Колдовской мир — 2 (Поворот): Бури победы - Нортон Андрэ - Страница 28

Эта глупость, моя одержимость драгоценностями, отступила, когда они не были перед моими глазами. И никакое предчувствие не могло победить моего упрямства. Если драгоценности найдут в их новом укрытии и уничтожат — я надеялась только на то, что меня тогда поблизости не будет. Потому что знала, что мой протест будет бурным.

Осматривая опустевшую каюту, я не видела больше никаких следов ее прежних обитателей. Поэтому взяла сумки и отнесла их на палубу, где нашла уже целую гору таких же полных сумок и мешков. Никто из салкаров не притрагивался к ним. Кемоку, мне и Орсии пришлось складывать их в одну из корабельных шлюпок. Леди Джелит не было: ее единственной опасалась я, она могла узнать, что я пыталась скрыть. Я почувствовала облегчение, когда мы добрались до берега и увидели расщелину, в которой будут спрятаны эти вещи, может быть, навсегда. Мы сделали несколько ездок к узкой полоске гальки, которую обнажил отлив, и спрятали все собранные вещи.

Этой ночью я спала на палубе. Вождя со мной не было, и это странно, потому что после возвращения из Варна он будто дал мне клятву верности и всегда оставался со мной. Но даже не ощущая рядом его маленького теплого тела, я легко погрузилась в сон, и мне ничего не снилось.

Последний осмотр корабля произвел сам Сигмун, лорд Саймон и леди Джелит сопровождали его. Они убедились, что никаких личных вещей прежних владельцев корабля не осталось. Я ждала, что меня будут расспрашивать о следах ножа на стене, но никаких вопросов не было. Я испытывала легкое беспокойство. Теперь, когда драгоценностей передо мной не было, я начала думать, что их использовали те, кто желает нам зла. Возможно, я открыла нечто большее, чем деревянную панель. Я пыталась успокоить себя: если шкатулки действительно связаны с Тьмой, их в любой момент можно будет выбросить в море.

Я была уверена, что не хочу, чтобы эти драгоценности принадлежали лично мне, как воин после боя хочет получить добычу. Что-то иное двигало мной, мысль, что такая красота не может быть связана со злом. Утром я посмотрела на себя в полированной поверхности щита фальконера.

Ничто в моей наружности не способно вызвать тщеславие. Я была уверена, что если надену на себя найденное, буду подобна дикому пони, на которого надели сбрую бесценного торгианца.

Но время от времени меня охватывало такое сильное желание взглянуть на сокровища, что подавить его удавалось лишь с большим усилием. Я бормотала строки, заученные в странствиях, и время от времени вдыхала запах сухих листьев из запасов Орсии. Этот запах прояснял голову.

После четвертого приступа такого желания я поняла, что приступы случаются, когда рядом со мной Вождь. Я не решалась устанавливать с ним мысленный контакт. Но была уверена, что кот каким-то образом связан с моей находкой.

Погода улучшилась, стояли отличные дни. Никаких предвестников неприятностей, ожидающих нас в море, не было. На двадцатый день после начала работы над подготовкой нашего пестрого флота к походу мы наконец отплыли.

Снова, как и при выходе из Горма, дул попутный ветер, он наполнил паруса нашего нового корабля и рыбацких лодок. Через определенные промежутки времени мы запускали соколов, которые возвращались, не обнаружив в море других кораблей и не заметив ничего особенного.

Если Скалга последовал за нами, возможно, море оказалось для него слишком велико. Я знала, что Орсия продолжает следить за происходящим под водой, но она не встречала пока ничего необычного. Говорила только, что обычных обитателей моря меньше, чем можно было ожидать. Но ничего странного в этом не было, учитывая, какое огромное количество мертвой рыбы мы видели в первые дни после катастрофы.

В пути мы не отходили далеко от берега. Вдоль горизонта на востоке темной нитью тянулась стена утесов. К западу ничего, кроме открытого моря. Моряки поговаривали о подозрительном отсутствии морских птиц. Видимо, их тоже отталкивало изобилие мертвой рыбы. Я достаточно салкар, чтобы понять тревогу, вызванную отсутствием птиц. Эти упорные борцы с океаном с самого начала были постоянными спутниками всех мореплавателей. А некоторые птицы, белоснежные, с широкими крыльями, считались приносящими счастье. У нас есть легенды о том, как такие птицы выводили терпящие бедствия суда к берегу. Я знала, что у многих кораблей они нарисованы на главном парусе.

