – в зоопарке. Вот он и похож был на гориллу, только страшнее и в человеческой одежде. Страшнее того дядьки я никого раньше не видел. Он сразу заметил сложенные под окном кирпичи, отсутствие решётки и стекла в окне.

– Ах ты сволочь! – заорал он. – Сбежать хотел?! Убил бы я тебя, щенка, если бы ты живьём пахану не нужен был! Давай, пошли!

Он схватил меня за шиворот и волоком потащил из подвала на второй этаж. Там он втолкнул меня в какую-то комнату. В комнате за большим столом сидел упитанный тип с оплывшим жиром лицом и пухлыми, будто надутыми, щеками. Он назвался следователем.

– Ну, как, понравилось в подвальчике? – спросил он сюсюкающим голосом.

– Нет, не понравилось, – признался я.

– Ну, тогда мы найдём общенький язычочек. Надеюсь, мы поладим, и ты будешь покладистее своихеньких родителечков.

– Что с папой и с мамой? – спросил я.

– Папочка твой здесеньки, только в другом подвальчике. А твоя мамочка оказалась слишком слабенькой, и её пришлось отправить в больничечку, в реаниматочку, ещё из вашенькой квартироньки.

Меня просто бесила его сюсюкающая речь. А когда я узнал, что мама в реанимации, я заорал на этого свиноподобного типа. Я и сам чуть не оглох от своего крика:

– Это всё из-за вас, гадов! Что вы к нам привязались?! Чего вам от нас надо?!

– Ну, ну, ну, потише! Не гады мы, а просто исполняем свой должочек. Вот и ты будь умненьким мальчиком и исполни свой должочек. Расскажи, где скрывается твой старшенький братичек Боречек.

– А я откуда знаю?! Он что, мне говорил, что ли?!

А знал бы – всё равно вам, фашистам, ничего не сказал бы!

– А вот врать нехорошо.

– А я и не вру!

– Ну, ладненько, поступим по-другому. Сейчасенько спрашивать сновенько будем твоевоенького папеньку, а чтобы он говорил правдочку, больненько будем делать тебе.

Надоест мучиться – сам расскажешь что знаешь.

– Ну-каньки, – обратился он к горилообразному дядьке, – приведите-ка сюда Мережечкина старшенького. И специалистики по пыточкам тоже пусть сюда топают.

Через пять минут в комнату втолкнули отца, а следом ввалились два бритых налысо амбала – каждый под два метра ростом. У них были настолько противные и тупые лица, что и не описать словами. Отец был, поникший, сильно постаревший. Увидев меня, он сказал:

– Вы хоть ребёнка то не мучили бы. Что вы, совсем нелюди, что ли?

– А вот нелюди мы, или нет, это сейчас от вас господинчик Мережечкин, зависит. Скажете правдочку – ничего вашенькому сыночечку не сделаем, а если нет, то уж не обессудьте.

– Я же сказал, что не знаю. Что же мне теперь придумать, что ли? Так вы всё равно проверите, и снова то же самое начнётся.

– Ну и ладненько, – сказал следователь. И, обращаясь к амбалам:

– Давайте подключайте младшенького.

Амбалы выкатили откуда-то из-за перегородки кресло на колёсиках. К креслу тянулись провода. «Неужели это электрический стул?!» – подумал я в ужасе. Я от кого-то из друзей слышал, что в Америке для пыток и для казни использую такую штуку. Да, было очень похоже. И правда, зачем ещё нужны провода? Я не знал, что теперь делать, но тут я вспомнил. Короче, вот тут-то мне и пригодилось то, чему меня Овсянников научил.

Итак, я вспомнил, как Данилка научил меня останавливать ток. «Вот, – думаю, – и теперь получилось бы. Тогда и бояться нечего». Я попробовал вызвать то чувство, как тогда было, – похоже, получилось.

Меня затолкали в кресло и железными скобами, к которым шли провода, пристегнули руки. Такими же скобами пристегнули к креслу и ноги. Отец что-то кричал и вырывался, но его крепко держал горилообразный тип.

– Ну как господинчик Мережечкин, будете говорить, где Борисонька? – услышал я голос следователя.

– Ну я же сказал, что не знаю! – простонал отец. – Отпустите сына, умоляю!

– Это неправильненький ответичек, – сказал следователь, и, обращаясь амбалам:

– Да вайте-ка пока сто вольтиков на пять секундочек.

Один из амбалов подошёл к электрощиту, от которого к креслу шли провода. Он что-то повернул и щёлкнул выключателем. Получилось! – ток через меня не пошёл, хоть я и почувствовал, что в скобах появилось напряжение. Я сидел совершенно спокойно и, улыбаясь, смотрел на следователя.

– В чём дело?! Почему не работает?! – заорал он на моих палачей.