Письма с Соломоновых островов - Гижицкий Камил - Страница 1

Камил Гижицкий

Письма с Соломоновых островов

1

Юго-восточные Соломоновы острова. На борту катера «Элис»

Дорогая Ева!

Ты, вероятно, уже читала, что мы отправились сначала на торговом корабле в Лондон, а оттуда польским океанским лайнером добрались до Сингапура. Нас трое: мой отец, профессор этнографии, его ассистент Анджей Кентский и я — фотограф экспедиции и хроникер. Путешествие через Ла-Манш и Бискайский залив оказалось приятным, хотя лайнер слегка качало. К счастью, никто из нас не страдал морской болезнью. По Средиземному морю мы плыли словно по озеру. Стояла солнечная погода, и легкий бриз овевал палубу, на которой я отлеживалась и загорала. Мы побывали в шумном Порт-Саиде, проплыли по Суэцкому каналу, распугивая тяжеловесных пеликанов — постоянных обитателей Большого Горького озера. В Суэце я бродила несколько часов по шумным улицам, где меня преследовали назойливые торговцы — арабы, негры и хамиты, предлагавшие всевозможные египетские сувениры, в массовом количестве изготовленные в Западной Германии.

Плавание по Индийскому океану навсегда останется в моей памяти: его краски великолепны, а жизнь в его водах бьет ключом! Я побывала в чудесном городе Коломбо на Цейлоне, затем в Рангуне, где любовалась многочисленными храмами с их прекрасной архитектурой, богатыми музеями, широкими улицами и внушительными правительственными зданиями; наблюдала многолюдное население этого города, состоящее из представителей многих рас с различным цветом кожи. Описывать все это не стану, ведь немало поляков рассказывают теперь о своих впечатлениях, полученных во время путешествий, и ты, наверное, уже много об этом читала.

Наконец мы прибыли в Сингапур, где почти сразу же перебрались на борт голландского пассажирского судна «Масскерк», шедшего курсом па Порт-Морсби (Новая Гвинея), направляясь в Австралию. В Порт-Морсби нам удалось пересесть на судно пяти тысяч тонн водоизмещением, весьма жалкое на вид. На безобразно облупленном носу корабля красовалось гордое название «Санта-Исабель». Это судно, (Предназначенное для перевозки мелких грузов, курсировало между Новой Гвинеей и островами Фиджи и Соломоновыми, а порой заходило и на Новые Гебриды, доставляя самые различные товары для сотен селений, разбросанных на многочисленных островах и островках, и вывозя оттуда копру.

На «Санта-Исабель» — несколько крошечных, неимоверно душных пассажирских кают. После почти двухнедельных скитаний в лабиринте островов мы без особых приключений высадились на северном берегу острова Гуадалканал в городе Хониаре — резиденции верховного комиссара, управляющего британским протекторатом Соломоновые острова. Здесь мы задержались на две недели, так как надо было предъявить разрешение, полученное нами в Лондоне от министерства иностранных дел на право ведения научных работ, а также рекомендательные письма от нескольких выдающихся английских ученых. Кроме того, нужно было получить ответ на различные интересовавшие нас вопросы, выбрать подходящую территорию для работы и, наконец, нанять проводника и переводчика. Последнее было своего рода страховкой на случай непредвиденных языковых трудностей, поскольку папа хорошо владеет меланезийским языком, на котором говорят в северных районах архипелага.

Оказалось, что верховный комиссар увлекался этнографией, поэтому он сразу же нашел общий язык с моим отцом. Это весьма облегчило нам первые шага на Гуадалканале. Государственные чиновники и офицеры местного гарнизона также охотно помогали нам, оказав особое содействие в выборе места для предстоящей работы. Мы понимали, конечно, что власти стремились держать нас в поле зрения, да и нельзя было ожидать, чтобы они позволили чужим людям бродить по территории протектората и заглядывать куда им вздумается.

Британский протекторат на этом архипелаге состоит из шести крупных и тридцати более мелких островов, а также множества маленьких островков и атоллов, поэтому выбор подходящего для нас места был немалой проблемой. Во время второй мировой войны Соломоновы острова стали ареной длительных, упорных и кровопролитных боев между союзниками и японцами и неоднократно переходили из рук в руки. В омывающих их водах нашло свой конец немало кораблей воюющих сторон, но особенно интенсивными были здесь воздушные бомбардировки. Острова Гуадалканал, Нью-Джорджия, Санта-Исабель, Малаита, а также Сан-Кристобаль и Шуазёль содрогались от разрывов бомб и снарядов. На маленьких островках не было никаких аэродромов и укреплений, однако и они пострадали, так как и здесь размещались войска, артиллерия и пулеметы. В течение двух лет тут погибло много англичан, американцев, японцев, а также и местных жителей, поскольку большинство поселений было разрушено дотла, а их обитатели истреблены. Не спаслись и те, кто бежал в неприступные горы и леса, ибо последние подвергались бомбардировкам с моря и воздуха с целью уничтожить там запасы авиабензина, что естественно, вызвало крупные пожары и гибель многих тысяч людей.

