Из варяг в хазары - Посняков Андрей - Страница 41

Короче, махнул он на них рукой и быстренько проследовал в призывно открытую дверь. Резко пахнуло благовониями и теплом жаровен. Коридор. Длинный, узкий, темный. Какое-то странное шуршание вокруг, словно бы кто-то ходит… Нет, это просто шуршит шелк, коим обиты стены. Вот и покои. Маленькая узкая дверь. Полутьма, чуть разгоняемая единственным светильником. Ложе. На нем обнаженная женщина… на поверку, однако, оказавшаяся не такой уж и обнаженной — высокую грудь прикрывал расшитый золотом лиф, узкие шальвары песочного цвета туго облегали бедра. В ямочке пупка тускло блестела жемчужина.

— О-о-о!!!

Зарычав, словно дикий зверь, Лейв Копытная Лужа протянул руки… нет, не к женщине — к жемчужине!

И тут же получил увесистую пощечину. Красавица — о, да не такая уж она и незнакомка! — вскрикнула и, сбросив незадачливого любовника на пол, проворно выбежала вон. За стеною послышались голоса.

— Похоже, дело плохо, — вмиг сообразил Лейв и, схватив в охапку штаны, живо выскочил наружу.

— Вон он, вон! — заверещал кто-то. — Лови его, держи!

За спиной бегущего варяга замаячили смутные тени. Но Лейв был не из тех, кто дожидается встречи с врагом. Припустил так, что даже если б за ним гнались конные воины — и то б не догнали. Пробежав по саду, неожиданно ухнул в пруд, подняв тучи брызг; вынырнул и, не снижая скорости, метеором пронесся дальше, спотыкаясь о какие-то кувшины. С разбега взобрался на стену… и в этот момент почувствовал, как в задницу его, просвистев, впилась стрела. Застонав от боли и страха, Лейв из последних сил перевалился через стену, прямо в объятия Альва.

— Уходим! — прохрипел он. — Скорей. Где лошади?

Лошади призывно ржали рядом. Все так и помчались гуськом, друг за другом: Лейв Копытная Лужа (в лучшем своем плаще, но без штанов и со сломанной стрелой в заднице; стрелу так и не вытащили, видно, глубоко засела, зараза!), за ним Альв Кошачий Глаз, ну а следом — трое воинов Хакона. Да, ничего не скажешь, хорошую славу приобрел Лейв. Будет что вспомнить долгими зимними вечерами в родном Халогаланде! Если, правда, захочется вспоминать…

Раскрасневшаяся от гнева Халиса обернулась на скрипнувшую дверь. Не успев войти, упала на колени зареванная Залима, рыдая, подползла по полу к хозяйке:

— О, прости меня, недостойную, госпожа!

Простить? Халиса усмехнулась. Это ж надо так «угодить» хозяйке! Перепутать парней, пригласив вместо красавца ярла какого-то прыщавого вонючего урода. Да за такие дела… Высечь ее, что ли? Халиса взглянула на рыдающую девчонку, на ее тонкую талию, изящные руки, волосы — длинные, прямые, темные, загнутые кверху ресницы… не такие длинные, как у самой Халисы, но всё же, всё же…

— Не плачь, Залима, — тихо произнесла жена каган-бека, опускаясь на пол рядом с плачущей служанкой. — Не плачь…

Она погладила девушку по волосам, затем рука ее скользнула за ворот халата служанки…

— Какая ты тоненькая, Залима… — Халиса резко обнажила девичьи плечи и усмехнулась. Ну, за неимением красавца ярла…

Что там говорил Исидар по поводу развлечений?

Глава 13

КОВАРНЫЕ СЕРДЦА

— Кого, говоришь, ты там увидел? — снова спросил Истома Мозгляк не очень-то разговорчивого в последнее время Лейва. Будешь тут разговорчивым, когда все разговоры известно чем заканчиваются — насмешками. Да еще рана от стрелы в заднице болит, чтоб ее…

— Да та девка, которую мы похитили, ну, там, в Белоозере, помнишь? Она еще сбежала потом.

