Мрачный Жнец - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 38

Но для Билла Двера оно ровным счетом ничего не значило.

— БУДЬ Я ПРОКЛЯТ, — сказал он. И шагнул в огонь.

— Библиотекарь, это я! — орал Сдумс в замочную скважину. — Я, Ветром Сдумс!

Он снова забарабанил в дверь.

— Почему же он не отвечает?

— Не знаю, — ответил голос за его спиной.

— Шлеппель?

— Да, господин Сдумс.

— А почему ты за моей спиной?

— Должен же я за чем-нибудь быть, господин Сдумс. Страшилы всегда за чем-нибудь прячутся.

— Библиотекарь! — снова заорал Сдумс и принялся барабанить в дверь.

— У-ук.

— Почему ты меня не впускаешь?

— У-ук.

— Мне нужно кое-что посмотреть.

— У-ук у-ук!

— Ну да, конечно. Ну и что с того?

— У-ук!

— Но это нечестно!

— Что он говорит, господин Сдумс?

— Не хочет меня впускать, потому что я мертвый!

— Обычная история. Именно об этом постоянно твердит Редж Башмак.

— А еще кто-нибудь разбирается в вопросах жизненной силы?

— Ну, остается госпожа Торт. Правда, она несколько странноватая.

— А кто такая госпожа Торт? — Но потом до него дошел смысл последней фразы. — Странная? И это говоришь ты, страшила?

— Вы никогда не слышали о госпоже Торт?

— Никогда.

— Полагаю, ее не слишком интересует магия… В любом случае, господин Башмак говорит, что мы просто обязаны серьезно с ней побеседовать. А еще он говорит, что она эксплуатирует мертвых.

— Каким образом?

— Она медиум.

— Правда? Хорошо, пойдем поговорим с ней. Кстати… Шлеппель?

— Да?

— Несколько жутковато все время чувствовать твое присутствие за спиной.

— На открытом пространстве я очень нервничаю, господин Сдумс.

— А не мог бы ты притаиться за чем-нибудь другим?

— Что вы предлагаете, господин Сдумс? Сдумс немного подумал.

— А вдруг получится? — тихо произнес он наконец. — Если, конечно, я найду отвертку.

Садовник Модо стоял на коленях и обрабатывал георгины, когда услышал за спиной ритмичный скрип и глухие удары, как будто кто-то пытался двигать тяжелый предмет.

Он обернулся.

— Добрый вечер, господин Сдумс. Вы все еще мертвый, как я погляжу.

— Добрый вечер, Модо. У тебя очень красиво все получается.

— Кто-то двигает за вами дверь, господин Сдумс.

— Да, я в курсе.

Дверь осторожно пробиралась по дорожке. Поравнявшись с Модо, она немного повернулась, словно человек, переносивший ее, постарался спрятаться за нею от садовника.

— Ну, знаешь, как говорится… У нас всегда должен быть запасной выход, — пояснил Сдумс.

Он неловко замолчал. Что-то было не так. Он не понимал, что именно, но ощущал возникшую неправильность, как чувствуют фальшивую ноту в сыгранном оркестре. Сдумс решил осмотреться.

— Во что это ты складываешь сорняки, Модо? — спросил он наконец.

Модо бросил взгляд на стоявший рядом с ним предмет:

— Хороша, верно? Нашел рядом с компостной кучей. Моя тачка сломалась, и тут я нашел это…

— Никогда не видел ничего подобного, — перебил его Сдумс. — И кому пришло в голову делать из проволоки такую большую корзинку? Да и колесики слишком маленькие…

— А катается неплохо, — пожал плечами Модо. — Удивительнее всего то, что кто-то ведь ее выбросил! И кому в голову могла прийти мысль выбросить такую полезную штуковину, а, господин Сдумс?

Сдумс смотрел на тележку и никак не мог избавиться от ощущения, что тележка тоже смотрит на него.

— Может, она сама сюда приехала? — услышал он вдруг собственный голос.

— А и правда, господин Сдумс! Наверное, ей захотелось покоя, вот она и прикатилась! И все-таки вы невероятный…

— Смотрю на себя и сам удивляюсь, — печально произнес Сдумс.

Он вышел за ворота. Дверь, поскрипывая и постукивая, следовала за ним по пятам.

«Если бы всего месяц назад мне кто-нибудь сказал, — думал Сдумс, — что через несколько дней после того, как меня уложили в гроб, я буду идти по дороге в сопровождении прячущегося за дверью застенчивого страшилы, я бы рассмеялся такому человеку в лицо».

Нет, рассмеялся бы — это вряд ли. Скорее бы проквакал что-нибудь вроде: «А? Что? Громче говорите!» — и все равно бы ничего не понял.

Рядом раздался лай. На Сдумса смотрел пес. Очень крупный. Единственной причиной, по которой его можно было назвать псом, а не волком, был всем известный факт: волки в городах не живут.

Пес подмигнул. Ну точно, ведь полнолуние уже прошло…

— Волкофф? — спросил Сдумс. Пес кивнул.

— Говорить можешь? Пес покачал головой.

— Чем будешь заниматься? Волкофф пожал плечами.

— Хочешь пойти со мной?

Волкофф снова пожал плечами, словно говоря: «А почему бы и нет? Все равно делать больше нечего».

«Если бы всего месяц назад кто-нибудь сказал мне, — подумал Сдумс, — что через несколько дней после того, как меня уложили в гроб, я буду идти по дороге в сопровождении прячущегося за дверью застенчивого страшилы и вервольфа наоборот… возможно, я бы рассмеялся такому человеку в лицо. Правда, шутку пришлось бы повторить несколько раз. И орать при этом».

Смерть Крыс собрал своих последних клиентов, большинство из которых жили в соломенной крыше, и повел их туда, куда обычно уходят все добропорядочные крысы.

И он очень удивился, встретив посреди пожара некую дымящуюся фигуру, которая пробиралась сквозь раскаленные дебри обваливающихся балок и разваливающихся половиц. Подойдя к пылающим ступеням лестницы, фигура достала что-то из дымящихся лохмотьев, которые совсем недавно были одеждой, и зажала этот предмет в зубах.

Дальнейшего развития событий Смерть Крыс ждать не стал. Хотя ему не было и дня от роду, он обладал опытом всех крыс на Плоском мире и чувствовал себя Смертью — поэтому он, возможно, понимал, что глухие звуки, сотрясавшие весь дом, издавало не что иное, как закипающее в бочках бренди.

Отличительная черта всякого бренди состоит в том, что кипит оно очень и очень недолго.

Огненный шар разбросал обломки постоялого двора в радиусе полумили. Ослепительно белые языки пламени вырвались из дыр, которые недавно были окнами и дверями. Над головами людей просвистели стропила. Некоторые воткнулись в крыши соседних домов, порождая новые пожары.