Шотландец в Америке - Поттер Патриция - Страница 1

Патриция ПОТТЕР

ШОТЛАНДЕЦ В АМЕРИКЕ

Пролог

Окрестности Сан-Антонио, Техас

Март 1870 года

Ему нет никакого дела до чужих проблем. Да они его попросту не касаются.

Высказав про себя эту здравую мысль уже, наверное, в десятый раз, Эндрю Камерон, граф Кинлох, вновь пришпорил коня, посылая его в галоп в том же направлении, в котором скрылись трое незнакомцев, задумавших убийство.

Граф узнал об этом совершенно случайно в грязном захудалом салуне одного из безымянных техасских городков, в изобилии разбросанных по этому богатому скотоводческому краю. По правде говоря, Дрю не хотелось ничего слышать, но, к сожалению, голоса разговаривавших за соседним столиком мужчин становились тем громче, чем больше было выпито виски. Не услышать их пьяных разглагольствований было невозможно.

— Значит, так, — произнес один из этой лихой троицы, — завтра Кингсли поедет нанимать погонщиков для весеннего перегона. Поедет один. Денег у него, видишь ли, нет на помощников, будь он трижды проклят!

— Ублюдок! — проворчал второй. — Ублюдок и есть. Никто не прольет над ним и слезинки. Как там… «Из праха возник, в прах и вернется…»

— Поделом ему за то, что так поступил с нами!

— И то сказать, нам чертовски повезло, что мы наткнулись на этого коротышку, — заикаясь, поддакнул третий. — Хоть он и чудной тип, а пять тысяч на дороге не валяются!

Только этого ему и не хватало! Дрю тихо выругался. Безземельный шотландский пэр без гроша в кармане, он упорно трудился над тем, чтобы принизить величие своего титула, разрушить то уважительное отношение, которое кто-то еще мог питать к нему. И не без успеха — тридцатипятилетний прожигатель жизни, он знал толк лишь в картах да в лошадях. На родине его не ждало ничего хорошего, поэтому он приехал в Америку с единственным рекомендательным письмом в кармане на имя некоего О'Брайена. Письмо вручил ему при отъезде из Шотландии муж его сводной сестры, после того как Дрю заикнулся, что хотел бы стать ранчменом.

Но, будучи по своему духу настоящим перекати-поле, Дрю не был уверен в том, что так уж хочет пустить где-нибудь корни. Он всегда и во всем следовал своими собственными путями, подчас не совсем праведными, а то и вовсе бесчестными, но тем не менее дававшими ему то, что он ценил превыше всего, — свободу. А потому он старательно избегал привязанностей. Он слишком хорошо знал, каким мучением могут обернуться любовь и верность.

Дрю даже находил некоторое удовлетворение, если не утешение, в своем одиночестве. И все же в прошлом году ему пришлось, неожиданно для самого себя, выйти из привычной роли стороннего наблюдателя, когда прелестная четырехлетняя девчушка словно дикий хмель обвилась вокруг его сердца. Он привязался к ней всей душой и тогда же поклялся, что больше не станет повторять столь мучительной ошибки. И одного раза оказалось более чем достаточно, хватит на всю жизнь!

С тех пор Дрю честно старался ни во что не вмешиваться. Однако сейчас он просто не мог сделать вид, что его это не касается, и выкинуть из головы имя Кингсли, произнесенное мужчиной за соседним столом. Здесь, в этом захолустном городишке, не было представителя закона, к которому он мог бы обратиться, чтобы предотвратить готовящееся убийство. Здесь вообще не было никого, кто мог бы вмешаться, — ни полицейских, ни военных, одни только пьяные ковбои, способные лишь на бессмысленную потасовку.

Он сказал себе, что это не его дело, и отправился спать, честно пытаясь убедить себя в этом. И что же в результате? Он скачет по незнакомой дороге вслед трем незнакомцам, пытаясь спасти человека, которого совершенно не знает.

Трое наемных убийц свернули с дороги по направлению к каменной гряде. Дрю резко осадил лошадь. Что и говорить, эти пустынные, лишенные растительности скалы были очень удобным местом для засады.

