Маскарад - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 66

— А на входе можно будет купить арахиса? — спросила она.

— Мама, в опере не торгуют арахисом.

— Даже арахиса не будет? Что же мне тогда делать, если опера не понравится?

Подозрительные глаза Грибо светились во мраке.

— Ткни в него веником, — посоветовала матушка.

— Ну уж нет, — ответила нянюшка. — С такими, как Грибо, надо добром…

Матушка закрыла глаза и демонстративно отвернулась.

Из-под кухонного шкафа послышался вой. Потом там бешено заскребли лапами. Потом, оставляя когтями глубокие следы в половицах, показался Грибо, задом наперед, отчаянно сопротивляясь.

— Хотя не следует забывать, что немного жестокости тоже иногда не повредит, — согласилась нянюшка. — Ты ведь никогда особенно не любила кошек, Эсме?

Грибо собрался было зашипеть на матушку, но вовремя своим котячьим мозгом сообразил, что это будет не самый мудрый поступок в данных обстоятельствах.

— Дай ему икры, — сказала матушка. — Какая разница, сожрет он ее потом или сейчас.

Грибо изучил миску. О, тогда все в порядке. Оказывается, его всего лишь хотели покормить.

Матушка кивнула нянюшке Ягг. Обе воздели руки, ладонями вверх.

Грибо уже почти покончил с икрой, когда ощутил, что Это происходит.

— Врррррроуулл… — завыл он, а потом грудь у него расширилась и голос углубился, а сам он по мере удлинения задних лап стал подниматься все выше и выше.

Уши стали плоскими, после чего сползли на правую и левую стороны головы.

— …Ллллллуууааааа…

— Жакет сорок четыре дюйма в груди, — напомнила нянюшка.

Матушка кивнула.

— …Аааавввооооооо…

Котпачья морда тоже стала плоской. Усы обрели густоту. Нос Грибо зажил своей собственной жизнью.

— …Ооооооот… шьооорт!

— Процесс определенно стал быстрее, — заметила нянюшка.

— А теперь надень-ка что-нибудь, дружок, с закрытыми глазами велела матушка.

Впрочем, не то чтобы от этого что-то существено изменилось, признала она про себя чуть позже. Грибо, даже полностью одетый, источал ощущение наготы. Роскошные усы, длинные бакенбарды и взъерошенная черная шевелюра — все это в сочетании с хорошо развитой мускулатурой создавало впечатление, что перед вами либо пират, либо романтический поэт, который завязал с опиумом и перешел на сырое мясо. Лицо его пересекал шрам, а место, где шрам доходил до глаза, сейчас прикрывала черная повязка. Улыбаясь, он источал неразбавленное, волнующе опасное сластолюбие. Даже во сне он, наверное, выглядел шикарно. Фактически Грибо способен был сексуально домогаться, спокойно посиживая в соседней комнате.

Хотя ведьмы были неподвластны его чарам. Для матушки кот всегда оставался мерзким куроцапом, независимо от формы и обличья, а нянюшка по сей день считала Грибо маленьким невинным котенком.

Поправив ему галстук-бабочку, нянюшка Ягг отступила на шаг и критически осмотрела результат.

— Ну, что скажешь? — спросил она.

— Выглядит как форменный убийца, но сойдет, — кивнула матушка.

— Что за гадости ты говоришь!

Грибо в порядке эксперимента помахал руками и крутнул трость слоновой кости. Пальцы начали привыкать. Но для кота это естественно, кошачьи рефлексы мгновенно подстраиваются под обстановку.

Нянюшка игриво погрозила ему пальцем. Грибо довольно равнодушно попытался бывшей лапой ударить ее палец.

— А теперь держись подле матушки и делай все, что она скажет. И будь хорошим мальчиком, — приказала она.

— Ладноу, нянь-ннюшка, — неохотно проговорил Грибо. Наконец ему удалось как следует ухватить трость.

— И никаких драк.

— Ладноу, нянь-ннюшка.

— И не смей притаскивать добычу домой.

— Ладноу, нянь-ннюшка.

— И никаких проблем, вроде как с теми грабителями в прошлом месяце.

— Ладноу, нянь-ннюшка.

Вид у него был удрученный. У этих людей такая скучная жизнь. Из самого простого так и норовят сделать самое сложное.

— И никаких превращений обратно в кота, пока мы не скажем.

— Ладноу, нянь-ннюшка.

— А как мы его назовем? — задумалась матушка. — Не может же он так и оставаться Грибо. Кстати, всегда считала, что это и для кота чертовски глупое имя.

— Ну, вид у него вполне аристократический… — начала нянюшка.

— Вид у него как у красивого безмозглого быка, — поправила матушка.

— Аристократический, — повторила нянюшка.

— Это одно и тоже.

— Но нельзя же называть его Грибо.

— Что-нибудь придумаем.

Зальцелла безутешно опирался о мраморные перила лестницы в главном фойе и мрачно таращился в бокал.

Он всегда считал, что самое слабое место оперы как делового предприятия — это публика. Она тут совершенно не к месту. Хуже тех, кто не имеет о музыке вообще никакого понятия и в чьем представлении замечание типа: «Мне понравилось то место в самом конце, где у него голос так чувственно задрожал» — является признаком глубокого проникновения в суть музыкального произведения, — так вот, хуже их только те, кто воображает, будто в музыке разбирается…

— Что будете пить господин Зальцелла! Здесь, знаете ли много всего!

Мимо шустро пронесся Уолтер Плюм. Выряженный в смокинг, он выглядел точь-в-точь как первоклассное пугало.

— Плюм, говори просто: «Желаете выпить, господин?» — поправил его главный режиссер. — И пожалуйста, сними этот нелепый берет.

— Его мне мама сшила!

— Нисколько не сомневаюсь, и все же… К нему бочком подкрался Бадья.

— Я ведь предупреждал, что сеньора Базилику ни в коем случае нельзя подпускать к блюду с канапе! — прошипел он.

— Я помню, даже прихватил с собой лом побольше, но он куда-то задевался, — Зальцелла жестом отослал Уолтера прочь вместе с его беретом. — Кроме того, разве сеньор Базилика не должен сейчас пребывать в своей артистической гримерной? Наедине с музой? До поднятия занавеса осталось не больше двадцати минут.

— Он говорит, что на сытый желудок ему лучше поется.

— Значит, сегодняшнее угощение влетит в копеечку.

Полуобернувшись, Бадья окинул взором происходящее.

— Аперитив проходит неплохо, — заметил он.

— Будем надеяться.

— Здесь, знаешь ли, Стража. Тайно. Они смешались с толпой.