Клод Гё (др. перевод) - Гюго Виктор - Страница 7

Пойдите в каторжные тюрьмы. Соберите там вокруг себя их несчастных обитателей, отвергнутых человеческим законом, и обследуйте их. Измерьте линии наклона всех этих профилей, ощупайте все эти черепа. Каждый из этих падших соответствует какому-то зоологическому типу и как бы является точкой пересечения той или иной разновидности животного мира с родом людским. Вот перед нами рысь, а вот кошка, вот обезьяна, вот гриф, а вот и гиена. Главную вину перед этими бедными, дурно скроенными головами, разумеется, несет природа, но какую-то вину несет и воспитание.

Воспитание оказалось плохим ретушером, не сумевшим подправить набросок, худо выполненный природой. Обратите свои заботы в эту сторону. Народу — хорошее воспитание! Предпринимайте все, что в ваших силах, чтобы, развивая эти незадачливые головы, растить и расширять то, что в них содержится.

Хорошо или дурно устроен череп, зависит от того, каковы учреждения данной нации.

В Риме и Греции у людей был высокий лоб. Расширьте у народа насколько возможно лицевой угол.

Когда Франция научится читать, не оставляйте без руководства умы, которые вам удалось развить, а не то возникнут новые неурядицы. Плохое знание хуже, чем даже невежество. И вот что: вспомните, что есть книга более философская, чем «Кум Матьё»{12}, более общедоступная, чем «Конститюсьоннель»{13}, более долговечная, чем хартия 1830 года{14}. Это Священное писание. Добавлю для ясности несколько слов.

Что бы вы ни делали, доля толпы, массы, большинства всегда останется в той или иной мере тяжкой, грустной, несчастной. Ее удел — изнурительная работа: толкать тяжести, тащить тяжести, носить тяжести.

Взгляните на эти весы: все радости — на чаше богача, все невзгоды — на чаше бедняка. Разве не отличны друг от друга обе участи? Разве не нарушается от этого равновесие здесь, а вместе с весами и во всем государстве?

Положите же на чашу бедняка, на чашу невзгод веру в небесное будущее, бросьте на нее упование на вечное блаженство, бросьте на нее рай, этот могучий противовес, и вы восстановите равновесие! Доля бедняка сравняется с долей богача.

Это то, о чем знал Иисус, а в этом он смыслил больше, чем Вольтер.

Одарите бедняка, который трудится в поте лица и страждет, одарите народ, для которого этот мир дурен, верой в иной, созданный для него лучший мир.

Он обретет покой, он будет терпелив. А терпение — плод надежды.

Так несите же в наши деревни евангельские семена! Библию — в каждую хижину! Пусть книги и поля произведут на свет нравственного труженика.

Голова человека из народа — вот в чем суть жгучего вопроса. В голове этой много полезных ростков. Они должны созреть и принести хорошие плоды, и да помогут вам в этом яркий свет и благородная гармония добродетели.

Тот, кто убил на большой дороге, мог стать безупречным слугою общества, если бы его вовремя направили на верную стезю.

Распахивайте, возделывайте, оплодотворяйте, орошайте, просвещайте, воспитывайте, делайте полезной голову человека из народа — и не будет у вас тогда нужды рубить ее.

Комментарии

1

Виктор Гюго (1802–1885) является, без сомнения, самым крупным, самым главным, самым, если можно так выразиться, «всеобъемлющим» представителем французского романтизма. В его творчестве полнее и последовательнее всего сказались все черты романтической литературы: и ее социально-политическая противоречивость, и ее острая эмоциональность, и стремление художника (поэта, прозаика, драматурга) к художественному познанию мира через своеобразное преображение действительности (гиперболизация тех или иных сторон ее, тех или иных моментов человеческой психики, убежденность в особой поэтической правде, чрезвычайности жизненных ситуаций и конфликтов и т. п.), и, наконец, все общеизвестные и самые наглядные особенности ее поэтики.