Как американцы, так и японцы оставили после себя не только руины и пепелища, разбитые автомобили, орудия, обломки сгоревших автомашин и танков, несметное количество брошенного оружия и боеприпасов, но также немало метисов, в результате чего старые обычаи, верования и племенные традиции коренного населения значительно ослабли. А ведь мы стремились к тому, чтобы найти на этом архипелаге такой уголок, где старый меланезийский фольклор сохранился во всей своей первозданной свежести, а население не было подвержено чуждым культурным влияниям.

Крупные острова не отвечали, естественно, этим условиям, так как уже почти сто лет там действовали миссионерские центры, концессии, тортовые дома и другие предприятия, принадлежащие европейцам, индийцам, арабам и китайцам. Пришельцы считали аборигенов дикарями, пытались цивилизовать их на свой манер, навязать им свои обычаи и законы. Не лучше обстояло дело и на более мелких островах. После первой мировой войны па них поселилось множество индийцев, а еще больше китайцев — мелких купцов, ремесленников и земледельцев, не говоря уже о подлинном нашествии огромного количества миссий, принадлежащих к различным религиозным направлениям.

Единственной подходящей территорией для нашей работы могли стать только маленькие островки, да и то не все, так как на многих из них уже побывали пришельцы из Китая, полуострова Малакка и Индии. Наконец, один из государственных чиновников, исполнявший обязанности «разъездного инспектора», порекомендовал нам в качестве экспедиционной базы небольшой остров Улава, с которого легко добраться до островов Трех сестер, Уги, Санта-Ана, Санта-Каталина и даже в совершенно необжитые глубинные районы Сан-Кристобаля. Этими островками, как говорят, до сих пор мало интересовались купцы и миссионеры; быть может, на «их удастся собрать интересные материалы.

Видимо, все эти экзотические названия пришлись по душе моему отцу, так как вместе со своим ассистентом он принялся готовиться к экспедиции, а я тем временем знакомилась с местностью и делала фотоснимки. Я сопровождала местного врача и его жену в инспекционной поездке по острову, побывала на аэродромах Какум и Лунге и несколько восточнее — в деревнях Тетере и Ророни. Там я сфотографировала женщин и мужчин — превосходные типажи с красивыми, чисто меланезийскими чертами лица и великолепными буйными шевелюрами. По моей просьбе они облачились в старинные национальные одеяния: мужчины надели узкие набедренные повязки и множество ожерелий из тоненьких раковинных дисков, а женщины позировали в маленьких передничках, сплошь обвешанные ожерельями из разноцветных раковин, клыков летучих собак[1] и морских свиней. После этого мы направились вдоль северного побережья острова Гуадалканал до мыса Эсперанс, а потом на запад до Мамарово и Лаворо, проехав на автомобиле около ста пятидесяти километров, а быть может, и больше. Ехали по обширной, плодородной долине; по одну сторону от нас простиралось сверкавшее на солнце море, по другую — далекие вершины горного хребта Попоманасиу, достигающие двух тысяч триста метров в высоту. Вся долина, обильно орошаемая многочисленными реками, поросла плантациями кокосовых и арековых пальм, дынного дерева, бананов, сахарного тростника, саговых и ореховых пальм, плоды которых тверды, как слоновая кость. Я видела здесь такие огромные банановые деревья, что в их повисших в воздухе корневищах можно было бы устроить несколько беседок, а в каждой из них поместить около двадцати человек. В поднимающихся на горы лесных чащобах такое множество лиан и свисающих с деревьев вьющихся растений, что кажется, будто человеку там и не пройти. Дома плантаторов утопают в цветах. Фиолетовые цветы на кустах бугенвиля, огненно-красные фламбойяны, пурпурные гибискусы[2] образуют красочные аллеи и куртины, среди которых едва видны крыши домов. Повсюду летает множество птиц с ярким оперением, а еще больше разноцветных бабочек величиною с ладонь. Тут и там виднеются маленькие деревушки аборигенов, утопающие в рощах арековых пальм, хлебных и шелковичных деревьев[3], а чуть поодаль — небольшие огороды, на которых выращивают ямс и таро[4]. По вечерам над головой с писком проносятся большие летучие лисицы[5], которые объедают фруктовые деревья.