Клуб серийных убийц - Пови Джефф - Страница 34

— Да, вот оно. Вот это. Я написал его тебе.

Бетти читает письмо, и по ее виду мне кажется, что она вот-вот упадет в обморок. Я пододвигаю к ней стул, и она тяжело опускается на него. Она вяло держит письмо и фотографию и оглядывается в тоске, словно спрашивает, чем она такое заслужила. Полдюжины убийств, ясное дело, не считаются.

— Я бы сказал, довольно информативно. Ты не находишь? — Я изо всех сил стараюсь не давить на нее, но, боюсь, мне просто необходимо, чтобы она уловила суть.

— У меня возникла версия, что, когда Тони сказал тебе, что чует крысу, он, скорее всего, чуял себя самого. Так что однажды ночью я проследил за ним, прихватив с собой фотоаппарат и специальную пленку для ночной съемки. Это было воззрение.

— Прозрение.

— Что?

— У тебя было прозрение. Воззрение — это совсем другое, — голос у Бетти слабый, озабоченный. Дым насмешливо клубится вокруг таблички «У НАС НЕ КУРЯТ».

— Ну, как бы то ни было, моего зрения хватило, чтобы сделать эти снимки.

— Почему он это делает, Дуглас? Почему Тони убивает членов клуба? Я думала, он любит клуб.

Это было очень правильное замечание, и ответа на ее вопрос у меня не было. Я попытался купить себе немного времени, притворившись, что глубоко задумался.

— М-м-м… ну… я думаю, тут сразу несколько причин. Прежде всего, ему просто нравится убивать людей; и, если говорить честно, у Тони ведь нет никаких особых предпочтений — он просто убивает тех, кто его раздражает.

— Но в конце концов у него не останется клуба. Не будет никого, кроме него.

— Говорят, творческие люди и есть главные разрушители.

— Тони никакой не творческий человек. Он с трудом читает, Дуглас. Покажи ему произведение искусства, и он попытается его съесть. — Бетти смотрит на меня с легким неодобрением.

— Тогда какая теория у тебя? — я решаю перебросить мяч Бетти. — Как ты думаешь, почему он это делает? Ты же столько книг прочла…

Бетти задумывается, она все еще в шоке от фотографий.

— Ума не приложу. Правда. Это не тот брат, которого я знала.

— Наполовину знала — ты ведь не забыла, что он тебе только наполовину брат?

Бетти на это не отвечает, и очень зря, ведь это такая чудесная игра слов. Я смотрю на фотографии, пожимаю плечами и горестно охаю.

— А бедняга Берт-то? Нравился мне этот парень. С ним было чертовски весело.

— Мне тоже.

Так я и знал! Ребята, как же я рад, что этот сутулый уродец наконец подох.

— Он заставлял меня смеяться… Я… я мало знаю мужчин, которым это удается.

— Значит… значит, ты любишь смеяться?

— А кто не любит? — Это она говорит очень устало, и я быстро вступаюсь, готовый поднять ей настроение.

— Слушай, а ты когда-нибудь слышала анекдот про человека, которого стукнули по голове мячом для гольфа? То есть про того, кто стукнул мяч для гольфа головой? Слышала? Он бы тебе понравился…

— Честно говоря, я сейчас как-то не в настроении, Дуглас.

Я ободряюще улыбаюсь Бетти.

— Эта шутка всем нравится. Так вот, один парень ударил по мячу, но мяч не полетел в ямку. Он вылетел на дорогу и пробил ветровое стекло автобуса. Автобус потерял управление, выехал на перекресток, произошли страшные разрушения. Гольфист — тот парень, который ударил по мячу — наконец находит свой мяч в ухе у мертвого водителя автобуса, и он поворачивается к мальчику с клюшками и говорит: «Боже мой… что мне теперь делать? Бог мой!» — Я улыбаюсь во весь рот, блестяще доказывая, что могу рассмешить Бетти ничуть не хуже Берта.

Но Бетти, кажется, не слушает. Она уплыла куда-то далеко, смотрит в проход, позволяет своим мыслям смешиваться с написанными в книгах словами, позволяя им путаться, пока они полностью не теряют свое значение. Я знаю, что должен отвлечь ее от этой ужасной душевной пытки. Я несколько раз подталкиваю ее локтем.

изо всех сил стараясь отвлечь от мыслей о сводном брате.