Хотя начальный период творчества Гюго связан был с влиянием на него Шатобриана и других политически реакционных писателей и сам Гюго понимал романтизм как литературу антиреволюционную, ранние его произведения «Оды и разные стихотворения» (1822), «Ган Исландец» (1824), «Оды и баллады» (1828) были романтически новаторскими и по мироощущению, и по тематике, и по фольклорно-эстетическим принципам. В это время Гюго участвует в клубах-кружках молодых писателей и поэтов, вступивших в борьбу с уже исчерпавшим свои творческие силы, но пользующимся официальной поддержкой классицизмом, участвует во всех литературных манифестах романтиков и в предисловии к своей первой драме «Кромвель» (1827) ополчается против обветшалых правил классицистической литературы с ее строгим различением жанров, регламентацией тематики и языка и т. п. Монархические и религиозные взгляды молодого Гюго оказали весьма незначительное влияние даже на раннее его творчество. В романе о восстании негров на острове Сан-Доминго «Бюг Жаргаль» (несмотря на политически антиреволюционное послесловие к нему), вышедшем в 1826 году, в пьесах «Кромвель» (1827), «Марион Делорм» (1829), в сборнике стихов «Восточные мотивы» (1828) и в повести «Последний день приговоренного к смерти» (1829) романтическая эстетика Гюго вольнолюбива и гуманистична уже и в идейном плане. В сборниках стихов «Осенние листья» (1831), «Сумеречные песни» (1836), «Внутренние голоса» (1837), «Лучи и тени» (1840) Гюго-поэт достигает полной поэтической зрелости. Темы его лирики — любовь, природа, философическая медитация. В стихотворениях на политические темы лирика эта уже отчетливо демократически направлена. В тридцатых годах на Гюго оказывают некоторое влияние идеи утопических социалистов. С подъемом рабочего движения в середине этого десятилетия, в частности — с восстанием ткачей в Лионе (1834), связана повесть «Клод Гё». В 1831 году выходит знаменитый его роман «Собор Парижской богоматери», где писатель порывает с романтической идеализацией средневековья. Он хочет быть поэтом-историком, изобразить «средние века» как определенный период в развитии народной жизни, а судьбу цыганки Эсмеральды, архидьякона Клода Фролло, звонаря Квазимодо и других персонажей романа как характерный для этого периода момент. При этом он, конечно, не историк-реалист, как Вальтер Скотт или Пушкин в «Капитанской дочке». Романтическая эстетика торжествует здесь и в мелодраматическом развитии сюжета, и в резкости противопоставления начал добра и зла. Все эти черты еще более заострены в драматургии Гюго. Между 1829 и 1838 годами были напечатаны и представлены на сцене его исторические драмы «Эрнани», «Король забавляется», «Лукреция Борджа», «Мария Тюдор», «Анджело, тиран Падуанский», «Рюи Блас». Историзм театра Гюго, как легко представить себе, — чисто условный, однако они художественно правдивы своей глубокой поэтичностью, бурным развитием действия, убедительной страстностью переживаний героев, искусством стихотворного диалога. В этой драматургии ясна политическая направленность. Теперь Гюго — решительный антимонархист и демократ. Современники понимали суд Гюго над Карлом V, Франциском I, Марией Тюдор, как выступления против того обмана народа, каким явилась Июльская монархия Луи-Филиппа Орлеанского.

Революцию 1848 года Виктор Гюго встретил восторженно. Как депутат Учредительного, а затем Законодательного собрания он неизменно голосовал с левыми республиканцами, защищая широкие демократические права народа; после переворота, учиненного президентом Луи Наполеоном Бонапартом, а затем провозглашения Империи он пишет резкие памфлеты («История одного преступления», «Наполеон малый») против Наполеона III, ему приходится скрываться от полиции, и наконец он эмигрирует сперва в Бельгию, затем на принадлежащие Англии острова Ла-Манша (Джерси и Гернсей). В 1855 году он выпускает сборник стихотворений и поэм «Возмездие», где своеобразно переплетаются две линии политической лирики — памфлетно-сатирическая и героико-патетическая. В 1856 году выходит сборник лирики (преимущественно медитативно-философской) «Созерцание». В 1862 году — многотомный роман «Отверженные», над которым писатель начал работать с тридцатых годов. Это произведение в трех аспектах своих — уголовно-приключенческом, социальном, историческом — как бы выходит за пределы установленных жанров и вместе с тем являет собою роман в подлинном смысле «романтический», ибо в жизненных конфликтах, составляющих его содержание, действуют герои, и в добре, и во зле осуществляющие те крайние возможности, которые заложены в духовных и физических силах человека, но почти никогда не реализуются в эмпирической реальности. Отсюда и обостренный мелодраматизм ситуаций, и резкость контрастов, и полный «сплав» пафоса социально-революционного с пафосом моральным. Все проблемы, волновавшие французское общество между 1815 и 1858 годами (действие романа охватывает этот период времени), находят воплощение в образах и ситуациях романа, вполне жизненных, но поданных в обличье символическом. Тот же художественный метод торжествует и в двух последующих романах Гюго «Труженики моря» (1868) и «Человек, который смеется» (1869), чья тематика навеяна английскими и ламаншскими впечатлениями Гюго-изгнанника. Элементы символико-фантастического обобщения действительности выступают в них, пожалуй, даже еще резче, пафос великодушного народолюбия не менее поэтичен.