На пути к Академии - Азимов Айзек - Страница 9

– Не очень.

– Ох, Дж. Д., Дж. Д., проиграешь, друг мой, если не будешь во все как следует вникать. В нашем деле надо глядеть в оба. Этот юноша меня слушал с горящими глазами. На него мои доводы явно произвели впечатление. Единственное, что я про себя знаю точно, так это то, какое впечатление произвожу на людей, Я всегда знаю наверняка, когда я человека потряс до глубины души, когда мой слушатель и зритель готовы передумать.

Джоранум улыбнулся. Только теперь на лице его играла не формальная полуулыбка-маска, которую он выносил на публику, На этот раз это была холодная и, пожалуй, даже страшная ухмылка.

– Подумаем, как нам быть с Рейчем, – сказал он, – и нельзя ли добраться до Селдона через него.

После того как двое политиканов ретировались, Рейч пригладил усы и взглянул на Селдона. Он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, приглаживая усы. Здесь, в секторе Стрилинг, кое-кто из мужчин носил усы, но им было безнадежно далеко до Рейча. А большинство разгуливали с сиротливо оголенными верхними губами. Селдон тоже был безусый, а потому на Рейча производил впечатление внешне человека унылого, без изюминки. Да, собственно, при его цвете волос от усов проку было бы мало.

Рейч немного подождал, думая, что Селдон сам выйдет из раздумий, но в конце концов не выдержал.

– Па! – окликнул он профессора.

Селдон посмотрел на него и растерянно спросил:

– Что?

Наверное, рассердился, что побеспокоил его, решил Рейч и сказал:

– Мне кажется, ты зря принял этих парней.

– О? Это почему же?

– Ну, этот-то, худющий, не помню, как его звать, это же тот самый, кого ты отделал тогда, на поле. Он наверняка это запомнил.

– Он же извинился.

– Он этого не хотел. А другой, Джоранум, этот вообще, по-моему, личность опасная. А если бы у них было оружие?

– Что? Здесь, в университете? В моем кабинете? Нет, невозможно. Тут тебе не Биллиботтон. Да и потом, даже если бы они попытались затеять потасовку, я бы с ними легко управился. С обоими.

– Не знаю, – покачал головой Рейч. – Ты…

– Молчи, неблагодарное чудовище, – прервал его Селдон, предостерегающе подняв указательный палец. – Сейчас ты начнешь говорить точно так же, как твоя матушка, а я от нее уже наслушался. Я не старею, по крайней мере, не слишком еще состарился. И потом, ты был рядом, а ты в драке мне не уступишь.

Рейч наморщил нос.

– От драки толку чуть. – Он, конечно, хотел сказать: «драться бесполезно». Время от времени, хотя прошло уже целых восемь лет, Рейч, нет-нет, да и сбивался на далийский акцент, безошибочно указывающий на его происхождение из низших слоев общества. Вдобавок он был невысокого роста, и это порой жутко раздражало его. Но главное, у него были усы, и никому не удавалось пока унизить его. – А что ты собираешься делать с этим Джоранумом?

– Пока ничего.

– Послушай, па. Я пару раз видел Джоранума по головизору. Я даже записал его речи. Про него же все болтают напропалую, вот я и решил посмотреть, что он скажет. И знаешь, что-то есть в его трепе. Мне он ни чуточки не нравится, я не верю ему, и все-таки что-то в нем есть этакое. Он хочет, чтобы у всех секторов были равные права и возможности, – в этом же нет ничего дурного, верно?

– Конечно, нет. Любой цивилизованный человек подписался бы под этим.

– Так почему же тогда у нас все не так? Император под этим подпишется? А Демерзель?

– Императору и премьер-министру приходится заботиться обо всей Империи. Они не могут все время думать только о Тренторе. А Джорануму легко разглагольствовать о равенстве. У него никакой ответственности ни за что нет. Занимай он правящий пост, он бы быстро убедился, что это колоссальный труд – править двадцатью пятью миллионами миров. Да и не только в этом дело. Он бы постоянно сталкивался с сопротивлением, которое бы оказывали ему сами секторы. Каждому из них хочется побольше равенства для себя – но не столько же для других. Скажи, Рейч, тебе не кажется, что Джорануму надо бы дать возможность поуправлять, хотя бы для того, чтобы мы увидели, на что он способен?

