Сын ярла - Посняков Андрей - Страница 54

– Добивай его, Бьярни! – послышались выкрики. – Давай!

Юные дружинники Хельги покрепче стиснули губы.

– Мы сразимся с ними, – обернувшись к Харальду, сквозь зубы прошептал Снорри. – И умрем вместе со своим вождем!

– Твои слова – слова викинга, Малыш, – так же тихо ответил Харальд и сжал Снорри плечо. – Мы так и поступим, если… Смотри, смотри! Он заманивает рыжего в овраг!

И действительно, Хельги, время от времени делая резкие выпады, явственно перемещался к оврагу, так что каменистый обрыв постепенно оказывался за спиной соперника. Это хорошо было видно зрителям, а вот что касается Бьярни… Нет, тот вдруг остановился, презрительно хохотнул – видно, тоже разгадал нехитрый маневр. Поднял меч, отступил влево… И тут вдруг вроде бы выдохшийся Хельги набросился на него боевым соколом! Казалось, откуда и силы взялись? Удар слева. Отскок. Удар справа. Снова слева. И справа… А теперь сверху. На! На! На!

Только звон стоял в воздухе, словно где-нибудь в кузнице делали свое дело кузнецы. Да, оба меча были на диво хороши, плохие давно бы сломались. Хельги вновь зашел справа. Рыжий скосил глаза на овраг, ухмыльнулся и, нанеся удар, резко отпрыгнул влево, к той самой луже, около которой недавно валялся Хельги…

Наконец-то!

Чуть присев – блестящее лезвие со свистом пролетело над самой головой, – сын ярла резко ударил ногой в колено соперника. Тот взвыл, поднял над головой меч… И левая нога его предательски скользнула по мокрой от грязи траве. На миг, всего на миг, Бьярни потерял равновесие…

Хельги этого мига оказалось вполне достаточно. Уж слишком долго он его ждал и слишком тщательно готовил.

Резкий выпад вперед. Удар без всякого замаха, скорее характерный для копья или рогатины, нежели для меча… И с противным хлюпаньем лезвие погрузилось в бледное брюхо Бьярни Альвсена. Тот удивленно захлопал глазами, а затем повалился в траву, грузно, словно копна сена. Из распоротого живота его вывалились наружу сизые дымящиеся внутренности. Бьярни чуть приподнялся на локте, дернулся, словно хотел что-то сказать, и затих, устремив недвижный взгляд в синее вечернее небо.

– Это честная победа, – помолчав, произнес один из дружинников Бьярни, густобородый, пожилой, со шрамом на левой щеке. – Мы все подтвердим это. А ты, парень… – Он повернулся к тяжело дышащему, но счастливому Хельги. – У Сигурда ярла достойный сын. Вполне достойный, чтобы стать ярлом.

Солнце садилось в темно-синие воды фьорда, и алеющая за деревьями заря занимала полнеба. Воины Альвсенов забрали мертвое тело вождя. Хорошо умер Бьярни, славно, как и подобает настоящему викингу. Осталось лишь похоронить его с честью, достойной этого великого воина.

– Не расслабляйтесь, – вытирая кровь с руки, тихо приказал своим Хельги. – Снорри, пробегись по тем, кто остался в лесу. Пусть не спускают глаз и не ослабляют тетивы луков.

– Сделаю, – кивнул Снорри и исчез за деревьями.

– Молодец, парень, – послышался рядом знакомый чуть хрипловатый голос. – Правда, слишком долго возился.

Хельги обернулся:

– Велунд!

Старый кузнец, улыбаясь, смотрел на ученика, и налетевший ветер играл его длинной седой бородою.

