Невеста капитана Тича - Прайс Джереми - Страница 64

Мэйиард напустил на себя официальный вид и спрятал за маской холодности обуревавшие его тревожные и противоречивые чувства. Анна не обнаружила на лице лейтенанта ни тени улыбки, когда он приветствовал ее на борту, а выражение его глаз было суровым и настороженным. И несмотря на это, Анна тепло улыбнулась: просто удивительно, насколько ей запомнилась каждая черточка его лица — твердый подбородок с ямочкой посередине, решительная и упрямая челюсть, мягкий овал щек… Жестом неподдельного дружелюбия и симпатии Анна уверенно протянула ему руку в перчатке.

— Как я рада видеть вас снова! — искренне проговорила она. — Какое счастье, что вы оправились от ваших ужасных ран!

— Благодарю вас, мадам, — с легким поклоном ответил Мэйнард. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке. Очевидно, предполагалось, что он должен быть другом этой девицы, да к тому же, по-видимому, у коммодора имелись какие-то солидные основания, чтобы послать ее к нему. Нельзя было также продолжать игру в холодную вежливость под взглядами юного Таскина, который буквально пожирал глазами каждый оттенок в разыгрывавшейся перед ним сцене. Мэйнард поймал себя на том, что улыбается своей гостье, хотя еще не решил окончательно, стоит ли ему попытаться сделать это…

Когда, наконец, они остались вдвоем в кают-компании на квартердеке «Перла»— лейтенант Таскин отправился на берег с депешами для колониальной администрации, — Анна поудобнее устроилась в кресле, откинув назад свой капюшон и встряхнув головой с пышной прической темно-золотистых волос. Некоторая скованность, тривиальные разговоры, чопорная манерность ( — Передайте, пожалуйста, блюдце! — Возьмите еще бисквита! — Благодарю вас, я уже сыта! — ), царившие до сих пор в каюте, теперь уступили нахлынувшему на них чувству искренней радости от встречи друг с другом. Легкий холодок официальной вежливости растаял бесследно под влиянием сердечного тепла, которое излучали обе пары глаз.

— Мистер Мэйнард, — немного смутившись, проговорила Анна. — В прошлый раз вы видели меня в дурной компании. Вы не скрывали своего неодобрения, и я… Я хочу сказать, что знаю, насколько вы были правы. Но теперь… Думаю, теперь я намного умнее!

— Я уверен, мадам, что эту компанию вам навязали силой. Тогда я просто не сумел сообразить, что в то время вы нуждались не в порицаниях, а в помощи. Поверьте, я не перестаю упрекать себя за это!

— О, вы великодушный человек, мистер Мэйнард! Настолько же великодушный, как и храбрый! — Анна смущенно улыбнулась. — Знаете, я раз сто репетировала, что я скажу вам при встрече, и что вы ответите мне. Я все так тщательно продумала, словно готовила торжественную речь на выпускном вечере в школе. А теперь все это вдруг вылетело у меня из головы! Я даже не в состоянии припомнить — просто я так рада, так счастлива видеть… что вы благополучно выздоровели… Ах да, я это уже говорила, но если бы вы знали, как часто я думала об этом…

Растерявшийся Мэйнард не знал, что сказать.

— Очевидно, мои раны выглядели страшнее, чем были в действительности, — запинаясь, пробормотал он. — Как видите, они не помешали мне выполнять свои обязанности, мадам.

— О, я не сомневаюсь, что понадобились бы значительно более веские причины, чтобы помешать вам выполнять свои обязанности, мистер Мэйнард! Что ж, я тоже прибыла сюда, чтобы исполнить свой долг… Столько всего мне хотелось сказать вам, — и все же, пожалуй, я так бы и не решилась, если бы не стечение обстоятельств, благодаря которым я просто обязана рассказать вам все о себе. Только тогда вы поймете, почему коммодор Вернон послал меня к вам…

— Он послал вас ко мне? Значит, это была его инициатива?

