Божественные «кошмары», или живая легенда (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 71

К кому иному Эйран мог бы приблизиться, завести разговор, полный намеков, экивоков и двусмысленностей. Но с Колебателем Земли — богом старой закалки, привыкшим сначала рубить врага, а потом во всем разбираться (очень может быть, именно такая позиция помогла ему дожить до столь почтенных тысячелетий), — молодой бог 'играть в поддавки' поостерегся. Какими бы ни были секреты Громердана, вызнавать их у него самого или его окружения было излишне рискованно для желающих следовать примеру патриарха по части продления срока жизни и сохранения здоровья.

Еще несколько секунд маг обдумывал возможность обращения за информацией к Источнику Мэссленда, но отмел ее, как бесперспективную. Тот еще был весьма сердит, большей частью ревниво сердит, на перебежчика. Даже Элия посоветовала брату пока не соваться в обитель оскорбленных Сил, дабы дать им время свыкнуться с ситуацией и соскучиться по своему блудному избраннику. Рано или поздно Источник должен был сообразить, что лучше делить Эйрана почти поровну с Лоулендскими Силами, чем вообще не участвовать в дележке.

Впрочем, Силы не были монополистами по части обладания великими секретами Мэссленда. Обожавший тайны Эйран знал, кто или что (с этим вопросом определенности не существовало) может ему помочь, если, конечно, изъявит желание.

Разумеется, сразу ускользнуть из зала принц не мог, ему еще предстояло потереться среди придворных и выслушать порцию свежих сплетен, в том числе ту, что так жаждали сообщить Фрэган и Натаниэль.

— Сегодня позабавимся, тебе будет, чем развлечь Лимбера! — разноцветные глаза Фрэгана поблескивали одинаково-садистским удовольствием. — Тивандор прилюдно себе ладонь отсечь обещался за проигранное Шанкару пари.

Натаниэль небрежно, даже слегка скучающе, — предмет спора был ему чужд и малоинтересен, — пояснил:

— Спорили о том, сможет ли Шанкар разделаться с бандой ублюдков, шлявшихся по Кавадросским пустошам, не один караван торговцев скоты растрясли. Наш воитель горел желанием разделать их под орех собственноручно, но братец-маг ему перешел дорожку. Обещал без заклятья уничтожения мерзавцев порешить. И ведь порешил: загнал чарами-манком в Мертвый Лес и границу заклятьем-замком припер.

— На радость принцу Дельену, — злорадно поддакнул Фрэган, беспрестанно кривя губы, зачастую казавшиеся не частью лица, а его самостоятельным компонентом, живущим собственной жизнью. — Лес-то на самых границах с Топями, только в него даже адских гончих не загонишь, а коней тем паче, животные верную погибель чуют. Только двуногие самоубийцы и лезут. Бандиты теперь в Лесу сдыхать будут, смрад по всем топям пойдет. Как вам, ваше высочество, подходящая тема для баллады?

— Слишком мрачно, — раскритиковал предложение Натаниэль, почесывая мочку острого уха, — и никакой глубинной эстетики. Примитивный кошмар и грязь!

— А грязи в топях и без того хватает, — согласился с суждением принца Эйран.

— О, вот они! — оживленно прокомментировал Фрэган, кивнув на появившихся в залах мужчин, впрочем, и без указки сплетника на них невольно обращали внимание.

Снежно-белый, с искрящимися, как друзы хрусталя под солнцем, волосами, бело-голубыми, почти прозрачными глазами, затянутый в черную кожу воин и черноволосый, настолько черноглазый, будто в зрачок вылили чернила, маг в белых струящихся шелках. Братья-близнецы — отраженья друг друга, вечно ссорящиеся, спорящие, жестоко дерущиеся, но никогда не разлучавшиеся надолго. Шанкар и Тивандор магнитами притягивали взоры.

Публика, осведомленная о споре принцев и следившая с неослабевающим вниманием за его течением, замерла в предвкушении кровавого финала развлечения. Между тем, заложив пальцы за серебряный, инкрустированный белыми альвиорами узкий пояс, Шанкар раздумчиво сообщал брату, по-хозяйски оглядывая его левую кисть:

— Пожалуй, я сделаю из нее подставку под перо. Забавно будет видеть твои мертвые пальцы, перепачканные чернилами, а, братец?

