Лишь время покажет - Арчер Джеффри - Страница 10

Но стоило ему выйти из капеллы, как со всех сторон посыпались все те же приглушенные насмешки от ребят, возвращавшихся с игрового поля.

— А это, случаем, не наш уличный попрошайка? — спросил один.

— Какая жалость, у него даже собственной зубной щетки нет, — заметил другой.

— Мне рассказали, что он ночует в порту, — поделился третий.

Дикинса и Баррингтона нигде не было видно, и Гарри поспешил обратно в свой корпус, избегая по пути любых мальчишеских компаний.

За ужином на него глазели уже не так открыто, но только из-за Джайлза, который ясно дал понять всем, кто его слышал, что дружит с Гарри. Но и он ничем не смог помочь, когда они все поднялись в спальню после подготовки к завтрашним урокам и обнаружили Фишера, стоявшего у дверей и явно намечавшего себе жертву.

— Прошу прощения за запах, джентльмены, — громко объявил староста, когда мальчики начали раздеваться, — но один из вас прибыл из дома, где нет ванны.

Кое-кто из мальчиков хихикнул, надеясь угодить Фишеру. Гарри пропустил их смешки мимо ушей.

— И кстати, не только ванны — у этого беспризорника даже отца нет.

— Мой отец был хорошим человеком, он сражался за свою страну на войне, — с гордостью возразил Гарри.

— А с чего это ты решил, что я о тебе говорю, Клифтон? — поинтересовался Фишер. — Разве что ты и есть тот самый тип, у которого мамаша работает… — Он выразительно помолчал. — Официантшей в отеле.

— Официанткой, — поправил его Гарри.

Фишер взялся за тапок.

— Не хами, Клифтон! — гневно потребовал он. — Нагнись и упрись руками в кровать.

Мальчик повиновался, и Фишер шесть раз ударил его подошвой с такой свирепостью, что Джайлз был вынужден отвернуться. Гарри забрался в постель, изо всех сил сдерживая слезы.

— С нетерпением жду нашей следующей встречи завтра вечером, — добавил Фишер перед тем, как выключить свет, — когда я продолжу повесть о Клифтонах со Стилл-Хауслейн. Вам еще предстоит услышать о дяде Стэне.

Назавтра Гарри впервые узнал о том, что его дядя провел восемнадцать месяцев в тюрьме за кражу со взломом. Это открытие задело его сильнее, чем трепка накануне. Он улегся в постель, гадая, не может ли оказаться так, что его отец все еще жив, но сидит в тюрьме, и именно поэтому никто в доме никогда о нем не говорит.

Мальчик почти не смыкал глаз третью ночь подряд, и никакие успехи в классе или в капелле не могли его отвлечь от постоянных мыслей о следующем неизбежном столкновении с Фишером. Малейший повод — капля воды, брызнувшая на пол умывальной, криво положенная подушка, сползший на щиколотку носок — гарантировал, что его ждут шесть горячих от дежурного старосты, причем наказание осуществлялось на глазах всех, но не раньше чем Фишер перескажет очередной эпизод из «Хроник Клифтонов». К пятой ночи Гарри был сыт по горло таким обращением, и даже Джайлз с Дикинсом больше не могли его утешить.

В пятницу вечером, в течение всего часа, отведенного на подготовку к урокам, пока остальные ребята листали страницы латинского учебника Кеннеди, он, пренебрегая Цезарем и галлами, обдумывал план, который навсегда избавит его от придирок Фишера. И к тому времени, как он лег в постель — не раньше чем староста обнаружил около его кровати обертку от шоколадки и в очередной раз ему всыпал, — все уже было решено. После отбоя он долго лежал без сна, но даже не шелохнулся, пока не убедился, что все вокруг заснули.

Гарри понятия не имел, в котором часу он выскользнул из постели. Он бесшумно оделся, прокрался между кроватями к дальней стене и распахнул окно. Оттуда повеяло холодом, и спавший поблизости заворочался. Гарри выбрался на пожарную лестницу и осторожно прикрыл окно, прежде чем слезть на землю. Затем он по краю обогнул газон, по возможности укрываясь в тени от полной луны, высвечивавшей его, словно прожектор.

С ужасом мальчик обнаружил, что школьные ворота заперты. Он двинулся вдоль стены, выискивая малейшую трещинку или выбоинку, с помощью которой смог бы преодолеть эту преграду и вырваться на свободу. Наконец он заметил выпавший кирпич и сумел подтянуться и усесться на стену верхом. Гарри сполз по другую сторону, повиснув на кончиках пальцев, мысленно помолился и прыгнул. Приземлился он не слишком удачно, но вроде бы ничего не сломал.

