Безумная звезда - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 5

– Ринсвинд!

Навстречу по тропинке шел Двацветок – промокший насквозь, но сияющий от удовольствия. Следом трусил Сундук[2].

Ринсвинд вздохнул. Он-то думал, что хуже и быть не может…

Начался какой-то особенно мокрый и холодный дождь. Ринсвинд с Двацветком сидели под деревом и смотрели на падающие капли.

– Ринсвинд?

– М-м?

– Почему мы здесь?

– Ну, некоторые говорят, что Диск и все остальное сотворил Создатель Вселенной, другие считают, что это весьма запутанная история, имеющая отношение к гениталиям Высочайшего Бога и молоку Небесной Коровы, а кое-кто утверждает, будто все мы обязаны своим существованием случайному раскладу вероятностных частиц. Но если ты имеешь в виду, почему мы сидим здесь, а не падаем с Диска, то об этом я не имею ни малейшего понятия. Должно быть, произошла какая-то ужасная ошибка.

– О-о. А как ты думаешь, в этом лесу есть что-нибудь съедобное?

– Да, – горько отозвался волшебник. – Мы.

– Если хотите, у меня растут желуди, – услужливо предложило дерево.

Несколько минут они сидели в сырости и молчании.

– Ринсвинд, дерево сказало…

– Деревья не разговаривают, – отрезал Ринсвинд. – Очень важно это помнить.

– Но ты ведь сам слышал…

Ринсвинд вздохнул.

– Знаешь что, – сказал он. – Ты, похоже, позабыл элементарную биологию. Чтобы говорить, тебе требуются всякие причиндалы типа легких, губ и… и…

– Голосовых связок, – помогло ему дерево.

– Ага, их самых, – подтвердил Ринсвинд, но опомнился и, резко замолчав, мрачно уставился на дождь.

– А я-то думал, волшебники все-все знают о деревьях и лесе, – с упреком заметил Двацветок.

В его голосе редко слышались нотки, позволяющие предположить, что он считает Ринсвинда кем-то другим, кроме как замечательным чародеем. Поэтому уязвленный волшебник был вынужден что-то да ответить.

– А кто тебе сказал, что я ничего не знаю? – раздраженно бросил он.

– Ну и что это за дерево? – спросил турист.

Ринсвинд посмотрел вверх.

– Береза, – твердо сказал он.

– Вообще-то… – начало дерево, но быстро заткнулось, поймав на себе Ринсвиндов взгляд.

– А те штуки наверху выглядят совсем как желуди, – заявил Двацветок.

– Да, ну, в общем, это бесчерешковая, или семидольная, береза, – объяснил Ринсвинд. – Ее орешки очень похожи на желуди. Могут обмануть кого угодно.

– Вот это да, – восхитился Двацветок, однако тут же спросил: – А вон тот что за куст?

– Омела.

– На нем же шипы и красные ягоды!

– Ну и что? – сурово спросил Ринсвинд и впился в туриста взглядом.

Двацветок сломался первым.

– Ничего, ничего… – покорно пробормотал он. – Должно быть, меня неправильно информировали.

– Вот именно.

– Слушай, под кустом растут какие-то большие грибы. Их есть можно?

Ринсвинд с опаской посмотрел на грибы. Они действительно выглядели очень большими, и шляпки у них были красного цвета, все утыканные белыми пятнышками. По сути, эти грибы относились к той разновидности, которую местный шаман (он как раз пытался завязать дружбу со скалой в нескольких милях от этого места) стал бы есть только после того, как привязал бы себя за ногу к большому камню. У Ринсвинда не было другого выхода, кроме как вылезти под дождь и приглядеться к грибам.

Он опустился на колени в опавшие листья и заглянул под одну из шляпок.

– Нет, для еды они совершенно не годятся, – слабо сказал он через некоторое время.

– Почему? – крикнул Двацветок. – У них что, пластинки не того цвета?

– Ну, не совсем.

– Тогда, наверное, на ножках не такие пленки?

– Вообще-то, с виду с ними все в порядке.

– Значит, шляпка. Эти пятнышки крайне подозрительны, – догадался Двацветок.

– Я в этом не уверен.