— Чернилами? Неужто ты все-таки выучился писать? Или специально заведешь раба, чтобы мазать мою конечность? — беспечно удивился Тивандор…

Эйран едва заметно поморщился и, уверенный в том, что внимание масс крепко приковано к моменту усекновения конечности его высочества, отвернулся, собираясь выскользнуть из зала.

— Вы стали чувствительны к виду крови, лорд посол? — нагнал его вопрос Натаниэля. — Уверяю, у Тивандора уже заготовлены чары ускорения роста, он обретет новую длань, способную разить без промаха, еще до полуночи.

— Нет, — невозмутимо обронил Эйран, — скорее наоборот, подобные зрелища меня, как и вас, Натаниэль, с некоторого времени не привлекают. Должно быть, немного повзрослел.

— Или брезгуете нами, после Светлого Лоуленда? Неужто там развлечения менее кровавы? — в голосе бога под привычной издевкой слышался жадный интерес и потаенная зависть к богу, пред которым распахнули свои границы оба мира.

— О, в жестоких забавах там недостатка нет, — отрицательно покачал головой Эйран. — Вот только рубить руки брату на спор никто бы из моих родственников не стал, грубая и пустая трата личной силы, не сочтите сие мнение оскорбительным для себя лично или Мэссленда. Если они ссорятся, то предпочтут обычную кулачную драку или поединок в тренировочном зале подобным 'остроумным' пари.

— Должно быть, Богиня Любви смягчила нрав принцев, — слишком безразлично для того, кого это и в самом деле не интересует, предположил Натаниэль.

— Не уверен. Характер моей сестры мягким не назовешь, хотя, в чем-то вы можете быть правы, как Богиня Логики, она способна придать действиям родственников большую целесообразность, — ответил Эйран, неторопливо, как рыбак, вываживающий крупную рыбу, продолжая двигаться вместе с принцем к выходу из залы. Формирующийся Бог Политики умолчал, что в эти мгновения думал не только и не столько об Элии, но о младшей кузине — чудесной, полной солнечной радости малышке Мирабэль. Вот кто действительно мог смягчить родственников, пробуждая их лучшие чувства исподволь и так незаметно, что даже они сами не отдавали отчета изменениям, происходящим под загрубевшей защитной коркой души. Впрочем, о юной принцессе Эйран умолчал. Не следовало распространяться при Мэсслендском дворе даже в беседе с самым миролюбивым (все во Вселенной относительно) из принцев о не вступивших в полную силу и оттого уязвимых родичах.

— Руководствуешься личным примером? — бросил иезуитский вопросик сын Млэдиора.

— Отнюдь, я не агрессивен по натуре, и общение с Элией принесло мне иные богатства, — заверил сын Лимбера, позволив своим губам расплыться в мечтательной улыбке при воспоминании о дивных поцелуях богини, и замолчал, не собираясь делиться с Натаниэлем переживаниями сердечного характера. Пусть принц гадает сам, о чем думает его собеседник, гадает и завидует. Вкус этой зависти Эйран просто чувствовал на корне языка сладчайшим вином и терпким ароматом в носу. Эмоции, запахи, ощущения переплетались и становились неразделимыми друг с другом, давая богу яркую картину каждой детали реальности. Принц Мэссленда завидовал ему, незаконнорожденному сыну Лимбера!

Свернув беседу с Натаниэлем, маг под шумок покинул замок, его исчезновение, в отличие от появления, осталось практически незамеченным. Эйран собирался продолжить охоту за информацией в ином месте, более того, вероятно, и в иной реальности. Он направлялся в Храм Забытых Сил — то самое таинственное место, пребывание в котором его мать предпочла жизни светской.

Глава 23. Секреты Храма Забытых Сил

Заклятье переноса окутало Эйрана легким коконом и оставило на плоской, Заклятье переноса окутало Эйрана легким коконом и оставило на плоской каменистой равнине, покрытой тончайшим слоем красно-коричневой пыли. Из-под плотной пелены облаков цвета темного янтаря почти не проглядывало солнце, но ощутимое тепло дотягивалось до земли, нагревало камень и сам воздух. Ветер не приносил вожделенной прохлады, он, сам горячий, как кровь демона огня, с кровавым шлейфом пыли за спиной носился по равнине бешеным жеребцом. Простор же ее казался поистине бесконечным. Единственным ориентиром в ржавом мареве служили две грандиозные спиральные колонны, возносившиеся из потрескавшегося камня к облакам. Сегодня они находились на северо-западе и казались выточенными из обсидиана.