На четвертый день плавания один сокол вернулся с сообщением, что впереди земля. Мы не знали, остров это или часть материка, вытянувшаяся в море.

Задолго до захода солнца мы заметили впереди темную линию. К востоку продолжалась стена утесов. Сигмун приказал спустить парус и двигаться медленней. Послали еще двух соколов. На этот раз они вернулись с сообщением, что мы приближаемся к цепи островов. Когда стемнело, впередсмотрящий доложил, что впереди к западу от нас заметил свет.

Сменивший направление ветер принес запах, который подсказал, что рядом есть действующий вулкан. Но столбов огня, как ожидали многие, в ночном небе не было.

На кораблях все паруса были спущены. Луна не пробивалась сквозь густые тучи. Мы больше не видели островов.

Когда я попробовала погладить Вождя, он зашипел и ушел на нос корабля. Стоял там, как впередсмотрящий. Я последовала за ним. Всякий раз, когда ветер доносил испарения вулкана, я начинала кашлять. В воздухе чувствовалось сгущающееся напряжение, и все были встревожены, хотя никто не мог бы сказать, почему.

Глава двенадцатая

Наверно, все провели беспокойную ночь. Со своего места, где я лежала рядом с Вождем, видны моряки, бродившие по палубе. Я едва успела задремать, как ко мне присоединились Кемок и Орсия. Сначала я уловила сопровождающий ее легкий запах трав, затем услышала вопрос, обращенный ко мне.

— Ты видела что-нибудь?

Я ответила правду:

— Ничего, потому что и не пыталась увидеть.

С того времени, как спрятала драгоценности, я не обращалась к своему дару, чтобы не привлечь к нам внимания того, чего мы хотим избежать. Что оно ждет нас в ночи, скрывшись в темноте, становилось ясно при одном взгляде на Вождя: он сидел, настороженно пригнувшись, и смотрел вперед с бесконечным терпением своего племени, как будто перед норой добычи.

Орсия сбросила на палубу свой плащ. Я догадалась, что она делает, хотя сюда свет лампы не попадал. Она поднялась на поручень и скользнула в воду. Ей обязательно нужно побыть в воде, а то она умрет. Кемок склонился над поручнем, но не последовал за ней. Орсия попала в хорошо знакомую стихию, а он может находиться там лишь ограниченное время, как всякое дышащее воздухом существо. Но я знала, что даже если они не рядом, сознание их едино и он продолжает ее охранять.

Я держала руку на голове Вождя и почувствовала, как он задрожал, будто собираясь прыгнуть. Хоть это было опасно, я раскрыла сознание.

…Я стояла на палубе корабля, ветер трепал мои волосы, в руке у меня нож. Через мысленную связь не последовало ни удара, ни попытки вторжения на уровне контакта. Скорее другое ощущение. Как Вождь крадется за добычей, так же с юга подкралось чувство. Подобно щупальцу, оно пыталось найти наше слабое место. Но это не живое существо!

Темная тень — Кемок — распрямилась, его плечи почти касались моих. Рука его тоже легла на оружие. Мы ждали: после разведчика может последовать нападение. Но его не было. То, от чего у меня мурашки побежали по коже, отступило.

Я слышала рассказы о живых мертвецах, тех, у кого Колдеры отняли душу, но оставили тело. Были и другие истории, не менее мрачные, о местах, где хранился живой и молодой дух народа Древних. Но то, что подкрадывалось к нам этой ночью, не имело никакого отношения к людям, оно не могло разделить наши мысли и чувства. Если оно обладало жизнью — я была уверена, что, по крайней мере, целью оно обладает, — это такая жизнь, о которой мы и понятия не имели.

Кемок сражался с Тьмой в Эскоре. О его победах уже рассказывают легенды. Сама я так далеко не заходила в эту землю, в которой еще живут почти забытые опасности. Поэтому к нему был обращен мой вопрос.