Сын ярла - Посняков Андрей - Страница 11

громко прочел он.

Прекраснейшая богиня Фрейя остановилась прямо перед Велундом, улыбнулась.

обратился к ней старый колдун.

Фрейя засмеялась и вдруг обратилась в змею, покрытую блестящей золотой чешуей, – слышно было, как звенели чешуйки, когда Фрейя ползла к норнам. На полпути остановилась, подняла голову – голову прекрасной женщины с копной рыжих волос, – внимательно посмотрела на Велунда и кивнула на Хель. Велунд все понял.

так обратился он к Хель. И повелительница смерти снизошла к нему, внимательно прислушалась.

Хель страшно осклабилась – так велика была сила ритмичного слога, – протопала, прогремела костями по ложу, направилась прочь, на глазах делаясь все меньше и меньше. И злобно шипела, как шипит раздавленная сапогом гадюка! Нет, не справился бы с ней Велунд без помощи Фрейи.

А золотая змея – Фрейя – добралась до слепых дев – норн, обвилась вокруг одной из нитей, – Сигурд понял: это судьба Хельги. Фрейя осторожно высвободила нить, и та заиграла, переливаясь разноцветными красками, словно радуга.

А Хельги… Лежащий без движения Хельги вдруг глубоко вздохнул и открыл глаза. Сигурд улыбнулся, взмахнул радостно рукою. В этот момент, откуда ни возьмись, ворвался в дом огромный ворон, черный, с серыми подпалинами. Ворвался, замахал крылами… и опрокинул на постель котелок с варевом. С глухим стуком упал котелок, варево, испаряясь, поднялось к закопченному потолку зеленоватым туманом. Этот туман почуяла Хель. Обернулась, вытянув корявую ногу, и зацепила нить судьбы Хельги острым кривым ногтем. Впрочем, не одна нить оказалась зацепленной…

Глаза сына ярла закрылись. И кажется, уже навсегда… Где-то неподалеку, за усадьбой, а может, и в нелюдском мире, утробно завыл волк.

Глава 4

МУЗЫКАНТ

Наши дни. Северная Норвегия

Странные дела творились в Норвегии в последнее время. На календаре было начало двадцать первого века, а казалось, будто вернулись древние языческие времена. Молодежь, поначалу – с дальних хуторов, а затем и из более цивилизованных мест, – бросала работу и учебу ради поклонения старым богам. Это поклонение находило свое выражение в музыке – страстной, агрессивной, мощной, сыгранной на пределе человеческих возможностей, а то уже и за ними – кто знает, не помогали ли музыкантам сами боги? Один, Тор, Локи… Языческое музыкальное буйство было вскоре обозвано блэк-металлом, это была европейская музыка, выражавшая душу северных варваров. Грубая, яростная, нордически жесткая и вместе с тем – изысканно благородная. Считалось, что именно по этим принципам и должны жить потомки викингов. Музыканты, даже совсем еще юные, клялись на крови в верности избранной музыке (не только музыке – жизни!), как это сделали «Дактрон». Черный металл набирал мощь в Норвегии, границ которой становилось уже мало – появлялись волонтеры по всей Европе: в Финляндии, Англии, Польше, России…

Такую музыку играл Игорь Акимцев, сменивший за последние три года не одну группу – в России с подобным было трудно, почти невозможно куда-то пробиться, – однако, по мнению Акимцева, дело того стоило. Игорь быстро приобрел славу одного из самых «крутых» ударников, в определенных кругах его считали ничуть не хуже «Кузнечика» из знаменитой норвежской группы «Димму Боргир», а уж «Кузнечик» давал жару – молотил так, что, казалось, расплавятся колонки и мониторы, даже ходили упорные слухи, что на материале «Димму Боргир» некоторые музыкальные фирмы проверяют качество аппаратуры. Примерно так же вкалывали – другого слова тут и не подберешь – и Фенрис из «Дактрон», и Кьетиль «Фрост» Харальдстад из «Сатирикона». Впрочем, таких виртуозов можно было пересчитать по пальцам. Во многом именно их напор вкупе с ритм– и бас-гитарами составлял плотную звуковую стену – основу блэк-металла, – на которую накладывалось яростное рычание вокала, напоминающее рычание раненого волка, да что волка – медведя! Наиболее продвинутые группы включали в музыкальный ряд готический потусторонний рев клавишных, а некоторые не брезговали и симфоническими оркестрами, – легендарные «Бурзум», к примеру, так вообще выпустили альбом ну совершенно этнического инструментала.