– Не знаю, – пожал плечами Рейч. – Я просто думаю… Но я точно знаю, если бы он попробовал тебя хоть пальцем тронуть, я бы его придушил на месте.

– Следовательно, любовь ко мне для тебя стоит выше судьбы Империи?

– Еще бы. Ты – мой отец.

Селдон с любовью посмотрел на Рейча, но не прочел в его взгляде того, что позволило бы ему окончательно успокоиться. Каковы были на самом деле гипнотические чары Джоранума?

Гэри Селдон откинулся на спинку стула, которая слегка подалась назад. Полулежа, закинув руки за голову, он прикрыл глаза. Казалось, он дремлет.

Дорс Венабили сидела в противоположном конце комнаты около выключенного вьюера. Микрофильмы, просмотренные ею, уже были убраны в футляры. Сегодня она основательно покопалась в них, проверяя правильность своей точки зрения относительно Флоринского Инцидента, имевшего место на раннем этапе истории Трентора, и решила, что пора передохнуть. Интересно, о чем думает сейчас Гэри?

Наверное, о психоистории. Скорее всего, у него уйдет весь остаток жизни на разработку подходов к этому полухаотичному методу, а закончить работу он так и не успеет и будет вынужден передать ее другим (и частности, Амарилю, если этот молодой человек к тому времени тоже не сломает голову на психоистории}, и это разрывает его сердце.

Однако именно это давало ему силы для жизни. Он непременно проживет дольше, когда каждый его день с утра до ночи занят делом, и это радовало Дорс. Но она знала, что настанет день, когда потеряет его, и мысль эта путала ее. Она и подумать не могла раньше, что будет так, – раньше, когда ее задача была проще простого – беречь его ради сохранения его знаний.

Когда лее все это стало для нее личным делом? И могло ли быть теперь что-то более личное? Что такого было в этом человеке, что заставляло ее волноваться всякий раз, когда его не было рядом, – даже тогда, когда она была твердо уверена, что с ним все в порядке, и по идее, заложенные внутри нее рефлексы не призывали ее ни к каким действиям? Ведь ей было приказано всего-навсего заботиться о его безопасности. Откуда же взялось все остальное?

Давным-давно она поговорила об этом с Демерзелем – тогда, когда твердо убедилась, что чувства не обманывают ее.

Он грустно посмотрел на нее и сказал:

– Простых ответов не жди, Дорс. Ты сама не так проста. Я в своей жизни тоже изредка встречаю людей, рядом с которыми мне было легче думать, приятнее существовать, проще проявлять ответные реакции. Я пытался оценить причину легкости моих реакций в их присутствии и трудность – в отсутствии, чтобы понять, что я приобретаю или теряю. В конце концов стало ясно, что радость от их общества перевешивала печаль от их исчезновения. Так что уж лучше испытывать такие чувства, какие ты испытываешь сейчас, чем наоборот.

Дорс подумала: «Настанет день, и Гэри уйдет, и этот день с каждым часом все ближе, и думать об этом я не должна».

Именно затем, чтобы избавиться от этой навязчивой мысли, она окликнула мужа:

– Гэри, о чем ты думаешь?

– Что?

Селдон открыл глаза и посмотрел на Дорс.

– Скорее всего, о психоистории. Наверное, зашел в очередной тупик?

– Да ну… Вовсе не об этом я думал. Знаешь, о чем? – спросил он, негромко рассмеявшись. – Ни за что не догадаешься. О волосах!

– О волосах? Вот это номер! О чьих же?

– В данный момент – о твоих, – сказал Селдон и с любовью посмотрел на жену.

– С ними что-нибудь не в порядке? Может, перекрасить их в другой цвет? Наверное, я должна была уже поседеть?

– Брось! Твоим волосам не нужна седина… Понимаешь, эта мысль заставила меня подумать о совершенно посторонних вещах. К примеру, о Нишайе.

– Нишайя? Это что?

– Видишь ли, Нишайя не была частью доимперского Тренторианского Королевства, потому я вовсе не удивлен, что ты о ней даже не слышала. Это планета, очень маленькая. Изолированная. Никому не нужная и неинтересная. Да и я о ней в конце концов узнал только потому, что поинтересовался. Мало какому из двадцати пяти миллионов миров удавалось добиться такого головокружительного взлета известности, причем среди них вряд ли отыщется столь малозначительный мир, как Нишайя… А ведь это интересно, не правда ли, и весьма значительно.