Врач в пути - Галкин Всеволод Александрович - Страница 4

Забегая вперед, скажу, что в Китае мы встретились с широким движением за полное уничтожение мух, комаров, крыс и воробьев. Это мероприятие называлось «движением против четырех зол». Местные власти призывали каждого гражданина КНР лично уничтожить как можно больше комаров, мух, воробьев и крыс.

Уничтожение «четырех видов вредителей» началось в 1956 году и было рассчитано на 12 лет. Это мероприятие нашло отражение в официальном документе — Проекте основных положений развития сельского хозяйства на 1956–1967 годы — и всячески пропагандировалось. К войне с мухами, крысами, комарами и воробьями были привлечены огромные массы народа: взрослые, дети, старики. «Трофеи каждого тщательно учитывались: школьники приносили учителям коробочки с пойманными мухами, и те подводили итоги в специальных отчетах; крестьяне собирали крысиные хвостики, чтобы доказать свое участие в уничтожении грызунов.

Безусловно, активное участие населения в борьбе с комарами, крысами, мухами — дело полезное. Только за один год (1956) в КНР, по официальным данным, было уничтожено 127 миллионов крыс и мышей[1].

Иначе, однако, обернулось дело с уничтожением воробьев. Это «санитарное мероприятие» настолько увеличило число насекомых-вредителей, что убытки во много раз превысили стоимость зерна, которое склевывали безобидные птички.

Прибытие в Пекин

Самолет снижается над пекинским аэродромом, путь окончен. Тепло прощаемся с Чэном — так зовут нашего спутника.

Входят китайские пограничники. «Пожалуйста, ваши паспорта», — говорят они. Отдаем паспорта и по трапу выходим на древнюю землю Китая.

Сразу же попадаем в непривычную обстановку. Высокая температура воздуха, особый запах и своеобразный вид зданий. Жарко и влажно. В гамме запахов — от тонкого аромата сандалового дерева, из которого сделан китайский веер, до грубого «бензинового духа» — преобладает или даже царит густой запах поджаренного соевого масла. Какие-то породы южных миниатюрных деревьев окружили сравнительно небольшую площадку аэродрома. Постройки по периметру поля — национальной архитектуры, с вогнутыми крышами — выглядят экзотически. Всюду видны многочисленные плакаты, вывески с непривычными для нашего взора иероглифами. По радио разносятся своеобразные мелодии; слышны китайская речь, выкрики служащих аэропорта, рев моторов. Все это сначала несколько оглушает.

А вот и встречающие: представитель советского посольства в Пекине и один из коллег-москвичей, советский специалист, прибывший сюда раньше. Оба одеты не по-московски легко. С ними несколько китайских товарищей.

До окончания пограничных формальностей нас приглашают в здание аэропорта, в буфет. Предлагают выпить лимонада. Китайцы гостеприимны, предупредительны: один предлагает веер, другой — сигареты.

Один из них представляется:

— Меня зовут Лю. Я — ваш переводчик. Я окончил русский институт.

Он небольшого роста. На вид ему лет пятнадцать (на самом деле — двадцать пять). Двое других сидят поодаль и в беседе участия не принимают, однако все время широко улыбаются.

Оформление паспортов затянулось минуть на сорок пять. «Обычная история, всегда так», — утешил нас земляк. Лю по-прежнему улыбался, глядя на наши утомленные лица, на то, как мы посматриваем на часы в ожидании окончания процедуры. Мы заметили, что Лю весело смеялся при любых обстоятельствах. На наши недоуменные вопросы он охотно ответил, что в Китае принято из вежливости всегда улыбаться. Даже если рассказываешь о печальном случае, не следует огорчать собеседника унылым видом.

Наконец пограничник, тоже вежливо улыбающийся, принес наши паспорта и с поклоном вручил, что-то приговаривая.

Лю объясняет: «Он вас приветствует».

Мы благодарим.

Нас просят пройти к машинам. Минуя ворота с усиленной охраной, выходим на площадь. Здесь много машин советских марок и велорикш. Едем, как нам объяснил Лю, «в прекрасную гостиницу для иностранцев» — «Синьцяо».