Не менее важной составляющей, чем музыка, являлись в «блэке» стихи. Мрачные, диковатые, страшные! Не у всех такие получались, впрочем, при желании можно было спрятать литературную несостоятельность за жутким ревом вокалиста – все равно там сам дьявол слов не разберет, – но это считалось нечестным, неблагородным, не совместимым с обликом древних северных воинов.

Акимцев же мало того, что был классным барабанщиком, так еще и сочинял стихи. Изысканно декадентские, сотканные из потусторонних языческих образов и древних рифм. Игорь сам не знал, как у него так получалось, откуда бралось все это. Просто писал такие стихи – и все. Даже переводил на английский – тоже неплохо получалось, в принципе, только на этом языке их и исполняли. Жаль, вокалисты не очень-то хорошо им владели, зато рычали в полную мощь!

Игорь не помнил, когда впервые появился на его горизонте некто Нильс Харальдсен, продюсер маленькой независимой фирмы. Подошел после концерта, пожал руку. Пригласил в бар – говорил по-русски неплохо, – слово за слово, пригласил поиграть в Норвегию. Акимцев не удивился – обычное дело, многие его знакомые музыканты давно уже играли за пределами родного отечества, которому, такое впечатление, кроме «Фабрики звезд» ничего и не надобно было. Подумав, согласился. А почему бы нет? В конце концов, что он терял-то? Эпизодические концерты в качестве приглашенного ударника в группах, которые явно не дотягивали до сложного уровня, в «блэке» (да и не только в нем) так играть нельзя, это ж не попса поганая и не грандж, одного желания да нахальства тут мало, техника нужна, а техника достигается только упорнейшим трудом, потом и кровью. Игорь и сам так работал – вкалывал, не покладая рук и ног – ударнику все требуется! – в свободное от основной деятельности – звукорежиссера – время. «Звукачом» Акимцев был неплохим – денег всегда захалтурить мог по мере надобности, пил мало, вообще почти не пил, некогда было. Занимался любимым делом – а что еще нужно для счастья? С детства еще барабанить начал, наслушавшись «Кельтик Фрост». Когда в первый раз сел за ударные – аж поджилки тряслись: две бочки, том-том, альты, тарелки, хэт – боже! – и вся эта красота переливалась зеленовато-жемчужным перламутром, сияла ослепительной медью тарелок и вкусно пахла пластиком. У Игоря было такое ощущение, будто он сел в дорогой сверкающий лимузин, забыв все навыки управления. Ну вот, помнил только, что вроде бы правая нога – на сцеплении, левая – тормоз и газ, руки – руль, рычаг переключения передач, ручник, еще и всякие маленькие рычажки имеются, типа переключения света фар и указателей поворотов. Глаза разбегаются, а в груди страшный холод – ехать-то надо! Так и за ударной установкой: ноги на колотушки – две бочки! – да еще и хай-хэт, на нем тоже ногой играть нужно, впрочем, палками тоже можно, а сколько альтов, три том-тома, плюс тарелки, плюс малый, так называемый «рабочий», барабан с пружиной. Руки и ноги работают совершенно автономно: руки на альты, тарелки, том-том, правая нога – на бочку, левая – на хэт… С ума сойдешь с непривычки. А как добиться приличной игры? Труд, труд и еще раз труд. Только так, и никак иначе. Игорь даже повесил на стойку найденный в кладовке клуба красный шелковый вымпел с вышитой желтой надписью «Ударник коммунистического труда». Так его все и называли, шутя, даже бывшая любимая. Бывшая – потому что Акимцев ее оставил. Жадноватая оказалась девушка, с претензиями. Окончательный разрыв произошел после того, как Игорь продал машину ради комплекта «Перл». Казалось бы, ну и что в этом такого – машина все равно была старая, а «Перл» – это не ударные – сказка!