Роковая музыка (Музыка души) - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 28

Его руки обрушились вниз.

— Что мы сделлалли? Что мы сделлалли? — вопрошал Имп. Возбуждение носилось босиком вверх и вниз у него по хребту.

Они сидели в маленькой тесной комнатке за баром. Глод снял шлем и протирал его изнутри.

— Веришь ли — размер четыре четверти, темп сто двадцать, тема и басовый рисунок.

— Чего это? — спросил тролль. — Чего значат все эти слова?

— Ты же музыкант, — сказал Глод. — Что ты делаешь, на твой взгляд?

— Молочу по ним молотками, — ответил Лайас, прирожденный барабанщик.

— А вот тот брейк ты сыгралл, — сказал Имп. — Ты знаешь… в середине… короче, бам бах бам бах, бамбамБАХ… откуда ты зналл, как сыграть этот брейк?

— Просто этот брейк должен был там быть, в том месте, — объяснил тролль.

Имп посмотрел на гитару. Она лежала на столе и тихонько играла сама себе, как будто кот мурлычет.

— Это ненормалльный инструмент, — сказал он, ткнув в нее пальцем. — Я просто стоялл там, а она игралла сама по себе!

— Наверное, принадлежала какому-то волшебнику, как я и говорил, — сказал Глод.

— Ну да! — возразил Лайас. — Никогда не слышал о волшебнике-музыканте. Музыка и магия не смешиваются.

Они посмотрели на гитару.

Импу не приходилось слышать о самоиграющих инструментах, за исключением легендарной арфы Оуэна Моунии, которая пела в случае опасности. И это было давно, в те дни когда вокруг было полно драконов. Поющие арфы ушли с драконами. Они казались совершенно неуместными в городе, на фоне гильдий и всего прочего.

Дверь распахнулась.

— Это было… потрясающе, парни! — сказал Гибискус Данельм. — Никогда не слышал ничего подобного! Сыграете здесь завтра ночью? Вот ваши пять долларов.

Глод сосчитал монеты.

— Мы четыре раза играли на бис, — мрачно сказал он.

— На вашем месте, — отозвался Гибискус, — Я бы пожаловался в Гильдию.

Трио посмотрело на монеты. Для людей, евших в последний раз двадцать четыре часа назад, они выглядели очень впечатляюще. Сумма, конечно, не тянула на взнос в Гильдию. С другой стороны, эти двадцать четыре часа были очень длинными.

— Если вы придете завтра, — сказал Гибискус, — я превращу эти пять в… шесть долларов. Ну как?

— Ох, ничего себе! — сказал гном.

Мастрим Ридкулли подскочил в постели, потому что кровать, мягко вибрируя, ползла через комнату.

О, это все-таки случилось! Они добрались до меня!

Традиционный для Университета карьерный рост, при котором преемник одевал тапочки покойного предшественника — иногда удостоверившись в его смерти — давно ушел в прошлое. В основном благодаря самому Ридкулли, который был мужчина рослый и в хорошей форме, и — как в этом смогли убедиться три полуночных претендента на аркканцлерство — обладал прекрасным слухом. С ними приключились различные неприятности — висение вниз головой на окне, лишающий сознания удар лопатой и переломы обеих рук. Кроме того, Ридкулли был известен как человек, спящий с двумя заряженными арбалетами у изголовья. Он был добрым человеком и, вероятно, не стал бы стрелять вам в оба уха. Эти соображения поддерживали более терпеливых волшебников. Всяк рано или поздно умрет. Они могут и подождать.

Ридкулли произвел быстрый переучет и счел свое первое впечатление ошибочным. Не было заметно никаких проявлений смертоносной магии. Был только звук, заполнивший комнату до потолка. Он нацепил шлепанцы и выскочил в коридор, в котором толклись преподаватели, расспрашивающие друг друга какого черта тут происходит. С потолка осыпалась штукатурка, заволакивая все плотным туманом.

— Кто причиной шуму сему?! — заорал Ридкулли.

Ответом было неслышное раскрывание ртов и множественное пожимание плечами.

— Хорошо же, я сам это выясню! — пророкотал Аркканцлер и устремился к лестнице.

Остальные гуськом поспешили за ним. Он двигался на негнущихся ногах — ярко свидетельство того, что этот прямолинейный человек близок к точке воспламенения.

Трио хранило молчание всю дорогу из «Барабана». Никто не проронил ни слова по пути к Гимлетовым деликатесам. Никто ничего не сказал, пока они ждали своей очереди. Затем все, что они говорили, было: «Так… правильно… одну четверную порцию Грызуччи с тритонами, перца поменьше, одно Клатчское Жаркое с двойным салями и одна Страта — и чтоб никакой урановой смолки». Они уселись и стали ждать. Гитара тихонька наигрывала короткий четырехтоновый рифф. Они старались об этом не думать. Они пытались думать о чем-нибудь другом.

— Думаю сменить имя, — заявил наконец Лайас. — Я хочу сказать — Лайас? Не очень хорошее имя для музыкального бизнеса.

— И на что же ты его сменишь? — спросил Глод.

— Я думал… не смейтесь… я думал… Клиф? — сказал Лайас.

— Клиф?

— Прекрасное тролльское имя. Очень каменистое. Очень крутое. Что в нем не то? — обороняющимся тоном заявил Клиф не Лайас.

— Ну… да… но… ну, я не знаю… Клиф? Не припомню в этом бизнесе никого с именем вроде Клифа.

— Так или иначе, получше, чем Глод.

— Я сжился с Глодом, — сказал Глод. — А Имп сжился с Импом, так?

Имп смотрел на гитару. Это все неправильно, думал он. Я ведь почти не прикасался к ней. И как я устал…

— Не уверен, — несчастным голосом ответил он. — Не уверен, что Имп — подходящее имя для… этой музыки. — Его голос сошел на нет. Он зевнул.

— Имп? — сказал через некоторое время Глод.

— Хммм? — ответил Имп. А еще кто-то там наблюдал за ним. Это уж совсем глупо. Не может же он сказать: мне кажется, кто-то смотрел на меня, когда я стоял там, на сцене. Они ответят: правда? все это очень таинственно, действительно, как такое могло быть?..

— Имп? — повторил Глод. — Почему ты постукиваешь пальцами вот так?

Имп посмотрел вниз.

— Я постукивалл?

— Да.

— Просто задумаллся. В общем, мое имя не подходит длля такой музыки. И имя, и фамиллия.

— А что они вообще значат на нормальном языке? — спросил Глод.

— Ну, вся моя семья — Селлайны, — ответил Имп, проигнорировав выпад против древнего наречия. — Это означает «падубовые». В Лламедосе только падуб и растет. Все осталльное сразу сгнивает.

— Не хотел говорить, — сказал Клиф. — Но «Имп» для меня звучит немного по-эльфийски.