Едва опомнившись, он побежал по дороге, поначалу медленно, но затем все быстрее и быстрее и не останавливался, пока не добрался до порта. Ночная смена как раз возвращалась с работы, и Гарри с облегчением обнаружил, что его дяди не видно.

Когда последний портовый рабочий скрылся из виду, мальчик медленно пошел вдоль пристаней, мимо ряда пришвартованных кораблей, тянувшегося вдаль, сколько хватал глаз. Он заметил гордую букву «Б», украшавшую одну из труб, и вспомнил о друге, который сейчас, должно быть, крепко спит. Будет ли он… Но его размышления прервались, когда он остановился перед железнодорожным вагоном Смоленого.

Гарри задумался было, не спит ли, случаем, и Смоленый, но тут же получил ответ на свой вопрос.

— Нечего там торчать, Гарри, — послышался голос, — заходи внутрь, пока не закоченел до смерти.

Мальчик открыл дверь вагона. Смоленый Джек уже чиркал спичкой, пытаясь зажечь свечу. Гарри плюхнулся на сиденье напротив.

— Ты сбежал? — спросил его Смоленый.

Этот прямой вопрос настолько застал Гарри врасплох, что он замешкался.

— Да, — наконец выпалил Гарри.

— И поэтому пришел рассказать мне, по какой причине принял столь важное решение.

— Я ничего не решал, — возразил Гарри. — Все решили за меня.

— И кто же?

— Его зовут Фишер.

— Учитель или ученик?

— Староста нашей спальни, — поморщился Гарри.

Затем он рассказал Смоленому обо всем, что произошло за его первую неделю в школе Святого Беды.

И снова старик застал его врасплох.

— Это моя вина, — заключил он, когда рассказ подошел к концу.

— Почему? — удивился Гарри. — Вы не могли сделать для меня больше, чем уже сделали.

— Нет, мог, — возразил Смоленый. — Мне следовало подготовить тебя к такому виду поведения в обществе, которым не может похвастаться ни один другой народ на земле. Мне стоило подробнее остановиться на важности галстука старой школы [17], а не на географии и истории. Я отчасти надеялся на перемены после войны, которая должна положить конец всем войнам [18], но в школе Святого Беды все, очевидно, осталось по-старому. — Задумчиво помолчав, он наконец спросил: — И что же ты собираешься делать дальше, мальчик мой?

— Убегу в море. Я завербуюсь на любой корабль, который меня возьмет, — заявил Гарри, пытаясь придать своему голосу бодрость.

— Прекрасная мысль, — одобрил Смоленый. — Почему бы и не сыграть на руку этому Фишеру?

— Что вы имеете в виду?

— Ну как же, ничто так не порадует Фишера, как возможность рассказать дружкам, что у уличного попрошайки оказалась кишка тонка — с другой стороны, а чего вы ждали от сына портового рабочего и официантки?

— Но Фишер прав. Я ему неровня.

— Нет, Гарри, твоя беда в том, что Фишер сам понимает: это он тебе неровня и никогда ею не станет.

— Вы хотите сказать, что мне следует вернуться в это ужасное место?

— В конечном счете это решение никто не может принять за тебя, — заметил Смоленый. — Но если ты будешь убегать при всякой встрече с фишерами этого мира, то закончишь, как я, оставшись просто в числе участников жизненного забега, как выразился твой директор.

— Но вы замечательный человек, — возразил Гарри.

— Я мог бы им стать, — поправил Смоленый, — если бы не сбежал, когда встретился со своим Фишером. Но я предпочел легкий выход и думал при этом только о себе.

— А о ком еще нужно думать?

— Для начала о твоей матери, — сказал Смоленый. — Вспомни о жертвах, на которые она пошла, чтобы дать тебе возможность достичь в жизни чего-то большего. Потом, есть еще мистер Холкомб — если он узнает, что ты удрал, то, вероятно, сочтет это своей виной. И не забудь о мисс Манди, которая просила об одолжениях, выкручивала руки и потратила бессчетные часы, убеждаясь, что ты достаточно хорош, чтобы заслужить эту стипендию хориста. И, раз уж речь зашла о всех за и против, я предложил бы тебе, Гарри, поместить Фишера на одну чашу весов, а Баррингтона и Дикинса на другую. И я подозреваю, что первый вскоре поблекнет до полного ничтожества, в то время как последние останутся твоими близкими друзьями до конца дней. А если ты смоешься, им придется постоянно выслушивать напоминания Фишера о том, что ты оказался вовсе не тем человеком, за которого они тебя принимали.