– Так почему же их нельзя есть?

Ринсвинд кашлянул.

– Все дело в крошечных дверцах и окнах, – удрученно произнес он. – Первый и главный признак.

Над Незримым Университетом грохотал гром. Дождь лился на университетские крыши и, клокоча, хлестал из глоток горгулий, хотя одна или две твари посообразительнее сумели-таки укрыться среди лабиринтов черепицы.

Далеко внизу, в Главном зале, на углах церемониальной октограммы стояли восемь самых могущественных волшебников Плоского мира. Вообще-то, говоря по правде, они не были самыми могущественными, однако все до единого обладали большими способностями к выживанию, а в мире магии, основанном на жесточайшей конкуренции, это означало практически то же могущество. Каждому волшебнику восьмого уровня дышали в спину полдюжины волшебников седьмого уровня, пытающихся убрать его с дороги, и старшим волшебникам следовало изначально выработать у себя бдительность по отношению к, скажем, скорпионам в своей постели. Итог этим размышлениям может подвести одна старая поговорка, которая гласит: когда волшебнику надоедает искать у себя в тарелке толченое стекло, значит, ему надоела жизнь.

Самый старый из магов, Грейхальд Спольд из ордена Древних и Истинно Подлинных Мудрецов Ненарушенного Круга, оперся всей тяжестью на резной посох и изрек следующие словеса:

– Давай дальше, Ветровоск, меня уже ноги не держат.

Гальдер, который для пущего эффекта сделал паузу в своей речи, бросил на него свирепый взгляд.

– Что ж, хорошо, я буду краток…

– Вот и чудненько.

– Все мы искали указаний по поводу событий сегодняшнего утра. Кто-нибудь может сказать, что он их получил?

Волшебники искоса взглянули друг на друга. Нигде, кроме как на братской вечеринке после конференции профсоюзов, не найдешь столько взаимного недоверия и подозрений, сколько на собрании старших волшебников. Однако простой и непреложный факт заключался в том, что день прошел крайне неважно. Словоохотливые в обычных обстоятельствах демоны, в спешном порядке вызванные из Подземельных Измерений, напускали на себя застенчивый вид и уклонялись от расспросов. Волшебные зеркала потрескались. С гадальных карт таинственным образом исчез весь рисунок. Хрустальные шары совершенно затуманились. Даже чайные листья, презрительно отвергаемые волшебниками как легкомысленный и ненадежный метод гадания, сбивались в кучку на дне чашки и отказывались сдвинуться с места.

Короче, собравшиеся волшебники пребывали в растерянности. В ответ на вопрос Гальдера они дружно помотали головами и что-то тихо забормотали.

– А посему я предлагаю исполнить Обряд АшкЭнте, – драматическим голосом объявил Гальдер.

Он-то надеялся на ответ типа: «Э, нет, только не Обряд АшкЭнте! Порядочный человек не должен связываться с такими штуками!»

На деле же волшебники выразили единогласное одобрение.

– Замечательная идея.

– По-моему, разумно.

– Что ж, приступай.

Слегка выбитый из колеи, Гальдер вызвал в зал процессию младших волшебников, которые внесли разнообразные магические принадлежности.

В тексте уже мелькали кое-какие намеки на то, что примерно в это время в братстве волшебников начались разногласия по поводу того, как правильно заниматься магией.

Молодые волшебники во всеуслышанье заявляли, что магии давно пора начать совершенствовать свой образ, а всем волшебникам следует прекратить возню с кусочками воска и костями, поставив дело на хорошо организованную основу с программами исследований и трехдневными съездами в хороших отелях, где будут читаться доклады «Куда идет геомантия?» и «Роль семимильной обуви в неравнодушном обществе».

Траймон, к примеру, практически не творил чудес, зато четко вел все дела ордена и бесконечно писал служебные записки. В его кабинете на стене висела большая диаграмма, усеянная разноцветными точками, флажками и испещренная линиями, в которых никто ничего не понимал, но которые выглядели весьма внушительно.

Волшебники другой категории считали, что все это болотный газ, и наотрез отказывались работать с образом, если он не был сделан из воска и утыкан булавками.