Посох и Шляпа - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 44

– Они строят другую башню! – воскликнул Найджел. – К тому же из моего дворца, – пожаловался Креозот.

– Шляпа победила, – объяснил Ринсвинд. – И она строит собственную башню. Это нечто вроде защитной реакции. Волшебники всегда окружают себя башней, как эти, ну… Как называются те штуки, которые живут на дне реки?

– Лягушки.

– Камни.

– Бандиты-неудачники.

– Шитики – вот что я имел в виду, – вспомнил Ринсвинд. – Когда волшебник собирается с кем-то воевать, первым делом он строит себе башню.

– Она очень большая, – заметил Найджел. Ринсвинд мрачно кивнул.

– И куда мы направляемся? – поинтересовалась Канина.

Ринсвинд пожал плечами.

– Прочь.

Прямо под ними проплывала внешняя стена дворца. Не успели они миновать ее, как стена затряслась, и кирпичи начали взмывать вверх, присоединяясь к стае камней, с жужжанием вьющихся вокруг новой башни.

Спустя некоторое время Канина не выдержала:

– Ну хорошо. Как ты заставил ковер взлететь? Он действительно делает противоположное тому, что ты ему приказываешь?

– Нет. Я просто обратил внимание на некоторые фундаментальные детали его стратификационного и пространственного расположения.

– Не поняла, – призналась она.

– Хочешь, чтобы я объяснил это неволшебным языком?

– Ага.

– Ты положила его на пол изнанкой вверх, – сказал Ринсвинд.

Несколько мгновений Канина сидела не шевелясь.

– Должна признать, он очень удобный, – наконец заговорила она. – Впервые в жизни лечу на ковре-самолете.

– А я впервые в жизни управляю таким ковром, – рассеянно откликнулся Ринсвинд.

– И у тебя хорошо получается, – похвалила она.

– Спасибо.

– Ты говорил, тебя пугает высота.

– Приводит в ужас.

– По тебе незаметно.

– Я сейчас не об этом думаю.

Ринсвинд обернулся и посмотрел на возвышающуюся у них за спинами башню. За последнюю минуту она здорово выросла, и на ее вершине распустился затейливый бутон башенок и зубчатых стен. Над ней роем кружила черепица. Отдельные плитки пикировали вниз, словно керамические пчелы на бомбометании, и, позвякивая, укладывались на место. Башня была невероятно высокой, и камни у ее основания давно были бы растерты в пыль, если бы не потрескивающая в них магия.

Все, конец организованному волшебству. Два тысячелетия мирной магии пошли псу под хвост, на Диске снова росли башни, в воздухе носилась сырая магия, а значит, вскоре что-то серьезно пострадает. Возможно, это будет Вселенная. Магия в чрезмерных количествах способна искажать вокруг себя пространство и время, а это не слишком хорошие новости для человека, который за долгие годы привык к тому, что такие вещи как следствия идут за такими вещами как причины.

Но Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то еще можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, – или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.

Смысл былой организации Университета заключался в том, что она поддерживала нечто вроде мира между волшебниками, которые обычно сходятся друг с другом без особых проблем – примерно как коты в мешке. И теперь, когда они вступили в бой без перчаток, каждый, кто попытается встать между ними, окажется сильно поцарапанным. Это вам не та старая, спокойная, немного глуповатая магия, к которой привык Диск. Это магическая война, пронизывающая и раскаленная добела.

Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:

– Надо же что-то предпринять!

Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещенная косыми лучами заходящего солнца.

– Что-то звезд маловато, – заметил Найджел. – Может, они боятся выходить на небо?

Ринсвинд поднял голову. В воздухе висела серебристая дымка.

– Это сырая магия оседает из атмосферы, – пояснил он. – Атмосфера ею перенасыщена.

Двадцать семь, двадцать восемь, два…

– Надо же что-то… – начала Канина.

– Не надо, – оборвал ее Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение.

– Волшебники будут сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется кто-нибудь один. Их так просто не разнять.

– Мне не помешало бы немного выпить, – заявил Креозот. – Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?

– На какие шиши? – поинтересовался Найджел. – Ты ж теперь бедный, забыл?

– Бедность меня не волнует, – ответил сериф. – Труднее всего примириться с трезвостью.

Канина легонько ткнула Ринсвинда в ребра и поинтересовалась:

– Это ты ведешь эту штуковину?

– Нет.

– Тогда куда она летит?

Найджел посмотрел вниз.

– Судя по всему, она летит в сторону Пупа. К Круглому морю.

– Но кто-то ведь должен ею управлять.

«Привет», – раздался в голове Ринсвинда дружеский голос.

«Это, случаем, не моя совесть опять объявилась?» – подумал Ринсвинд.

«Я чувствую себя просто ужасно».

«Что ж, очень жаль, – пожал плечами Ринсвинд, – но я здесь ни при чем. Я всего лишь жертва обстоятельств. Не понимаю, почему я всегда должен брать на себя всю ответственность?»

«Да, но ты мог бы хоть что-нибудь предпринять».

«Что, например?»

«Ты мог бы уничтожить чудесника. Тогда мир будет спасен».

«У меня нет на это никаких шансов».

«Тогда, по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе. Это предпочтительнее, чем позволить разгореться магической войне».

– Слушай, заткнись, пожалуйста, – вслух попросил Ринсвинд.

– Что? – переспросила Канина.

– А? – рассеянно отозвался Ринсвинд. Посмотрев ничего не выражающим взглядом на голубой с золотом узор под собой, он вдруг добавил: – Это ты управляешь им, да? Через меня? Это подло!

– О чем ты говоришь?

– О-о. Прости. Я разговариваю сам с собой.

– Думаю, нам лучше приземлиться, – предложила Канина.

Они плавно спустились к полукруглому пляжу, расположенному в том месте, где пустыня соприкасалась с морем. При нормальном освещении этот пляж с его песком, образованным миллиардами крошечных осколков ракушек, был бы ослепительно белым, но в это время дня он казался красным, как кровь, и первобытным. Кучи плавника, изрезанного волнами и выбеленного солнцем, громоздились вдоль линии прибоя, словно кости древних рыб или самый большой во Вселенной прилавок с приспособлениями для аранжировки цветов. Ничто не шевелилось, за исключением волн. Поблизости высилось несколько валунов, раскаленных, словно огнеупорный кирпич, поэтому моллюски и водоросли предпочитали не приближаться к ним.

Даже море казалось высохшим. Если бы какая-нибудь протоамфибия вылезла на подобный берег, она бы тут же отказалась от своего намерения, вернулась в воду и посоветовала всем своим родственникам забыть о ногах – они того не стоят. Воздух был таким, словно его долго кипятили в чьем-то носке.

Но Найджел все равно настоял, чтобы они развели огонь.

– Так атмосфера будет более дружеской, – заявил он. – Кроме того, там могут водиться чудовища.

Канина посмотрела на мелкие маслянистые волны, которые наползали на берег, словно пытаясь – без особого энтузиазма – выбраться из моря.

– В этом? – переспросила она.

– Лучше проявить предусмотрительность. Ринсвинд слонялся возле берега, рассеянно подбирая камни и бросая их в море. Один или два полетели в него обратно.

Через какое-то время Канина разожгла костер, и высохшая, как кость, пропитанная солью древесина запылала сине-зеленым пламенем, которое с ревом взлетало вверх и рассыпало фонтаны искр. Волшебник подошел поближе и уселся среди пляшущих теней, прислонившись спиной к куче выбеленных солн цем кусков дерева. Его окутывало облако такого непроницаемого уныния, что даже Креозот прекратил жаловаться на жажду и заткнулся.