Глава 15

СЕЛЬМА

Июнь 856 г. Бильрест-фьорд

Совсем не стало покоя жителям дальних хуторов в это жаркое лето. И дело было не только в участившихся нападениях нидингов – хотя каких участившихся, всего-то два и было! Снова обнаглели волки, снова повадились к людским местам быстрые серые тени, лишая спокойного сна людей и животных. На этот раз волки не резали коров и овец, не задирали собак, а, налетев молнией, хватали детей, унося их с собой неведомо для каких целей. Нет, не пожрать сразу, наполнив желудок сладкой человечьей кровью, – для утоления голода серым бестиям вполне хватило бы и овец, и дичи. Да и детских костей не находили в окрестных лесах, хоть и разорили там разъяренные бонды не одно волчье логовище. Нехорошие слухи поползли по окраинам Бильрест-фьорда, от хутора к хутору, от усадьбы к усадьбе. По слухам этим, вожак волчьей стаи был оборотнем. Многие видели его – большого темно-серого зверя со светлой полосой на спине, от хвоста до загривка. Один из пастухов со Снольди-Хольма рассказывал: видал как-то этого зверя, бежал к лесу большими прыжками, да остановился вдруг на пути, оглянулся… и словно бы ожег пастуха горящим колдовским взглядом. Обмер пастух, застыл, не шевелясь, а волк отвернул голову и скрылся в лесной чаще. Ни жив ни мертв вернулся пастух с верхних лугов на усадьбу Торкеля бонда. Рассказал о встрече, и, выслушав его, решили люди: не обычный волк это – оборотень. И детей таскает для своих мерзких обрядов. Да и не только детей – третьего дня, как раз тогда, когда люди спесивого Хастейна – а больше некому! – сожгли и разграбили хутор хозяйки Курид, пропала Сельма, младшая дочка Торкеля. Пошла навестить тетку Курид – и до сих пор не вернулась. И не нашли ее ни средь убитых на сожженном хуторе, ни – истерзанную – рядом, в лесах. Видно, уволок оборотень. Торкель аж посерел весь, исхудал, три дня проведя в безуспешных поисках. Потом вздохнул – на все воля богов – да на всякий случай решил съездить к дальнему кузнецу Велунду, что считался в округе обладателем колдовской силы. Побаивались Велунда люди, без особой нужды не ездили к старой кузнице.

А волк и вправду не ел детей. Налетал, хватал ребенка и, закинув на загривок легкое тело, быстро уносился в чащу. Один – без стаи, терпеливо ждущей вожака в одном из тайных логовищ, – несся по урочищам, стремясь к ведомой только ему одному цели. Целью этой был Черный лес – именно там, присыпанные хвоей, лежали под старой елью пузатые смешные кувшины. Лежали, дожидаясь своего часа. То были жертвенные кувшины самого Крома Кройха, жестокого кельтского бога, давно потерявшего былую силу у себя дома, в Ирландии, и надеющегося обрести ее вновь с помощью верных друидов. Конхобар Ирландец, младший жрец древних богов, по возможности подпитывал черную ауру Крома свежей дымящейся кровью. Но Кром хотел крови человека. Об этом всегда помнил Форгайл Коэл, друид, обретающийся в теле волка. Для того и нужны были ему дети. Взрослого, несмотря на всю свою силу, не дотащил бы оборотень-волкодлак на место будущей жертвы. Поэтому крал детей. Да и детская невинная кровь – куда уж угодней Крому!

Подтащив очередную жертву к кувшинам, Волк-Форгайл дожидался тьмы и перегрызал ей горло острыми, как бритвы, зубами, стараясь, чтобы хотя бы часть хлынувшей крови попала в жерло кувшина. Затем, пожрав еще трепыхающуюся теплую плоть, поднимал окровавленную пасть к небу и выл на луну, долго, надрывно и страшно. В такие минуты, злобно рыча, вскакивали на ноги сторожевые псы на ближайших пастбищах, а пастухи, просыпаясь, молили богов о защите. А волк выл, надеясь обрести благоволение своего кровавого бога. Знал и чувствовал Черный друид Форгайл, что все больше превращается в зверя. Все меньше человеческого с каждым днем остается в нем и все больше появляется волчьего. Нет, не хотел друид окончательно превратиться в волка, но все больше нравилось ему находиться в шкуре сильного, наводящего ужас зверя. И даже уже не мог бы ответить самому себе, что заставляет его красть детей – необходимость священной жертвы или неодолимое желание вгрызться в теплую плоть, чувствуя, как рвутся на зубах сухожилия, как трещат тонкие кости и приятно щекочет ноздри пряный запах крови. Волк убивал детей и уже не мог остановиться.

Дождь, свежий летний дождь, прошелестел над лесом, над полями, лугами и пастбищами, напоил влагой деревья, кусты и травы, изошел парящей дымкой в лучах жаркого солнца, вспыхнув на сиреневом небосводе многоцветной сверкающей радугой. Радужная полоса – синяя, красная, желтая, еще бог знает какая – гигантским коромыслом растянулась через весь Бильрест-фьорд, от водопада до кузницы Велунда, уходя вниз где-то за лесным озером.