Роковая музыка (Музыка души) - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 20

— Смерть, — сказала Сьюзан ровным голосом. — Что ж, не могу сказать, что у меня не было подозрений. Как Бык-Отец, и Песчаный Человек и Зубная Фея?

— Да.

— ПИСК.

— Ты ждешь, что я всему этому поверю, да? — спросила Сьюзан самым презрительным тоном, на который была способна.

Альберт посмотрел на нее свирепым взглядом человека, который уже сто лет сыт презрительным тоном по горло.

— А меня не колышет, во что вы верите, а во что нет, мадам, — ответил он.

— Вы действительно имеете в виду высокую фигуру с косой и всем прочим?

— Да.

— Послушайте, Альберт, — сказала Сьюзан голосом, каким обычно говорят с недоумками. — Даже если бы «Смерть» как таковой и существовал, хотя откровенно говоря, просто смешно антропоморфизировать простейший природный феномен, то в любом случае никто ничего не мог от него унаследовать Я знаю, что такое наследственность. Это почему у тебя рыжие волосы и тому подобное. Ты получаешь это от людей. И не можешь получить это от… мифов и легенд. Уф.

Смерть Крыс устремился к разделочной доске и воспользовался своей косой, чтобы отхватить кусок сыра. Альберт уселся на место.

— Я помню, как тебя привезли сюда, — сказал он. — Он все время расспрашивал, ты понимаешь. Ему было любопытно. Он ведь любит детей. Видел их довольно много, но, понимаешь ли… каждый раз недостаточно долго, чтобы узнать. Твои папа и мама были против, но сдались и привезли тебя сюда как-то раз, выпить чаю, просто чтобы успокоить его. Им не нравилась эта идея, поскольку они думали, ты испугаешься и будешь реветь. Но ты… ты не ревела. Ты смеялась. Напугала отца до полусмерти. Они привозили тебя еще пару раз, когда он просил, а потом они испугались того, что может произойти, твой папаша уперся и на этом все закончилось. Он был, наверное, единственным, кто мог спорить с хозяином, твой папаша. Я думаю, тебе тогда было около четырех.

Сьюзан задумчиво коснулась бледных линий на своей щеке.

— Хозяин говорил они растили тебя, — Альберт усмехнулся, — в соответствии с новыми методами. Логика. Думать о прошлом — глупо. Я не знаю… полагаю, они хотели держать тебя подальше от идей вроде этой.

— Меня брали покататься на лошади, — сказала Сьюзан, не слушая его. — И я купалась в большой ванной.

— Ага, повсюду мыльная пена… — сказал Альберт и его лицо сморщилось в некоем подобии улыбки. — Хозяин очень смеялся над этим. А еще он сделал тебе качели. Ну, попытался, во всяком случае. Никакой магии или чего-то там. Своими собственными руками.

Сьюзан сидела, а воспоминания в ее голове просыпались, зевали и начинали разматываться.

— Я вспомнила эту ванную, — сказала Сьюзан. — Все вернулось.

— Ха! Ничто и не уходило. Лежало, прикрытое газетой.

— Да, он не очень-то разбирался в сантехнике. Что значит — АРМПБШГБ, А-М?

— Ассоциация Реформированных Молодых Почитателей Бел-Шамарота, Гнойного Бога, Анк-Морпорк, — объяснил Альберт. — Там я останавливаюсь, когда спускаюсь вниз. Мыло и тому подобное.

— Но вы не слишком-то молоды, — заметила Сьюзан, не сумев сдержаться.

— Никто не возражает, — усмехнулся он, и она поняла, что это скорее всего правда. Была в Альберте какая-то жилистая мощь, как будто он весь состоял из костяшек пальцев.

— Он мог все, — заметила Сьюзан, обращаясь, отчасти, сама к себе. — Но некоторые вещи он просто не мог понять. Например, сантехнику.

— Точно. Он привез сантехника из Анк-Морпорка, а тот заявил, что не сделает раньше следующего четверга. Нельзя говорить такого хозяину, — сказал Альберт. — Никогда не видел, чтоб кто-то из этих засранцев работал с такой скоростью. А потом Хозяин заставил его все забыть. Он может кого угодно заставить все забыть, кроме… — Альберт замолчал и нахмурился.

— Кажется, надо закругляться, — сказал он. — Кажется, ты была права. Я полагаю, ты устала. Ты можешь остаться здесь. В доме полно комнат.

— Нет, я должна вернуться! Будут огромные сложности, если я не вернусь в школу к утру.

— Никакого времени не существует, кроме того, что придумали люди. События просто идут себе одно за другим. Бинки может отвести тебя назад в тот самый момент, когда ты покинула школу. Но тебе следовало бы задержаться тут ненадолго.

— Ты сказал, что здесь дыра и меня в нее засасывает. Я не понимаю, что ты хотел сказать.

— Поймешь, когда выспишься, — сказал Альберт.

Здесь не было ни дня, ни ночи. Больше всего неприятностей это доставляло Альберту.

Здесь был ярко освещенный ландшафт и ночное небо со звездами над ним. Смерть так и не смог постичь разницу между днем и ночью. Когда в доме появлялись обитатели-люди, он придерживался двадцатишестичасового цикла жизни. Люди, в свою очередь, приспосабливались к более длинным суткам, так что их можно было переставлять на закате дня как целую кучу маленьких часов.

Альберт ложился спать когда ему случалось вспомнить, что пора ложиться спать. Сейчас он сидел освещенный единственной свечей и таращился в пространство.

— Она помнит купания в нашей ванной, — бормотал он. — И ей известны вещи, которых она никогда не видела. И о которых ей не рассказывали. Это наследственность.

— ПИСК, — сказал Смерть Крыс. Он предпочитал сидеть ночами при свете.

— В прошлый раз, когда он смылся, люди перестали умирать. Но они не перестали умирать в этот раз. И лошадь пришла к ней. Она заполнила дыру.

Он уставился в темноту. О том, что он взволнован, обычно свидетельствовала энергичная причмокивающе-цыкательная активность, как будто он исследовал дупла в зубах на предмет остатков полдника. Сейчас от него исходил шум как от пылесоса.

Он бы не смог припомнить, каково быть молодым. С ним это случилось, должно быть, тысячи лет назад. Ему было семьдесят девять, но Время в доме Смерти было ресурсом многократного использования. Он смутно сознавал, что детство — мудреное дело, особенно ближе к концу. Все эти сложности с прыщами и с конечностями, которые будто бы обладают собственным разумом. В этом возрасте отправлять исполнительную власть над жизнью и смертью, безусловно, сверхсложная задача. Но штука была в том, ужасная, неотвратимая штука была в том, что кто-то должен ее отправлять.