Красное и черное - Стендаль Фредерик - Страница 31

Это воспитание любовью, которое велось женщиной в высшей степени несведущей, было для него истинным счастьем. Жюльену сразу была дана возможность увидеть общество таким, каким оно было в то время. Ум его не засорялся рассказами о том, каково оно было в давние времена, две тысячи лет тому назад, или даже каких-нибудь шестьдесят лет назад, во времена Вольтера и Людовика XV. У него точно завеса упала с глаз! Как он обрадовался! Наконец-то ему стало понятно все, что происходило в Верьере.

На первый план выступили разные чрезвычайно запутанные интриги, завязавшиеся еще тому назад два года вокруг безансонского префекта. Интриги эти поддерживались письмами из Парижа, и от самых что ни на есть великих людей. А все дело было в том, чтобы провести г-на де Муаро, — а это был самый набожный человек во всей округе — не младшим, а старшим помощником мэра в городе Верьере.

Соперником его был некий очень богатый фабрикант, которого надо было во что бы то ни стало оттеснить на место младшего помощника.

Наконец-то Жюльену стали понятны все те намеки, к которым он раньше с удивлением прислушивался на званых обедах, когда к г-ну де Реналю съезжалась вся местная знать. Это привилегированное общество было чрезвычайно глубоко заинтересовано в том, чтобы должность старшего помощника досталась именно этому человеку, о кандидатуре коего никто, кроме них, во всем городе, а тем паче либералы, даже и не подозревал. Такое важное значение придавалось этому по той причине, что, как всем известно, восточную сторону главной улицы Верьера надлежало расширить более чем на девять футов, ибо эта улица стала проезжей дорогой.

Так вот, если бы г-ну де Муаро, владевшему тремя домами, подлежащими сносу, удалось занять место старшего помощника, а впоследствии и мэра, коль скоро г-на де Реналя проведут в депутаты, он бы, разумеется, когда надо, закрыл глаза, и тогда дома, выходившие на общественную дорогу, подверглись бы только кое-каким незначительным перестройкам и, таким образом, простояли бы еще сто лет. Несмотря на великую набожность и несомненную честность г-на де Муаро, все были твердо уверены, что он окажется достаточно покладистым, ибо у него было много детей. А из этих домов, подлежавших сносу, девять принадлежали самым именитым людям Верьера.

На взгляд Жюльена, эта интрига имела куда больше значения, чем описание битвы под Фонтенуа — название, которое впервые попалось ему в одной из книг, присланных Фуке. Немало было на свете вещей, которые удивляли Жюльена вот уже целых пять лет, с тех самых пор, как он стал ходить по вечерам заниматься к кюре. Но так как скромность и смирение — первые качества юноши, посвятившего себя изучению богословия, то он не считал возможным задавать ему какие-либо вопросы.

Как-то раз г-жа де Реналь отдала какое-то распоряжение лакею своего мужа, тому самому, который ненавидел Жюльена.

— Но ведь нынче у нас пятница, сударыня, последняя в этом месяце, — ответил ей тот многозначительным тоном.

— Ну хорошо, ступайте, — сказала г-жа де Реналь.

— Так, значит, он отправится сегодня на этот сенной склад: ведь там когда-то была церковь, и недавно ее снова открыли, — сказал Жюльен. — А что же они там делают? Вот тайна, которую я никак не могу разгадать.

— Это какое-то весьма душеспасительное, но совершенно особенное учреждение, — отвечала г-жа де Реналь. — Женщин туда не пускают. Я знаю только, что они все там друг с другом на «ты». Ну, вот, например, если этот наш лакей встретится там с господином Вально, то этот спесивый глупец нисколько не рассердится, если Сен-Жан скажет ему «ты», и ответит ему так же. Если же вам хочется узнать поподробнее, что они там делают, я могу как-нибудь при случае расспросить об этом Можирона и Вально. Мы вносим туда по двадцать франков за каждого слугу, — должно быть, затем, чтобы они нас в один прекрасный день не прирезали, если опять наступит террор девяносто третьего года.