Дрю обдумывал свои действия. Конечно, самым мудрым в его положении было бы повернуть коня и ускакать обратно со всей скоростью, на которую был способен его скакун. Другая возможность таила в себе некоторую опасность — он мог обогнуть эту гряду камней по широкой дуге, встретить человека, который будет подъезжать к этому месту, и… оказаться при этом в глупейшем положении человека, сующего нос туда, куда его не просят.

Однако долго думать Дрю не пришлось. С противоположной стороны гряды послышались выстрелы. Теперь уж он тем более не мог уехать. Его не просто возмущал сам факт нападения из-за угла — к подобным трусам у него был особый счет.

Дрю пришпорил коня. Подъехав к гряде поближе, он спешился и стал карабкаться вверх по склону, отчаянно надеясь, что еще не слишком поздно. Ответные выстрелы сказали ему, что застать врасплох свою жертву убийцам все-таки не удалось. Значит, не все потеряно!

Взобравшись на вершину скалы, Дрю увидел, как трое мужчин, засевших за огромным валуном прямо под ним, стреляли в четвертого — возможно, это и был Кингсли, — скорчившегося за крупом убитой лошади. Вот теперь у шотландца появился личный счет к этим негодяям. Если он и не слишком хорошо относился к людям, то к лошадям питал самые искренние чувства и глубокое уважение.

Выбрав удобную позицию за скалой, Дрю достал винтовку, купленную недавно в Денвере, прицелился и открыл огонь. Он уложил двоих прежде, чем кто-либо из них сообразил, что, собственно, произошло. Когда третий, наконец поняв, что к чему, круто развернулся, Дрю поспешно спрятался за камнем… но его противник оказался проворнее.

Дрю почувствовал, как пуля ударила ему в плечо, затем — еще одна… Когда сознание окончательно покидало его, губы все еще кривились в горькой ироничной усмешке…

Вот уж действительно — ему совершенно нет никакого дела до чужих проблем!

1.

Окрестности Сан-Антонио, Техас

Май 1870

Смаргивая слезы, Мэрис Габриэль Паркер безжалостно отхватила ножницами несколько прядей. Так же решительно она пыталась выбросить из головы ужасные воспоминания о том, что произошло на прошлой неделе.

«Не думай об этом».

Как будто она могла думать о чем-то еще! Перед ее мысленным взором снова и снова возникала страшная картина. Спектакль кончился, когда раздались выстрелы. Отец содрогнулся и упал прямо на нее, приняв на себя второй выстрел, предназначенный дочери.

Она зажмурилась, но успела увидеть стрелявшего: высокий, худой, видимо, молодой мужчина. Лицо его она рассмотреть не смогла, оно было скрыто шляпой, серебристой лентой на тулье блеснувшей в скудном свете, что падал из окон гостиницы. Он бросился к открытой двери, и сразу вслед за ним повалили зрители. Габриэль попыталась снова мысленно воссоздать его облик. Она должна его запомнить. У нее были планы насчет этого человека. И насчет другого — по имени Кингсли.

В ушах все еще звучали последние слова отца. Что это было? Предупреждение? Предсмертное признание? Неожиданный, ошеломляющий наказ, который он оставил ей? Эта мысль, наверное, была мучительней всего.

Габриэль взглянула в потрескавшееся зеркало на стене — таких зеркал полным-полно в дешевых гостиницах городков, подобных Пикенсу, штат Техас, что в сорока милях от Сан-Антонио. Но именно в этом городе в один жестокий и страшный вечер был полностью уничтожен мир, в котором она до сих пор жила.

Из зеркала на нее взглянуло осунувшееся, встревоженное лицо. Габриэль с трудом узнала певицу, которая всего неделю назад сорвала громовые аплодисменты в «Сан-Антонио Палас». В ней почти ничего не осталось от той Габриэль, которая привлекала толпы нежеланных поклонников. В синих глазах погасло сияние жизни, щеки поблекли, губы забыли, что такое улыбка.

Она осталась одна. Почти всю свою жизнь Габриэль провела рядом с родителями. Ее мать была акстри-сой, папа — оперным певцом. И вот теперь она совсем одна…