Маскарад - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 26

Вдруг на Агнессу накатило то же чувство, которое она не раз испытывала дома, в Лайкре. Порой в жизни наступает отчаянный момент, когда неправильный поступок на самом деле оказывается самым правильным.

Когда не важно, в каком направлении идти. Иногда самое главное — просто идти.

Вцепившись в покрывала, она внутренне проиграла манеру разговора своей подружки. Легкое придыхание, звенящие нотки в голосе, свойственные людям, которые половину времени пребывают по другую сторону здравомыслия… Итак, попробуем: сначала — про себя, а потом — через голосовые связки.

— Да?! Кто там?!

— Друг.

Агнесса натянула одеяло до самой шеи.

— Посреди ночи?!

— Ночь для меня ничто. Я принадлежу ночи. И я могу помочь тебе.

Голос звучал приятно. Казалось, он исходил из зеркала.

— Помочь мне в чем?!

— Разве ты не хочешь стать лучшей певицей в опере?

— О, Пердита поет гораздо лучше меня!! Некоторое время длилось молчание, а потом голос произнес:

— Я не могу научить ее выглядеть и двигаться, как ты. Зато я могу научить тебя петь, как поет она.

Агнесса во все глаза смотрела во мрак, внутренне закипая от шока и унижения.

— Завтра ты поешь партию Йодины, и я научу тебя, как исполнить ее идеально.

На следующее утро ведьмы получили внутреннюю часть дилижансе почти в полное свое распоряжение. Новости вроде Грибо распространяются быстро. Но Генри Лежебокс (или как там его в действительности звали?) сидел на своем прежнем месте — рядом с каким-то хорошо одетым сухощавым человечком.

— Ну что, опять в дорогу? — дружелюбно осведомилась нянюшка Ягг.

Генри нервозно улыбнулся.

— Этой ночью пение было неплохое, — продолжала нянюшка.

На лице Генри появилась добродушная гримаса. Однако в его глазах ужас размахивал маленьким белым флажком.

— Увы, госпожа, сеньор Базилика не разговаривает по-морпоркски, — произнес человечек. — Но я могу перевести.

— Что? — воскликнула нянюшка. — Тогда как же… Ай!

— Прошу прощения, — произнесла матушка Ветровоск. — Локоть случайно дернулся. Нянюшка Ягг потерла бок.

— Так вот, я говорила, — вновь начала она, — что он… Ой!

— О-ей, право слово, что-то он у меня все время дергается, — всплеснула руками матушка. — А господин как раз сообщал нам, что его друг не говорит на нашем языке, Гита.

— Э-э? — изумилась слегка обалдевшая нянюшка. — Но… Что? Но… А. В самом деле? О. Ну что ж. О да. Однако, несмотря на это, наш пирог он умя… Ай!

— Извините мою подругу, это у нее возрастное. Ум за разум заходит, — объяснила матушка. — Мы и в самом деле с удовольствием послушали его пение. Через стенку.

— О, вам очень повезло, — чопорно откликнулся человечек. — Иногда людям приходится ждать годами, чтобы услышать сеньора Базилику…

— …Наверное, ждут, пока он закончит есть… — пробубнила себе под нос нянюшка.

— …Не далее как в прошлом месяце, когда он пел в Орлее, в «Ла Скальде», тысячи и тысячи людей рыдали.

— …Ха, когда я пою, люди тоже плачут, и я, заметьте, этим не хвастаюсь…

Глаза матушки тем временем не отрывались от лица Генри Лежебокса. «Сеньор Базилика» сидел с выражением человека, испытывающего глубокое облегчение — и в то же время со страхом осознающего, что это облегчение долго не продлится.

— Слава сеньора Базилики распространилась далеко и широко, — так же чопорно произнес человечек.

— …Ну точно как сам сеньор Базилика, — буркнула нянюшка. — Это, наверное, от чужих пирогов его так разнесло. Ну конечно, теперь он для нас слишком шикарный! Ведь он единственный человек, которого отмечают даже на картах… Ой!

— Ну и прекрасно. — Матушка сопроводила эти слова улыбкой, которую все, за исключением нянюшки Ягг, сочли бы невинной. — В Орлее так мило и тепло. Наверное, сеньор Базилика очень скучает по дому. А ты чем занимаешься, милостивый господин?

— Я его управляющий делами и переводчик. Э-э. Вам очень повезло, что я здесь, госпожа.

— Воистину, — кивнула матушка.

— Там, откуда мы родом, тоже есть хорошие певцы, — вставила мятежная нянюшка.

— В самом деле? — управляющий делами сеньора Базилики вежливо склонил голову. — И откуда же вы родом, госпожа?

— Из Ланкра.

Человечек вежливо принялся копаться в своих воспоминаниях, пытаясь отыскать Ланкр на внутренней карте великих музыкальных центров Плоского мира.

— У вас там консерватория? — наконец уточнил он.

— Еще какая! — не сдавалась нянюшка. Потом подумала и добавила для закрепления впечатления: — Консерватория не то слово! Вы бы посмотрели, какие помидоры я закручиваю!

Матушка закатила глаза.

— Гита, консерватория у тебя не ахти какая. Все свои банки ты хранишь на одном подоконнике.

— Может, и так, но там почти весь день солнце… Ой!

— Полагаю, сеньор Базилика направляется в Анк-Морпорк? —любезно осведомилась матушка.

— Мы, — ответил управляющий делами, — милостиво согласились на приглашение Оперы провести остаток сезона на их сцене…

Вдруг он умолк. Его взгляд уперся в багажную сетку.

— А это что? — произнес он.

Матушка подняла голову. — О, это всего-навсего Грибо.

— А вовсе не обед господина Базилики, — вставила нянюшка.

— Что такое Грибо?

— Кот.

— Он смотрит на меня и ухмыляется. — Управляющий делами неловко поерзал. — А еще я чувствую какой-то странный запах.

— Забавно, — удивилась нянюшка. — А я вот ничегошеньки не чувствую.

Доносившийся снаружи стук копыт неуловимо изменился. Дилижанс, замедляя ход, накренился.

— Э-э… — неловко произнес управляющий делами. — Я… э-э-э… похоже, мы останавливаемся переменить лошадей. Какой, э, хороший сегодня день. Пожалуй, пойду погляжу, не найдется ли мест наверху.

Дилижанс остановился. Управляющий быстро вышел. Несколькими минутами спустя движение возобновилось, но человечек так и не вернулся.

— Ну и ну, — покачала головой матушка, когда дилижанс опять накренился, — похоже, остались только я да ты, Гита. Ну и еще сеньор Базилика, который ни бум-бум по-нашенски. Он ведь ни бум-бум, а, господин Лежебокс?