Время летело незаметно. Когда Жюльена одолевали приступы мрачного честолюбия, он вспоминал о прелестях своей возлюбленной и успокаивался. Вынужденный воздерживаться от всяких скучных, глубокомысленных разговоров, поскольку он и она принадлежали к двум враждебным лагерям, Жюльен, сам того не замечая, сильнее ощущал счастье, которое она ему давала, и все больше подпадал под ее власть.

Когда им иной раз в присутствии детей, которые теперь уже стали чересчур смышлеными, приходилось держаться в рамках рассудительной, спокойной беседы, Жюльен, устремив на нее пламенный, любящий взор, выслушивал с удивительной покорностью ее рассказы о том, как устроен свет. Случалось, что, рассказывая о каком-нибудь искусном мошенничестве, связанном с прокладкой дороги или крупным подрядом, г-жа де Реналь, глядя на изумленное лицо Жюльена, вдруг забывалась, и Жюльену приходилось ее удерживать, так как она в рассеянности обращалась с ним так же запросто и непринужденно, как со своими детьми. И действительно, бывали минуты, когда ей казалось, что она любит его, как свое дитя. Да и в самом деле, разве ей не приходилось беспрестанно отвечать на его наивные вопросы о самых простых вещах, которые мальчик из хорошей семьи уже отлично знает в пятнадцать лет? Но мгновение спустя она уже опять смотрела на него с восхищением, как на своего властелина. Его ум иной раз так поражал ее, что ей становилось страшно; с каждым днем она все сильнее убеждалась в том, что этому юному аббату предстоит совершить великие дела. То она представляла его себе чуть ли не папой, то первым министром вроде Ришелье.

— Доживу ли я до того времени, когда ты прославишься? — говорила она Жюльену. — Большому человеку сейчас открыта дорога: и король и церковь нуждаются в великих людях; ведь только об этом изо дня в день и толкуют у нас в салонах. А если не появится какой-нибудь человек вроде Ришелье и не укротит эту бурю всяческих разногласий и распрей, не миновать катастрофы.

XVIII

Король в Верьере

Третьего сентября, в десять часов вечера, но главной улице Верьера галопом проскакал жандарм и перебудил весь город. Он привез известие, что его величество король *** «соизволит прибыть в воскресенье», — а дело происходило во вторник. Господин префект разрешил, иначе говоря, распорядился произвести отбор среди молодых людей для почетного караула; надо было позаботиться о том, чтобы все было обставлено как нельзя более торжественно и пышно. Тут же полетела эстафета в Вержи. Г-н де Реналь прискакал ночью и застал весь город в смятении. Всякий совался со своими предложениями; те, у кого не было особых забот, торопились поскорее снять балкон, чтобы полюбоваться на въезд короля.

Но кого же назначить начальником почетного караула? Г-н де Реналь тотчас же сообразил, что для пользы домов, подлежащих сносу, весьма важно, чтобы командование было поручено не кому иному, как г-ну де Муаро. Это стало бы для него чем-то вроде грамоты, дающей право занять место старшего помощника. Никаких сомнений относительно благочестия г-на де Муаро быть не могло; поистине оно было непревзойденным, но вот беда — он никогда в жизни не сидел в седле. Это был тридцатишестилетний господин в высшей степени робкого нрава, который одинаково боялся и свалиться с лошади, и оказаться в смешном положении.

Мэр вызвал его к себе в пять часов утра.

— Вы можете видеть, сударь, что я прибегаю к вам за советом, как если бы вы уже занимали тот пост, на котором вас жаждут видеть все честные люди. В нашем несчастном городе процветают фабрики, либеральная партия ворочает миллионами, она стремится забрать власть в свои руки и добивается этого любыми средствами. Подумаем об интересах короля, об интересах монархии и прежде всего об интересах нашей святой церкви. Скажите мне ваше мнение, сударь: как вы полагаете, кому могли бы мы поручить командование почетным караулом?