Брежнев: правитель «золотого века» - Семанов Сергей Николаевич - Страница 13

Как и всюду, война принесла Молдавии неисчислимые беды. В Кишинев я приехал через пять лет после нашей победы, но застал еще разрушенные кварталы, которые предстояло восстановить. В руинах лежали Тирасполь, Бельцы, Бендеры, Оргеев и многие районные центры. Я видел немало разоренных деревень, выжженных садов и виноградников.

Сколько же жизненных соков забрала война, сколько людских судеб поковеркала. Трудно, глядя на сегодняшнюю Молдавию, представить себе, какие бои здесь гремели в военную годину. Молдавия не только не отстала в своем развитии, но преображалась буквально на глазах. Все это и на моей памяти».

Суть в том, что еще в недавнем прошлом основная часть Молдавской советской социалистической республики входила в состав буржуазной Румынии. После 1944 года, когда вся территория Молдавии была освобождена от немцев и румын, начались, как во всех западных районах страны, «социалистические преобразования»: коллективизация и связанное с ней раскулачивание, конфискация крупной частной собственности, аресты и высылка «буржуазных элементов» и все такое прочее и подобное. И хотя в Молдавии не было открытого вооруженного сопротивления, как в Западной Украине и в Прибалтике, процесс этот проходил очень тяжело и с многочисленными жертвами.

Сталин всегда внимательно следил за кадрами и мало-мальски крупные назначения и перемещения решал сам. Он знал, что Брежнев обходителен с людьми, достаточно мягок (для того сурового времени!), умеет ладить с кадрами. Такой человек и нужен теперь для маленькой республики, только что пережившей социальные потрясения и многочисленные репрессии. Сталин перед назначением Брежнева в Кишинев его не принимал (пожилая вдова тут явно ошиблась), но в Москве не мог не побывать, принимал его, видимо, Маленков, тогда член Политбюро и Секретарь ЦК по кадрам, он же считался тогда неофициальным наследником самого вождя. Ясно, что без согласования со Сталиным такие вопросы решаться не могли. Никогда.

Брежнев начал заниматься на новом месте своими обычными делами: восстанавливал разрушенное войной хозяйство, разбирался с промышленностью и сельскими делами, решал все соответствующие вопросы с центральными ведомствами в Москве. Все эти проблемы были ему давно и хорошо знакомы, с подчиненными и начальниками он ладить, как всегда, умел. Никакими революциями и преобразованиями не занимался, так что дела у него пошли вполне благополучно.

О его тогдашних семейных делах рассказала вдова:

«На этот раз мне хлопот прибавилось, потому что семье пришлось разделиться, а мне обустраивать два дома. Дело в том, что осенью Юра окончил школу и поступил в металлургический институт — ему надо было оставаться в Днепропетровске. Устроила я его на жительство у двоюродной сестры Риты. Мы свою квартиру сдали. Л Рита училась в медицинском институте, вот с ней и остался Юра. Я из Кишинева вскоре вернулась посмотреть, как они живут. И, конечно, очень расстроилась. Рита сама студентка, ей домашними делами заниматься нет времени, да и не умеет она готовить, девушка в этом неопытная. Вот и пришлось мне из Кишинева приезжать в Днепропетровск регулярно. Приеду, наведу порядок, наготовлю им на неделю — и назад, в Кишинев. В Молдавии мы поселились в небольшом отдельном доме. Кроме Гали с нами приехала племянница Лера. Они с Галей в одной комнате разместились».

Однако Брежневу впервые за свою партийную карьеру пришлось столкнуться вплотную с вопросами сугубо идеологическими, да еще какими! Здесь необходимо сделать небольшое отступление.

…В ноябре 1948 года было арестовано несколько столичных деятелей из «Антифашистского еврейского комитета», не без оснований заподозренных в связях с зарубежными сионистами. А 28 января следующего года в «Правде» была опубликована нашумевшая статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», где предъявлялись идеологические обвинения ряду еврейских литераторов, тоже сплошь московских. Статья была без подписи, то есть «редакционной», что означало: газета выступает прямо от имени партийного руководства.

