Интересные времена - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 6

— Да, аркканцлер.

Уставившись на свой громоздкий прообраз логарифмической линейки, Думминг ждал. Он знал, что аркканцлер непременно как-то прокомментирует его слова — руководство обязано знать все и разбираться во всем.

— Ничего себе относительные… Моя мать перемещалась быстрее молнии, когда…

— Относительные скорости — это те скорости, с которыми одни предметы перемещаются относительно других предметов, — скороговоркой пояснил Думминг. — И мы довольно легко можем их рассчитать. На Гексе, — он ласково погладил деревянную конструкцию.

— О нет! — Профессор современного руносложения вскочил со своего кресла. — Лично я против. Мы же в этом ничего не понимаем — нам что, больше всех надо?

— Мы — волшебники, — возразил Чудакулли. — А следовательно, нам действительно надо больше всех. Или ты предпочитаешь сидеть и ждать, когда тебе все принесут на тарелочке?

— Послушайте, я ничего не имею против того, чтобы вызвать какого-нибудь мелкого демона и попросить его выполнить то или это, — развел руками профессор современного руносложения. — Это нормально. Но чтобы какая-то механическая штуковина думала за нас?.. Мы идем против самой Природы! А кроме того, — тон профессора стал несколько менее зловещим, — в последний раз была куча проблем. Эта адская машинка сломалась, и весь Университет наводнили муравьи.

— Такого больше не произойдет, — возразил Думминг. — Я…

— Кстати, я заметил, ты вставил в свой приборчик бараний череп. Симпатично, — заметил Чудакулли.

— Он необходим для оккультных преобразований, — попытался растолковать Думминг, — но…

— И шестеренок с пружинками явно прибавилось, — продолжал аркканцлер.

Дело в том, что муравьи не очень хорошо справляются с дифференциальным исчислением, вот я и…

— А что это за странная вихляющаяся штуковина с кукушкой?

— Часы Нереального Времени, — объяснил Думминг. — Абсолютно незаменимы для расчета…

— Так или иначе, все это несущественно, потому что я совершенно не намерен покидать Университет , — встрял в спор декан. Если уж никак не выкрутиться, давайте пошлем туда какого-нибудь студента. У нас их хоть отбавляй.

— Пудинга сливового порцию вторую, пожалуйста, передайте, добры так будьте! — подал голос казначей.

Совет затих.

— Кто-нибудь понял, о чем это он? — первым нарушил молчание Чудакулли.

Вообще-то, казначея нельзя было назвать сумасшедшим. Просто некоторое время назад он пересек стремнины безумия и теперь, изредка берясь за весла, мирно дрейфовал в тихой заводи по другую сторону потока. Порой он даже высказывал довольно здравые мысли — со своей точки зрения.

— М-м, это он заново переживает вчерашний день, — объяснил главный философ, Но в обратном порядке.

Казначея, вот кого нужно послать, — твердым тоном сказал декан.

— Ни в коем случае! Где он там достанет пилюли из сушеных лягушек?

— У-ук!

Вихляющимися перебежками в кабинет ворвался библиотекарь. Он яростно размахивал каким-то предметом.

Предмет был красным — по крайней мере, когда-то, давным-давно, он таковым был. А еще он очень походил на остроконечную шляпу, вот только ее острый кончик куда-то подевался, а широкие поля сильно обгорели. А еще на этой шляпе было вышито какое-то слово. Большей частью блестки осыпались, но после них на поношенной ткани остались бледные следы, по которым и можно было определить, что тут некогда было написано:

«ВАЛШЕБНИК»

— Яж говорил, где-то я это слово видел! — воскликнул Чудакулли. — Эта шляпа лежала у тебя на полке в библиотеке, верно?

— У-ук.

Аркканцлер проинспектировал останки шляпы.

— Валшебник… — повторил он. — Насколько отчаявшимся человеком нужно быть, чтобы написать на своей шляпе «ВАЛШЕБНИК»…

Гладкую поверхность воды разорвали несколько громадных пузырей, и плот слегка покачнулся. Через пару мгновений следом за пузырями всплыли ошметки акульей шкуры.

Вздохнув, Ринсвинд смотал удочку и вытащил ноги из воды. Скоро берег украсится еще одним акульим остовом. И что такого он в них находит? Лично ему, Ринсвинду, акулье мясо по вкусу напоминало старые, маринованные в моче башмаки.

Ринсвинд взялся за импровизированное весло и направил плот к берегу.

Вообще-то, островочек был очень неплох. Шторма обходили его стороной. Так же как и корабли. Зато на острове было полным-полно кокосовых орехов и росли хлебные деревья. Даже эксперимент с пальмовым вином удался, хотя после этого Ринсвинд пару дней не мог толком ходить. Лагуна служила щедрым источником креветок, устриц, крабов и омаров, а в глубокой зеленой воде рядом с рифом большие серебристые рыбины буквально дрались друг с другом за привилегию проглотить кусок гнутой проволоки на обрывке шнурка. По сути, после шести месяцев, проведенных на острове, Ринсвинду не хватало только одного. До сих пор он ни разу даже не вспоминал об утраченном. Теперь же он думал о нем точнее, о ней — беспрерывно.

Очень странно. Например, в Анк-Морпорке ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он будет мечтать о чем-либо подобном. В Анк-Морпорке Ринсвинд не замечал за собой подобных влечений. А ведь там можно было на каждом углу. Спустя шесть месяцев Ринсвинд буквально сгорал от неутолимого желания.

Плот ударился в белый песок примерно в тот же момент, когда в лагуну, обогнув риф, вошло большое каноэ.

Чудакулли восседал за рабочим столом, окруженный старшими волшебниками, которые очереди пытались ему что-то втолковать — что было крайне опасно: обычно аркканцлер впитывал только те факты, которые ему нравились, остальное же отметал как полнейшую чушь очень злился при этом.

— Значит, — зловеще произнес Чудакулли. вы уверены, что это не сыр?

— Абсолютно уверены, аркканцлер, — подтвердил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Ринсвинд — это волшебник.

— В некотором роде, — поправил профессор современного руносложения.

Не сыр… — протянул Чудакулли, упорно желавший расставаться с полюбившимся е фактом.

— Нет.

— А на слух — очень даже сыр. Вот сами по слушайте: этот ринсвинд настолько нежен, что так и тает во рту…