Анна кивнула:

— У меня для вас письмо, которое я ношу при себе, и которое не должно попасть в руки никому… кроме вас, разумеется! — Анна подняла на него улыбающиеся глаза. — Коммодор очень осторожный человек. Он мне сказал, — она ловко воспроизвела хорошо знакомый Мэйнарду хриплый басок адмирала: — «Этот парень Мэйнард — один из лучших моих офицеров; никак не пойму, как это он умудрился получить полный заряд битого стекла в…! Твердый, как кремень, и ни перед кем не отступит в вопросах долга и чести. Но — чем черт не шутит?.. Так что порасспрашивай его немного, дитя мое, — потолкуй с ним прежде, чем отдашь ему мое письмо!..»

Мэйнард рассмеялся. Его рассмешило скорее шутливое подражание ворчанию Старого Грога, чем смысл того, что он услышал. Это была как раз такого сорта шутка, какие он понимал и ценил.

— Что бы ни писал мне коммодор Вернон, для меня это приказ, — сказал он, вставая. — И я думаю, что меня нет нужды подвергать предварительным беседам, чтобы заставить подчиниться приказу. А теперь — если вы удовлетворены, — не будете ли вы любезны познакомить меня с письмом?

Анна положила руку на вырез платья, где, по-видимому, и хранилось письмо.

— Нет, — сказала она. — Сначала я должна вам объяснить… Потому что это не приказ. Это предложение. И более того — мне кажется, даже нелегальное…

Никогда до сих пор они так просто и свободно не беседовали между собой. Обоим казалось, будто они знали друг друга всю жизнь.

— Что ж, ладно, — сказал Мэйнард, терпеливо опускаясь обратно в кресло. — В таком случае, о чем же, по-вашему, мне следует сначала узнать?

Начало повествования Анны о своих злоключениях он прослушал вполуха, поскольку его мысли всецело были заняты письмом коммодора. Но потом необыкновенная история ее похождений настолько захватила лейтенанта, что он перестал ощущать что-либо, кроме глубокого изумления и восхищения мужеством и находчивостью этой юной и отважной девушки, которой столько пришлось пережить.

— И вы обо всем этом рассказали коммодору Вернону? — спросил он после задумчивой паузы, когда Анна закончила свою исповедь.

— Да, рассказала. Он был добр ко мне и требовал того же от других. Сначала я колебалась, но потом мне стало просто невмоготу пользоваться его добротой и скрывать от него правду о себе.

— И он не подумал передать вас в руки властей? Ему должно было прийти в голову, что это его первейший долг.

— Он сказал… — Глаза Анны увлажнились, и она опустила голову, чтобы скрыть вот-вот готовые хлынуть слезы. — Он сказал, что ребенок не должен держать ответ за грехи родителей… Что главный и основной дочерний долг — это ее долг по отношению к отцу!

— Клянусь богом, он был прав! — Мэйнард успокаивающим жестом прикоснулся к ее руке, лежавшей на крышке стола. — И сыновний тоже. Ваш брат совершил мужественный поступок, мисс Блайт. Это был человек действия, и я уважаю его за это!

— Благодарю вас… — Анна снова овладела собой. — А теперь осталось совсем немного из того, что я должна вам сообщить. Губернатор Виргинии собирается назначить премию за захват Черной Бороды. С этой целью он намерен частным образом оснастить два корабля и направить их на поимку пиратов. Коммодор Вернон хотел бы, чтобы вы возглавили эту экспедицию. Он почему-то уверен, что вы согласитесь. Но в таком случае вам придется отправиться в воды Северной Каролины, где в настоящее время разбойничает Черная Борода. Ваши же полномочия не распространяются так далеко.

Мэйнард угрюмо кивнул:

— Верно. Мне понадобились бы санкции губернатора Идена на то, чтобы охотиться за пиратами в его водах. А он никогда их не даст. Он уже дважды отказывал мне в этом.

— Тем не менее, мистер Мэйнард, коммодор в беседе со мной намекнул, что между вами и Чернобородым имеется небольшое неулаженное дело чести. А вопросы чести, сказал он, не знают границ. Если, предположим, Черная Борода сумеет улизнуть от вас или одержит над вами победу, тогда вам, по всей видимости, придется предстать перед военным судом за то, что вы напали на него без ведома и вопреки воле тамошней администрации. Это может быть расценено, как пиратство. Но если вам удастся его уничтожить, то губернатор Иден никогда не станет на защиту мертвеца. И тогда все будет кончено. Вы освободите Карибское море от страшного негодяя…

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил Мэйнард, — что коммодор предлагает мне сознательно преступить закон?