Джонни и бомба - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 18

— Кажется, я здорово треснулся головой, — сообщил Бигмак.

Огромная лапища сцапала его за запястье и выволокла из машины. Бигмак увидел перед собой две круглые физиономии, на которых отчетливо читалось, что их обладатели работают в полиции. Больше на этих лицах ничего не читалось, хотя написать можно было бы еще много чего. Очень большие были лица.

— Это машина доктора Робертса, — сказали полицейские. — И ты, парень, ответишь за нее. Как твое имя?

— Саймон Ригли, — промямлил Бигмак. — Мисс Куропатридж вам обо мне все расскажет.

— Да ну, правда? А кто она такая?

Бигмак очумело заморгал: две круглые полицейские физиономии волшебным образом слились в одну.

Ему даже чем-то нравилась мисс Куропатридж. Она была злющая. Два социальных работника, с которыми Бигмаку приходилось иметь дело раньше, пытались пудрить ему мозги, зато мисс Куропатридж четко давала понять, что, будь ее воля, она бы придушила Саймона Ригли в первые же минуты после рождения. Это заставляло Бигмака чувствовать себя значительной фигурой, а не просто тупицей, который зря небо коптит.

Что-то встрепенулось в его памяти.

— А когда сейчас? — спросил Бигмак.

— Можешь начать с того, что скажешь мне, где ты живешь… — Полицейский запнулся и наклонился ближе. Что-то в этом парнишке заставило его насторожиться. — Что значит — «когда сейчас»?

— Какой год?

У полисмена были весьма четкие представления о том, что следует делать с угонщиками. Но обычно угонщики знали, какой на дворе год.

— Тысяча девятьсот сорок первый, — сказал он, после чего приосанился и недобро прищурился. — Как зовут капитана английской сборной по крикету?

Бигмак заморгал.

— Чего? Мне-то откуда знать?

— Кто выиграл «Гребные гонки» в прошлом году?

— Какие еще гребные гонки?

Полицейский посмотрел на него с еще большим подозрением.

— А что у тебя на ремне?

Бигмак опять растерянно заморгал и посмотрел, что у него на ремне.

—. Он мой, я его не тырил! И вообще, это всего-навсего радио!

— А что это за провод тянется от него к твоим ушам?

— Вы что, сами не видите? Это науш…

На плечо Бигмаку опустилась рука служителя порядка. Опустилась с тем характерным глухим хлопком, который обычно означает, что быстро она оттуда не уберется.

— Пойдем, фриц, — сказал полицейский. — Я не вчера родился.

Туман в мозгу Бигмака наконец рассеялся. Бигмак посмотрел на фигуру в униформе, на толпу, которая виднелась за спиной полицейского, и на него медленно, постепенно начало снисходить озарение: он, Бигмак, тут один-одинешенек, и до дома очень-очень далеко.

— Я тоже не вчера родился, — сказал он. — Думаете, мне от этого легче?

Джонни, Керсти и Ноу Йоу сидели в маленьком скверике. По прикидкам Джонни в девяностых годах от этого места останется островок безопасности. А сейчас здесь стояла скамейка и цвела герань.

— Сегодня ночью разбомбят Парадайз-стрит, — сказал Джонни.

— Где это? — спросил Ноу Йоу.

— Здесь. Там, где был спортивный центр. В смысле, будет.

—. Никогда о ней не слышал.

— Да. Я так и думал. Ее разбомбили. А знаете, что самое смешное?

— А в этом есть что-то смешное? — спросила Керсти.

— Это произошло случайно! Немцы летели бомбить большие железнодорожные склады в Слэйте. Но они немного заблудились, да и погода испортилась, они увидели нашу сортировочную станцию, отбомбились по ней и убрались восвояси. А те, кто жил на Парадайз-стрит, даже не проснулись, потому что сирены воздушной тревоги не включились вовремя.

— Да-да, ты рассказывал и насчет Адольфа, и Сталина тоже, — перебила Керсти. — Это, конечно, все очень печально, но нельзя же так зацикливаться. Ведь это уже история, прошлое. Такие вещи случаются в прошлом.

— Ты что, не слушаешь меня? Этого еще не случилось. Это произойдет сегодня ночью.

Все трое уставились на герань.

— Почему мы до сих пор не вернулись? — спросила Керсти. — Мы уже целую вечность тут сидим.