— Вот как…

Истома надолго умолк, задумался. Вместе с Лейвом, Альвом Кошачьим Глазом и старым Хаконом они сидели — вернее, Лейв всё-таки лежал на левом боку — в обширном помещении постоялого двора одноглазого Авраама и пили пиво, закусывая его ячменными лепешками. Пиво было ничего себе, вкусное, а лепешки — какие-то пресные, да к тому же и подгорелые. И кто только их пек?

— Хорошо бы наняться к кому-нибудь на службу, хотя бы до весны, — в который раз уже повторил Альв, и все — тоже в который уже раз — дружно кивнули. Понимали — обратный путь им в этом году не светит.

Близилась зима, реки станут. Можно, правда, и по льду… Но волочиться по холоду в санях не было особой охоты. Лучше уж по весне, ближе к лету, как задует попутный ветер, наполняя паруса ладей. А к этому времени можно и прикупить чего-нибудь — тканей, например, или драгоценной посуды, — и серебришка подзаработать, нанявшись на службу к местному конунгу, кагану, как называл его кривой Авраам. Кроме кагана и его заместителя — каган-бека, были в Хазарии и обычные ярлы — вожди различных родов, тарханы. Вот такому-то тархану было бы неплохо предложить свои услуги.

— Плохо только, что мало нас, — посетовал Лейв.

— Мало? — возмутился Кошачий Глаз. — Да десяток викингов запросто брали Париж, стольный град лысого короля франков!

— Но, к сожалению, тут нет ни Парижа, ни лысого короля, — покачал седой головою Хакон. — Тут у них вообще не очень-то много городов, а те, что есть, — и на города-то похожи только зимой да вот поздней осенью. Как наступит весна, покроются травою степи — так только и видели в Итиле половину населения. Долго ль им собраться? Подпоясался, запряг лошадей в повозку, посадил семью, туда же шатер кинул да припасов на первое время — всего и делов. И кочуй себе вместе со своими табунами целое лето, а даже и больше — от ранней весны до первого снега, которого иногда, кстати, и вообще может не быть.

— Да, лошадей у них много, — подтвердил Истома. — И каких лошадей! Возьмите себе на развод несколько.

— Он дело говорит, — посмотрев на Лейва, кивнул Хакон. — Ближе к весне коней и прикупим. А пока надо искать ярла… или какого-нибудь богатого купца. Только вот нужны ли мы им сейчас? Я про купцов. Вряд ли кто из них отправится за товаром зимой… хотя, конечно, кто знает, как тут у них принято. Вообще-то все купцы обходятся в Итиле малой охраной. К чему, если есть городская стража?

— К чему, говорите? — неожиданно усмехнулся Истома Мозгляк. — Знаете поговорку про жареного петуха? Нет? Пока этот петух не клюнет, мужик не почешется.

— При чем тут петух, Истома? Мы не собираемся покупать никаких петухов, тем более жареных!

— А вот при том. — Истома яростно зашептал что-то, временами сбиваясь и переходя на свой, славянский, язык. В такие моменты его слова переводил Альв, давно уже оценивший умственные способности приятеля.

Выслушав предложение Мозгляка, все повеселели. Выпили по кружке за успех и, подозвав хозяина двора, одноглазого Авраама, бывшего лодочника, как бы невзначай, за беседой, принялись выспрашивать его про итильских купцов. Мол, нет ли среди них кого-нибудь, на деньги скуповатого, но достаточно зажиточного, и такого, чтоб не было за него уж очень обидно кагану или шаду.

— Есть такой, — немного подумав, кивнул Авраам. — Ибузир бен Кубрат, старый скупердяй. Знавал я его еще с юности. Их два тогда было соперника — Ибузир и еще один купец, Вергел. Они и посейчас друг друга не переносят, только времена изменились — дочка Вергела красавица Халиса стала женой самого каган-бека Завулона! Так что кусает теперь локти Ибузир, и поделом ему, скупердяю.

— Ибузир бен Кубрат, говоришь… — протянул Истома. — И где же искать его дом?

— Не спеши, парень, — шепнул ему на ухо Хакон. — Начинать надо не с самого купца, сначала — с его родичей, а уж потом, постепенно, и он созреет для того, чтоб нанять надежную охрану. Спроси-ка у Авраама, у этого Ибузира, кстати, точно охраны нет?

— Воинов нет, — отвечал одноглазый. — Ибузир для этого слишком скуп. Так что берегут его покой одни лишь чем попало вооруженные слуги.