Вряд ли провинциальный партработник Брежнев, занятый сугубо хозяйственными вопросами, тогда понимал всю подоплеку дела. В театры он по своей воле никогда в жизни не заглядывал, исключая, разумеется, парадные выходы с разного рода зарубежными деятелями. О «театральной критике» понятия не имел, а сущность слова «космополит» ему, должно быть, долго растолковывали. Но как опытный политик-практик он без труда сообразил, что дело идет о некотором ограничении влияния еврейских кадров в идеологии, что видели тогда, разумеется, многие. В маленькой республике Молдавия никаких «антипатриотических критиков» не водилось, но… В ту пору в республике евреи составляли около четырех процентов населения, причем более половины их говорили на еврейском жаргоне идиш. Доля еврейского населения была тут выше, чем в любой иной республике.

Первому секретарю Брежневу было о чем задуматься, хотя глубины вопроса он, безусловно, не понимал (не понял и никогда не хотел понимать). Суть тут, кратко говоря, в том, как это теперь описано в многочисленных и серьезных работах, что после Октября у власти в стране оказалось непомерно большое количество евреев. Более того, они проводили определенную политику вражды к корневой русской культуре, историческим ценностям, Православию и традициям. Сталин быстро понял, что создавать великую державу с такими руководящими кадрами невозможно, да еще накануне неминуемой войны. В конце тридцатых годов эта русофобская верхушка была срезана в партийных и правоохранительных органах, однако в культуре положение осталось примерно таким же, как и ранее. И почти то же самое в науке, а также в учебных заведениях, особенно гуманитарных.

Война прервала очистительные преобразования в кадрах. А после Победы начали происходить любопытные процессы. Далее все факты будут приведены из новейшей научной книги профессора Г. Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм». Работа выполнялась по заказу «Библиотеки Российского еврейского конгресса», так что самого автора заподозрить в пресловутом «антисемитизме» совершенно невозможно. Однако ученый объективно привел данные, почерпнутые им из архивов, и предал их гласности впервые за нашу историю. Оценки его опустим, а факты приведем.

Война для нашего народа началась уже в 1939 году — Халхин-Гол, Польша, Финляндия. Начались первые серьезные потери и первые мобилизации. На этом фоне следует присмотреться к данным о выпускниках физического факультета МГУ, крупнейшего в этой области. В 1938 году его закончили (в процентах) 54 русских и 46 евреев, в 1939-м- 50 и 50, в 1940-м- 42 и 58, в 1941-м — 26 и 74, а в 1942 году соотношение оказалось уже совершенно невероятным — 2 и 98. Это неопровержимые факты, и ясно, о чем они свидетельствуют.

С 1948 года национальными соотношениями в сфере идеологии начали интересоваться, и картина открылась прелюбопытнейшая. Оказалось, например, что среди 823 работников ТАСС — важнейшего информационного источника той поры! — евреи составляли 73 человека, то есть более 22 процентов. В высшем образовании страны на кафедрах истории, философии, экономики и других общественных наук русские составляли 50 процентов всех научных работников, евреи — 20, все прочие — 30. В Московском юридическом институте, тоже крупнейшем в данной важной области, в августе 1949 года среди преподавателей оказалось 74 русских, 56 евреев и 12 всех прочих национальностей. Неудивительно, что в том же институте четверть студентов составляли тогда евреи.

Примеры такого рода можно приводить бесконечно. Отсюда надо сделать только два вывода: либо евреи обладают совершенно выдающимися способностями в областях гуманитарной деятельности, либо среди всех советских народов они пользовались до той поры несомненными преимуществами. Последнее обстоятельство очевидно, сколь бы не пытались тут вопить сионистские пропагитаторы (тогда и сейчас).

В конце сороковых — начале пятидесятых годов дела тут были изменены — по обычаям тех лет сурово, но время было такое: страна, поднимавшаяся из руин, противостоящая американскому атомному монополисту, должна была опираться на патриотически настроенные, истинно народные кадры, не обремененные возможным двойным гражданством.