— Откуда мне знать? — огрызнулся Джонни. — Может, чем дальше прыгнешь, тем дольше задержишься.

— А нас чисто случайно занесло как раз в то время, о котором ты много читал, — заметил Ноу Йоу. — Странное совпадение на мой взгляд.

Джонни и самому не давала покоя эта мысль. Все вокруг казалось настоящим, но кто знает? Может, он сошел с ума и прихватил с собой друзей.

— Я определенно не хочу здесь задерживаться, — сказал Ноу Йоу. — Быть маленьким негритенком — нет уж, увольте! Я себе как-то иначе представлял полноценную жизнь.

Джонни встал и взялся за ручку тележки.

— Я пойду взгляну на Парадайз-стрит.

— Очень неудачная мысль, — сказала Керсти. — Я же говорила: все, что мы тут делаем, изменяет будущее.

— Я просто взгляну, и все.

— Да? Что-то с трудом верится, — съязвила Керсти.

— Она права, — сказал Ноу Йоу, стараясь не отставать от Джонни и тележки. — Со временем шутки плохи. Я читал в одной книжке про человека, который отправился в прошлое и наступил на… на динозавра, кажется. И из-за этого все будущее изменилось.

— На динозавра? — переспросила Керсти.

— По-моему, да. Может, там были такие маленькие динозаврики.

— Или этот парень был ну о-очень большой, — фыркнула Керсти.

Тележка с грохотом съехала с тротуара на мостовую, пересекла проезжую часть и дребезжа вкатилась на тротуар на другой стороне улицы.

— Что ты собираешься делать? — напустилась на Джонни Керсти. — Стучаться в двери и говорить: «Извините, вашу улицу сегодня ночью немножко побомбят?»

— Почему бы и нет?

— Потому что тебя посадят в кутузку, вот почему! — сказал Ноу Йоу.

— Точно. И будет с тобой, как с тем типом, который раздавил динозавра Ноу Йоу, — подхватила Керсти.

— Кажется, это все-таки было какое-то насекомое, — сказал Ноу Йоу. — И вообще, ты не можешь ничего поделать. Ведь это уже произошло, иначе как бы ты узнал о бомбежке? Нельзя изменить историю, а то все перепутается.

Джонни остановился так резко, что Ноу Йоу и Керсти налетели на него.

— Почему все вечно твердят, что нельзя ничего изменить? — сказал он. — Это же чушь собачья! Если кого-то будет давить машина, вы что, будете стоять и смотреть? Только потому, что это, дескать, должно было случиться?

Все, что мы делаем, изменяет будущее. И поэтому надо делать то, что правильно.

— Не кричи, на нас смотрят, — зашипела Керсти.

Тележка съехала с тротуара и погромыхала по булыжникам. Центр города остался позади.

А впереди была Парадайз-стрит.

Парадайз-стрит оказалась не слишком-то большой. Всего-то десять однотипных домиков с одной стороны, десять с другой. Некоторые из них заколочены. Дальний конец улицы упирался в двустворчатые ворота фабрики. Ворота были деревянные. Когда-то их покрасили в зеленый, но от времени они сделались серовато-болотные.

Кто-то нарисовал мелом на воротах фабрики еще одни ворота — футбольные. С полдюжины мальчишек в штанах до колен гоняли мяч. Джонни некоторое время любовался на тщательно подготовленные фолы, которые привели бы в восторг любого тренера.

Примерно на полпути от перекрестка до ворот молодой парень ремонтировал мотоцикл. Инструменты лежали рядом, на куске мешковины, расстеленном прямо на земле. Мяч вылетел из-под ноги полузащитника, раскидал гаечные ключи и едва не перевернул мотоцикл.

— Вот чертята! — Парень отбросил мяч в сторону.

— Про детей ты не говорил, — сказала Керсти так тихо, что Джонни едва услышал ее.

Он пожал плечами.

— И все это разбомбят? — спросил Ноу Йоу. Джонни кивнул.

— В газете об этом было не так уж много. Тогда вообще старались писать поменьше подробностей, а то вдруг газета попадет в руки к врагу. Это называлось «военное положение». Ну, значит, нельзя писать ничего такого, что противник может использовать против нас. В газете был снимок женщины с оттопыренным большим пальцем и подпись: «Сплинбери переживет и не такое, мистер Гитлер!» Но о самом налете еще пару лет почти ничего не писали.