Мрачный Жнец - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 67

— М-м, вряд ли, хирургия здесь ни при чем.

— Кстати, разве мы его не похоронили? — осведомился профессор современного руносложения.

— Похоронили. А теперь выкопаем, — отрезал аркканцлер. — Вероятно, это и называется чудом жизни.

— Как пикули, — весело сказал казначей.

Даже члены клуба «Начни заново» озадаченно уставились на казначея.

— Так делают в некоторых районах Очудноземья, — пояснил тот. — Огромные кувшины со специальными пикулями зарывают на несколько месяцев в землю, чтобы там они забродили и приобрели тот приятный, пикантный…

— Скажите, — шепотом спросила Людмилла у Чудакулли, — а волшебники всегда себя так ведут?

— Посмотрите на главного философа. Вот превосходный пример настоящего волшебника, — ответил Чудакулли. — Имеет такую же твердую связь с реальностью, как мясная вырезка из картона. Я очень горд видеть его в своей команде. — Он потер руки. — Итак, ребята, есть добровольцы?

— Йо! Хей! — тут же откликнулся декан, явно пребывавший в каком-то ином, радужном мире.

— Я бы пренебрег своими обязанностями, если бы не оказал помощь брату своему, — сказал Редж Башмак.

— У-ук.

— Ты? Тебя мы взять не можем. — Декан с ненавистью посмотрел на библиотекаря. — В партизанской войне ты ровным счетом ничего не смыслишь. Да, мы настоящие партизаны! Эти… как их… гериллы!

— У-ук! — откликнулся библиотекарь и удивительно емким, исчерпывающим жестом показал, что способен сделать орангутан с самозванной «гериллой».

— Четверых должно хватить, — сказал аркканцлер.

— Сомневаюсь, что удастся научить его смыслу «йо!», — пробормотал декан.

Он снял свою шляпу, — а это волшебники делают только тогда, когда хотят что-нибудь достать оттуда, — и передал ее казначею. Потом оторвал от низа своей мантии узкую полоску, драматически подержал ее на вытянутых руках и повязал на лоб.

— Это часть характера, — пояснил он в ответ на так громко прозвучавший молчаливый вопрос. — Так всегда поступают воины Противовесного континента, отправляясь в бой. А кричать надо… — он попытался вспомнить книгу, которую читал очень давно. — Э-э… Бонсай. Да. Бонсай!

— А я думал, что это означает обрезку деревьев, чтобы сделать их маленькими, — язвительно усмехнулся главный философ.

Декан замялся. Если уж на то пошло, он и сам был не очень уверен, что все правильно вспомнил. Но настоящий волшебник никогда не отступает перед лицом какой-то там неуверенности.

— Нет, это определенно был «бонсай», — сказал он, еще немного подумал, и тут лицо его просветлело. — И это часть бусидо. Ты все перепутал! Это не деревья, а бусы. В прошлом вместо ленты на лоб они повязывали бусы. Да, есть смысл, если задуматься…

— Но ты не можешь вопить свой «бонсай» здесь, — сказал профессор современного руносложения. — У нас абсолютно другая культура, другое наследие. Здесь это будет бесполезно. Никто не поймет, что ты имеешь в виду.

— С этим я как-нибудь справлюсь, — успокоил его декан.

Он заметил, что Людмилла стоит с открытым ртом.

— Обычная беседа волшебников, — заверил он ее.

— Правда? — неуверенно спросила она. — А мне бы и в голову не пришло…

Аркканцлер уже выбрался из тележки и сейчас задумчиво катал ее взад-вперед. Как правило, свежая мысль достаточно долго укоренялась в его мозгу, чувствуя себя там не очень уютно, но Чудакулли инстинктивно чувствовал, что этой проволочной корзинке на четырех колесах можно найти массу полезных применений.

— Так мы идем или весь вечер так и проторчим здесь, бинтуя головы? — спросил он.

— Йо! — рявкнул декан.

— Йо? — попробовал Редж Башмак.

— У-ук!

— И это было «йо!»? — подозрительно осведомился декан.

— У-ук.

— Ну… тогда ладно.

Смерть сидел на вершине горы. Гора эта не была особенно высокой, не слишком отвесной и не такой уж мрачной. Голые ведьмы не слетались сюда, дабы устраивать свои шабаши. Если уж на то пошло, ведьмы Плоского мира крайне редко снимали свои бесчисленные одежды, а если и снимали, то не больше, чем это было необходимо для бизнеса.

Скалу эту не посещали привидения. Голые лысые мудрецы не сидели на ней и не распространяли мудрость, потому что любой достаточно мудрый человек быстро понимает: сидение голышом на горных вершинах может вызвать не просто геморрой, а геморрой плюс жестокое обморожение. Иногда люди забирались на гору, чтобы добавить пару камней к пирамидке, сложенной на вершине, но это служит лишним доказательством того, что, если есть какой-нибудь глупый обычай, его обязательно подхватит человечество и воплотит в жизнь.

Смерть сидел на пирамиде и размеренными медленными движениями водил оселком по лезвию косы.

Воздух вдруг всколыхнулся. Возникли три серых прислужника.

— Думаешь, победил? — сказал один.

— Думаешь, можно праздновать триумф? — сказал один.

Смерть перевернул оселок, оглядел его и еще раз провел по кромке лезвия.

— Мы все доложим Азраилу, — сказал один.

— Ты ведь всего-навсего Смерть, один из многих, — сказал один.

Смерть подставил лезвие под лунный свет, поворачивая его и любуясь игрой отблесков на крошечных чешуйках металла.

Потом одним быстрым движением он встал. Прислужники поспешно отступили.

Со скоростью змеи он выбросил руку и схватил одну из серых мантий, подтянув пустой капюшон на уровень своих глазниц.

— ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ УЗНИК, СИДЯЩИЙ В БАШНЕ, СЛЕДИТ ЗА ПОЛЕТОМ ПТИЦ? — спросил он.

— Убери от меня свои руки, — сказал один. — …Ой…

На мгновение вспыхнуло голубое пламя. Смерть опустил руку и повернулся к двум оставшимся.

— Мы еще встретимся, — сказал один. Они исчезли.

Смерть смахнул со своего плаща частичку пепла и встал на вершине горы, широко расставив ноги. Подняв над головой косу, он призвал к себе всех мелких Смертей, которые возникли в его отсутствие.

Спустя какое-то время на гору накатилась черная волна.

Она текла, словно черная ртуть.

Это продолжалось долго, но наконец все закончилось.

Смерть опустил косу и осмотрелся. Да, все здесь. Он снова стал настоящим Смертью, содержащим в себе все смерти мира. За исключением…