Мрачный Жнец - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 55

Он перевернул страницу.

— Кажется; здесь говорится о…

«Честно говоря, я так ничего и не понимаю, — сказал он сам себе. — Один-Человек-Ведро упоминал о том, что города размножаются. Но что-то здесь не сходится…»

Каждый город — это живое существо. Предположим, ты — огромный медлительный великан, смахивающий чем-то на Считающую Сосну, и ты смотришь на город. Что ты там видишь? Видишь, как растут здания, как отражаются атаки врагов, как тушатся пожары. Ты видишь, что город живет, но самих людей не видишь, потому что они передвигаются слишком быстро. Жизнь города, то есть сила, которая заставляет его жить, не представляет собой никакой тайны. Жизнь города — это люди.

Он рассеянно перелистывал страницы, не видя, что там написано…

Итак, есть города — огромные, малоподвижные существа, вырастающие на одном месте и не двигающиеся с него многие тысячи лет. Размножаются они с помощью людей, колонизирующих новые земли. А сами города просто лежат себе и не чешутся. Да, они — живые существа, но медузы — тоже живые.. Город — это подобие некоего разумного овоща. В конце концов, называем же мы Анк-Морпорк Большим Койхреном…

А там, где есть большие, медлительные живые существа, обязательно появляются маленькие и быстрые существа, которые питаются большими, медлительными…

Ветром Сдумс почувствовал, как клетки его мозга охватывает яркое пламя. Как рождаются на свет логические соединения и как мысли направляются по новым каналам. Неужели при жизни процесс его мышления проистекал точно так же? Вряд ли. При жизни Сдумс представлял собой множество сложных реакций, подключенных к куче нервных окончаний. О настоящем мышлении и речи не могло идти — в его голове постоянно роился всякий мусор, начиная с тупых размышлений касательно следующего приема пищи и заканчивая случайными, ничего не значащими воспоминаниями.

Значит, оно растет внутри города, в тепле и под его защитой. Затем вырывается наружу и что-то строит, но не настоящий город, а фальшивый… который начинает тянуть людей, или жизненную силу, из города-прародителя…

Есть такое слово — «паразит».

Декан, не веря собственным глазам, уставился на свой посох. Потом потряс его и снова ткнул им в сторону тележек.

На сей раз последовавший за этим звук можно было бы записать, как «пфут». Декан поднял взгляд. Стена тележек, выросшая до самых крыш, грозила вот-вот обрушиться.

— Вот… расстройство, — сказал он и прикрыл голову руками.

Кто-то схватил его за мантию и оттащил буквально за мгновение до того, как тележки действительно обрушились.

— Вперед! — велел Чудакулли. — Если мы будем шевелить ногами, нас не догонят.

— У меня магия закончилась! Совсем закончилась, — простонал декан.

— У тебя скоро еще кое-что закончится, если не поторопишься, — предупредил аркканцлер.

Стараясь держаться вместе и периодически спотыкаясь друг о друга, волшебники неслись перед волной тележек. Бурная проволочная река вырывалась из города и растекалась по полям.

— Знаете, что мне все это напоминает? — спросил Чудакулли.

— Ну-ка, удиви нас, — пробормотал главный философ.

— Лосося на нересте, — сказал Чудакулли.

— Что?

— Конечно, здесь, в Анке, такого не увидишь. По этой реке, насколько я понимаю, ни один лосось не поднимется.

— Разве что пешком, — заметил главный философ.

— Однажды я видел, как идет лосось. Сплошной стеной. Рыбы прямо-таки дерутся между собой, чтобы вырваться вперед. Вся река — сплошной серебристо-чешуйчатый поток.

— Чудесная картина, мы тебе верим, — нетерпеливо кивнул главный философ. — Только зачем лосось куда-то там идет?

— Ну, это все связано… с размножением.

— Отвратительно. Подумать только, а потом мы эту воду пьем, — поморщился главный философ.

— Нам удалось вырваться на открытое место, — заметил Чудакулли. — Теперь мы можем попытаться обойти их с флангов. Так что нацеливаемся на открытое место и…

— «И» не получится, — перебил профессор современного руносложения.

Со всех сторон, куда бы они ни бросили взгляд, на волшебников надвигались скрежещущие полчища тележек.

— Они приближаются! Мы погибнем! Мы все погибнем! — заблажил казначей.

Декан выхватил у него посох.

— Эй, это мое!

Декан оттолкнул его и метким выстрелом сбил с колес несущуюся на них тележку.

— Это мой посох!

Волшебники встали спина к спине. Кольцо из проволоки стремительно сужалось.

— Они не принадлежат нашему городу, — сказал вдруг профессор современного руносложения.

— Прекрасно тебя понимаю, — кивнул Чудакулли. — Ты имеешь в виду, что они здесь — чужие.

— Я хотел бы спросить… Так, на всякий случай. Никто заклинания левитации случаем не прихватил? — осведомился главный философ.

Декан прицелился и расплавил еще одну тележку.

— Если ты еще не заметил, это мой посох…

— Казначей, заткнись! — рявкнул аркканцлер. — Кстати, декан, снимая их по одной, ты ничего не добьешься. Ну, парни? Все приготовились! Мы должны нанести им максимальный урон. Помните, неконтролируемый взрыв может задеть твоего соседа, так что…

Тележки продолжали наступать.

Вжик. Ба-бах.

Госпожа Флитворт шла сквозь грохочущую мокрую тьму, периодически рассекаемую молниями. Градины хрустели под ногами. Гром сотрясал небеса.

— Больно бьют, да? — спросила она.

— НЕ ЗНАЮ. ОТ МЕНЯ ОНИ ПРОСТО ОТСКАКИВАЮТ.

Билл Двер поймал пролетавший сноп и уложил его рядом с другими. Мимо пробежала госпожа Флитворт, согнувшаяся в три погибели под огромным снопом пшеницы. [15] Они работали не покладая рук, бегали по полю взад-вперед и спасали урожай, прежде чем ветер и град унесут его прочь. На небе постоянно мерцали молнии. Это была не нормальная буря. То была война.

— Через минуту-другую начнется ливень! — попыталась перекричать бурю госпожа Флитворт. — Мы не успеем убрать все в амбар! Принеси брезент или еще что-нибудь. Ночь продержимся!

Билл Двер кивнул и побежал сквозь хлюпающую тьму к ферме. Молнии били так часто, что воздух аж гудел от электричества, а на кольях ограды плясали яркие короны.