— И тогда мальчишка — ты просто умрешь, Бетти, точно тебе говорю, умрешь, — мальчишка обдумывает ситуацию, смотрит на игрока в гольф и говорит: «Для этого удара вам понадобится восьмая клюшка».

Я смеюсь, хлопаю себя по бедрам, но потом замечаю, что Бетти все равно выглядит отстраненной и измученной. Да уж, она точно не в себе — все, кому я рассказывал эту историю, просто со смеху помирали.

— Нам придется убить его, Дуглас… — Произнося эти слова, Бетти, кажется, вовсе не шевелит губами.

Я молчу несколько мгновений.

— Тони? —Да.

— Это дельце не из легких. Не лучше ли будет просто смыться?

— Мы могли бы… — Мне нравится, как она говорит «мы». — Но это нечестно по отношению к другим.

— Давай их тоже пригласим.

Бетти снова смотрит на фотографии — и вяло пожимает плечами.

— Я не могу поверить, что это произошло. Я использую свой шанс и склоняюсь к Бетти.

Моя рука обвивается вокруг ее талии. Она не сопротивляется, а если говорить честно, даже наклоняется ко мне, и мы стоим добрых десять минут, прижавшись друг к другу, пока не появляется какой-то белокурый человек, который спрашивает, где раздел книг о собаках. Только увидев фотографии обезглавливания Берта, он понимает, что обратился не к тем людям.

Первоначально я собираюсь добраться до дома из библиотеки бегом, так как чувствую, что мне не помешает как следует проветриться. Но, выйдя на улицу, обнаруживаю, что слаб, как котенок, и едва в состоянии устоять на ногах. Я словно попадаю в глаз бури, мир вращается вокруг меня. Кажется, из моих легких высосали весь воздух. Я останавливаю такси и быстро опускаю окна, не обращая внимания на то, что внутрь попадает дождь. Не знаю, сколько времени я сидел, обняв Бетти за талию и глядя в никуда, но сейчас на улице совсем темно.

Пока мы едем по ночному городу, водитель постоянно говорит, быстро, проглатывая окончания слов.

— Чертов Киллер из Кентукки. Хрена ли он сегодня еще одного прикончил? Какой-то мешок с дерьмом, не то мексиканец, блин, не то пуэрториканец. Хренов работничек за триста баксов, блин, точно говорю…

Я поднимаю глаза и смотрю на жирные волосы водителя. Жира так много, что он начинает поблескивать, когда мы проезжаем мимо фонарей. Внезапно мне безумно хочется заставить его проехать через автомойку с опущенными стеклами, и, будь у меня пистолет, я бы, возможно, так и сделал.

— И хрена ли лысого он приехал в этот город, блин? Это мой любимый хренов ресторан, блин…

— По-моему, во всех остальных городах он уже побывал.

Салфетки с запахом лимона. Эти слова возникают передо мной, как будто они записаны жиром на волосах водителя. Салфетки с запахом лимона.

— Дерьмо проклятое этот убивец, блин. На хрена ему сдались KFC? Какого хрена не «Бургер кинг» или «Макдоналдс»? Хули он выбрал мой любимый ресторан, блин, во всем этом дерьмовом мире?

Салфетки с запахом лимона.

— Да че там, во всей вселенной, блин. Ублюдок хренов. Я, блин, туда в следующий раз пистолет возьму, во как.

Мир стал темным и страшным местом. Я смотрю на пустые дома, мимо которых мы проезжаем, вижу блуждающих в ночи людей, большинство из них — отбросы человечества, отродье изгоев общества. Я вижу двух малолетних проституток, садящихся в машину курильщика сигар. Его рука играет с длинными волосами маленькой блондинки, вертит их в пальцах, подносит золотые пряди к глазам и позволяет им упасть. У другой девушки рыжая головка и тоскливый взгляд.

— С этой парочкой я трахался… —Таксист гудит клаксоном и машет девушкам покрытой пятнами никотина рукой. Те даже не смотрят на него. — С обеими с ними. Они дают скидку, если взять сразу двух. Две по цене полутора.

Водитель тихонько хихикает, а я оборачиваюсь назад, чтобы еще раз посмотреть на девушек, прежде чем они исчезнут в ночи.

— Это прям супермаркет, они тут повсюду…

Шофер с жирными волосами не понимает, что мне внезапно хочется плакать, потому что я осознаю, насколько прав был Джеймс Мейсон, когда говорил о приближающемся Армагеддоне. На самом деле Армагеддон уже наступил, и чтобы понять это, нужно только взглянуть на лица этих девочек.