В этот же день после небольшого отдыха мы встретились с руководителем и членами бригады, в которую входила наша медицинская группа. После обсуждения был утвержден план нашей деятельности, рассчитанный на несколько месяцев. Основная работа предстояла на сборных пунктах в провинциальных городах. За несколько дней пребывания в Пекине следовало встретиться с местными специалистами и коллегами из СССР, для того чтобы войти в курс дела, и, конечно, постараться осмотреть древний город.

Столица Китая

Первые впечатления о Пекине многообразны и даже ошеломляющи. Бросается в глаза сочетание зданий древней и современной архитектуры: дворцы и пагоды часто соседствуют с новыми домами. Широкие современные улицы с большими универсальными магазинами, отелями, кинотеатрами вдруг переходят в переулки-щели старых кварталов, где можно увидеть мелких торговцев, разложивших овощи и фрукты прямо на тротуаре, крохотные закусочные под открытым небом и даже голенького ребенка, которого мать купает в тазу, поставленном у порога тесного домика.

Великолепный парк Бэйхай, дворцы вокруг площади Тяньаньмынь, искусственные водоемы, окруженные вечнозелеными рощами, украшают столицу Китая, придают городу особый колорит.

Поражает обилие звуков — голос города. Регулировщики уличного движения периодически издают протяжные крики (своеобразный сигнал для пешеходов), а вопль торговца мороженым — «Бинцзилин!» — напоминает горестный стон.

К тому же из многочисленных репродукторов почти непрерывно льется громкая музыка, исполняемая оркестром с преобладанием ударных инструментов. Этот каскад звуков сильно действует на непривычное ухо.

Самый распространенный вид транспорта в Пекине 1956 г. — велосипеды и велорикши. Велосипедист «впряжен» в небольшую легкую коляску для пассажира или грузовую тележку. Это велорикша. Его тяжкий труд оплачивается скудно (дневной рацион — чашка вареного риса да кружка чаю). Одежда велорикши — бумажные шорты, майка и сандалеты. Некоторые босы. Все они имеют изможденный вид, очень худы. Вены на ногах расширены и вздуты.

В других китайских городах мы встречали и «истинных», прежних рикш. Это совсем уже грустное зрелище: пожилой, истощенный человек бежал, обливаясь потом, а в коляске, которую он увлекал за собой, под зонтиком и обмахиваясь веером сидел какой-либо ответственный («кадровый») работник[2], офицер или «народный капиталист»[3].

За несколько дней до нашего приезда, как рассказывали соотечествепники-«старожилы», правительство Китая предприняло попытку ликвидировать эту средневековую систему транспорта, вообще уничтожить «институт» рикш. Однако это мероприятие «не прошло»: рикши запротестовали и даже забастовали, побоявшись остаться без куска хлеба, ибо неквалифицированному или малоквалифицированному рабочему найти занятие почти невозможно.

Вспоминается такой эпизод. В день приезда, вечером, во время осмотра Пекина, нас застал настоящий тропический ливень. Непрерывно сверкали молнии и гремел гром, потоки воды сплошной стеной низвергались с небес на древний город. Вода быстро залила улицы и превратила их в реки. Что делать? Переводчик Лю предложил нанять велорикшу. Мы не сочли удобным «ездить на человеке» и решительно отказались. Засучили брюки, взяли в руки башмаки и дружно двинулись в гостиницу.

Наши советские коллеги, много лет работавшие в Китае, рассказывали, что у них и в мыслях никогда не было пользоваться этим видом транспорта.

Пекинцы дисциплинированны. Вот очередь на трамвай. Подходит, вагон (трамвайные вагоны ходят по одному, вместо звонков сигналят гудком), и кондуктор, выйдя, объясняет, что могут сесть столько-то человек. Ни один «лишний» не пытается втиснуться. Кондуктор помогает зайти в вагон, пропуская первыми стариков, маленьких детей, инвалидов. Сам садится последним, после чего, плотно затворив двери вагона, дает сигнал к отправлению. Выполнение правил движения на улицах города доведено до педантизма. Жест регулировщика для пешехода «священен».