Мрачный Жнец - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 23

— Хо-хо-хо, — сказал старший жрец.

— Хо-хо-хо, — повторил за ним глава Гильдии Наемных Убийц.

— Хо-хо-хо, — отозвался эхом старший алхимик. — А что самое смешное, это был дорогой перегонный куб.

— Итак, — сказал патриций, когда заботливые люди увели старшего шута прочь, — вы все заявляете, что ответственность за последние события лежит на ком-то другом?

Он многозначительно посмотрел на аркканцлера. Аркканцлер собрался было ответить, но тут его внимание привлекло какое-то движение на столе патриция. Это был маленький макет дворца в стеклянном шаре, а рядом лежал нож для бумаг. Лезвие ножа медленно изгибалось.

— Итак? — повторил патриций.

— Это не мы, — глухим голосом ответил Чудакулли.

Патриций проследил за его взглядом. Нож по своей форме уже напоминал туго натянутый лук. Патриций оглядел оробевшую толпу и нашел там капитана Докси из дневного отделения Городской Стражи.

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Э-э, с чем, сир? С ножом? Э… Ну, в принципе, его можно арестовать за непочтительное сгибание в присутствии…

Лорд Витинари в отчаянии развел руками:

— Итак! Это не волшебство! Это не боги! Это не люди! Но что это тогда?! Кто все это остановит? И к кому мне обратиться?

Через полчаса маленький шар исчез. Однако никто этого не заметил. Этого никто не замечает.

Зато госпожа Торт знала, к кому прежде всего следует обратиться.

— Ты здесь, Один-Человек-Ведро? — спросила она.

И пригнулась — так, на всякий случай.

— где ты пропала? Один-Человек-Ведро не может шевелиться здесь! — просочился из ниоткуда раздраженный пронзительный голос.

Госпожа Торт прикусила губу. Такой прямой ответ означал, что ее проводник в мире духов крайне обеспокоен. Если его ничто не беспокоило, он обычно минут пять трепался о любимых бизонах и не менее любимой огненной воде. Кроме того, он всегда вставлял в разговор «да» и «хау».

— Что ты имеешь в виду?

— катастрофа произошла или еще что-нибудь? да? стремительная десятисекундная чума?

— Да нет, вроде ничего подобного не было.

— ты понимаешь, здесь все так давит… что-то как схватит и не отпускает, не отпускает…

— Что ты имеешь в виду?

— заткнитесъзаткнитесъзаткнитесъ, Один-Человек-Ведро разговаривает с дамой! тише, не шумите! ах так! это ты Одному-Человеку-Ведру говоришь!..

Госпожа Торт ощутила другие голоса, пытающиеся заглушить ее проводника.

— значит, Один-Человек-Ведро — безбожный язычник! а ты знаешь, что тебе отвечает этот безбожный язычник! да! хау, Один-Человек-Ведро здесь сто лет! и Один-Человек-Ведро не будет слушать всяких едва остывших! да, да, именно так, ты…

Голос постепенно затих. Госпожа Торт стиснула зубы. Голос вернулся.

— неужели! да ну! друг, быть может, ты был крут при жизни, но сейчас ты есть всего лишь дырявая простыня! да! а, и тебе тоже Один-Человек-Ведро не нравится…

— Мам, он снова затеял драку, — сказала Людмилла, свернувшаяся клубком у кухонной плиты. — Он всегда называет кого-нибудь другом, прежде чем пустить в ход кулаки.

Госпожа Торт вздохнула.

— Судя по всему, он собирается драться с целой толпой, — заметила Людмилла.

— Ладно, ладно… Принеси мне вазу, только подешевле.

Многие полагают, но наверняка не знает никто, что у каждого есть сопутствующая духовная форма, которая после кончины существует некоторое время в продуваемом насквозь промежутке между мирами живых и мертвых. Это очень важный факт.

— Нет, не эту. Эта ваза принадлежала твоей бабушке.

Сей промежуток призрачного выживания длится не слишком долго, ибо сознанием не поддерживается, но все зависит от того, что вы задумали…

— Ага, эта подойдет. Мне никогда не нравился ее узор.

Госпожа Торт взяла из лап дочери оранжевую вазу с рисунком из розовых пионов.

— Эй, Один-Человек-Ведро, ты еще здесь? — спросила она.

— хау, Один-Человек-Ведро заставит тебя пожалеть о том, что ты умер, о скулящий…

— Лови.

Она бросила вазу на печь. Ваза разбилась.

Спустя мгновение с Другой Стороны донесся странный звук. Как раз такой, как если бы один мятежный дух ударил другого призраком вазы.

— вот так! — возопил Один-Человек-Ведро. — если хочешь, получишь еще, понял! да!

Торты, мама и ее волосатая дочка, кивнули друг другу.

Вскоре опять послышался звенящий от удовлетворения голос Одного-Человека-Ведра.

— небольшая размолвка по поводу старшинства, — пояснил дух. — не разделили личное пространство, здесь много-много проблем, госпожа Торт, настоящий зал ожидания…

Послышались пронзительные бесплотные крики:

— вы не могли бы передать господину…

— скажите ей, что мешок с монетами лежит на полочке в дымоходе…

— Агнес не имела права на серебро после того, что она сказала о нашей Молли…

— у меня не было времени покормить кошку, может, кто-нибудь…

— заткнитесьзаткнитесь — это снова завопил Один-Человек-Ведро. — вы ничего не понимаете, да! да! и это говорят духи? покормить кошку! «Я здесь очень счастлив и жду, когда ты ко мне присоединишься», — вот чего от вас ждут, а вы…

— послушайте, если сюда еще кто-нибудь явится, мы будем стоять друг у друга на головах…

— не в этом дело, не в этом, слушайте Одного-Человека-Ведро. Нужно знать, что говорить, когда становишься духом. хау! Госпожа Торт?

— Да?

— вы должны рассказать людям о том, что здесь творится.

Госпожа Торт кивнула.

— А теперь все убирайтесь, — сказала она. — У меня от вас голова разболелась.

Хрустальный шар замер.

— Здорово! — воскликнула Людмилла.

— Жрецам ни словечка не скажу, — твердо заявила госпожа Торт.

Не то чтобы госпожа Торт не была религиозной женщиной, скорее наоборот, как уже упоминалось, она была крайне религиозной особой. Не было в городе храма, церкви, мечети или груды камней, которые бы не посетила госпожа Торт. А потому ее боялись больше, чем грядущего Просвещения, и один вид ее пышных телес на пороге мог прервать на полуслове молитву любого жреца.

Мертвые. Причина была в них. Все религии придерживаются твердых взглядов на общение с мертвыми. Взгляды госпожи Торт были также невероятно тверды. Жрецы считали такое общение грехом, а госпожа Торт — простой вежливостью. И обычно это приводило к жарким церковным спорам, в результате которых госпожа Торт делилась со старшими жрецами тем, что она называла «частичкой своего разумения». По всему городу было разбросано уже столько таких «частичек», что все удивлялись — и как это госпожа Торт совсем не лишилась своего разума. Самое странное, эти «частички» нисколько не оскудевали, наоборот, сил у госпожи Торт только прибавлялось, и каждый раз в спор она вступала все с большим пылом.