На пути к Основанию [На пути к Академии] - Азимов Айзек - Страница 68

– Ну, беги, Ванда, веселись, развлекайся. И забудь про этот сон.

– Ладно, дедуля.

Как только разговор про плохой сон закончился, Ванда сразу повеселела и бегом помчалась к остальным детям.

Селдон пошел по залу в поисках Манеллы. Искал он ее долго, поскольку на каждом шагу его останавливали, поздравляли, желали счастья и так далее.

Наконец он увидел вдалеке Манеллу. Бормоча: «Простите, извините, разрешите, мне нужно…», он добрался до невестки – увы, не без труда.

– Манелла, – окликнул ее, и, взяв под руку, отвел в сторонку, не переставая улыбаться всем и каждому.

– Да, Хари, – сказала Манелла, – что-нибудь случилось?

– Ну да. Я про сон Ванды…

– Только не говори мне, что она все еще разговаривает об этом!

– Да, он все еще не дает ей покоя. Послушай, на столах есть финики?

– Конечно, и у детей и у взрослых. Всем так нравятся. Я уже съела немного. А ты что, до сих пор не попробовал, Хари? Попробуй обязательно, так вкусно, слов нет!

– Я вот о чем думаю… А что, если это был не сон, что, если действительно она слышала, как двое мужчин говорили про смерть от фиников…

И Селдон смущенно запнулся.

– Ты думаешь, кто-нибудь отравил все финики? Глупость какая! Тогда все дети были бы уже при смерти.

– Иуда, я понимаю… – пробормотал Селдон.

Он кивнул Манелле и пошел по залу, и так крепко задумался, что чуть было не прошел мимо Дорс.

– Что за физиономия? – упрекнула его жена. – Ты о чем-то думаешь?

– Проклятые финики. Никак не могу про них забыть.

– Я тоже, но пока ничего не пойму.

– Понимаешь, страшновато как-то, вдруг они отравленные?

– Нет-нет, об этом можешь спокойно забыть. Все продукты, доставленные для банкета, были проверены на молекулярном уровне. Ты, конечно же, скажешь, что это типичная паранойя, но я обязана тебя охранять, и продолжаю этим заниматься.

– Значит, вся еда…

– Не отравлена. Поверь мне.

– Ну и отлично, – улыбнулся Селдон. – Ты меня успокоила. То есть я, конечно же, не думал, что…

– Будем надеяться, – сухо оборвала его Дорс. – Однако меня беспокоит другое: твоя предстоящая встреча с этим чудовищем Теннаром – до нее остается всего несколько дней.

– Не называй его чудовищем, Дорс. Будь осмотрительнее. Кругом сплошные глаза и уши.

– Ты прав, – сказала Дорс едва слышно. – Погляди вокруг. Все счастливы, все улыбаются, и тем не менее никто не знает, кто из наших «друзей» доложит после вечеринки своему начальнику, что и как тут было. О люди! Как подумаешь – в наше время… Как это все мерзко, противно. А главное – опасно. Поэтому я должна поехать к Теннару вместе с тобой, Хари.

– Дорс, это невозможно. Ты только все испортишь, и мне будет гораздо труднее. Я поеду сам и все улажу. Не бойся.

– Но ты даже не представляешь себе, как будешь разговаривать с генералом!

– А ты, ты представляешь? – грустно спросил Селдон. – Ты говоришь, совсем как Элар. Он, как и ты, убежден, что я – беспомощный и ни на что не годный старый дуралей. Он тоже хочет отправиться к генералу вместе со мной – то есть нет, вместо меня. Знаешь, я порой думаю, сколько же народу на Транторе хотело бы поменяться со мной местами. Десятки? А может, миллионы?

Вот уже десять лет, как Галактическая Империя лишилась Императора, а во дворце как будто ничего Не изменилось. За тысячелетия фигура Императора стала столь легендарной, почти вымышленной, что теперь никто, казалось, не замечал ее отсутствия.

Теперь не было того, кто в величественной императорской мантии возглавлял официальные церемонии, того, кто торжественным голосом отдавал приказы, теперь никто не узнавал о желаниях монарха, никто не чувствовал как благоволения, так и опалы со стороны Императора, стихли, умолкли дворцовые торжества, прекратились закулисные козни. Личные покои Императора в Малом Дворце пустовали – здесь не осталось никого из императорской семьи.

Однако армия садовников содержала прилегающие ко дворцу парки и сады в образцовом порядке. Армия слуг наводила столь же образцовый порядок во всех дворцовых помещениях. Императорское ложе, на котором никто не спал, каждый день застилали чистым бельем. Все шло, как обычно, и весь дворцовый персонал трудился, как было заведено. Высшие чиновники отдавали распоряжения – точно такие же распоряжения, как если бы их отдавал сам Император. Да и чиновники, честно говоря, почти все остались прежние, а новых старательно и настойчиво приучали к дворцовым традициям.

Было такое ощущение, словно Империя настолько привыкла к существованию Императора, что была согласна на то, чтобы хотя бы его призрак, витавший во дворце, правил ею.

И хунта знала об этом – ну, если и не знала, то что-то такое чувствовала. За десять лет никому из военных не пришло в голову въехать в личные покои Императора в Малом Дворце. Кто бы ни были эти новоявленные правители, они не были придворными и понимали, что распоряжаться во дворце права не имеют. Народ, смирившийся с ограничением свобод, ни за что на свете не смирился бы с посягательством на Императора – живого или мертвого, не важно.

Даже генерал Теннар не осмелился посягнуть на Малый Дворец. Он поселился и устроил рабочий кабинет в одном из зданий, выстроенных на задворках дворцовой территории – невзрачном на вид, но выстроенном наподобие крепости, способном выдержать длительную осаду благодаря расквартированной в прилегающих флигелях охране.

Теннар был коренаст, невысокого роста, с усами. О нет, его усы не были густыми и пышными на далийский манер – они были аккуратненькими, узенькими. Рыжие усы и холодные голубые глаза… пожалуй, в молодости Теннар был даже красив. Но теперь физиономия его отекла, обрюзгла, глаза превратились в узкие щелочки, и редко в них можно было прочесть что-либо, кроме гнева.

Гневно – как мог себе только позволить человек, почитающий себя единоличным хозяином миллионов миров и все же не осмеливающийся провозгласить себя Императором, он как-то сказал Хендеру Линну:

– Да я бы мог свою династию основать! – И, угрюмо оглядев комнату, пробурчал: – Тут не слишком подходящее место для правителя Империи.