Женщина, которая легла в кровать на год - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 13

— Но он же не уберег тебя от потери сумочки, билетов и паспорта в аэропорту Ист-Мидлендс? — вкрадчиво спросила Ева.

— Бог не может быть везде одновременно, а в пик сезона, должно быть, и вовсе замотался, — парировала Руби.

— И он не воспрепятствовал появлению у тебя онкогенной меланомы?

— Нет, не воспрепятствовал, но она же не убила меня, верно? — горячо отозвалась Руби. — А шрама почти не видно.

— Ты можешь представить мир без Бога, мама?

На секунду Руби задумалась:

— Тогда мы все разом вцепились бы друг другу в глотки, разве не так? А под его присмотром мы мирно сосуществуем.

— Ты думаешь только об Англии, — возразила Ева. — А что насчет остального мира?

— Ну, они же в основном язычники, да? У них свои, неправильные, верования.

— Так почему же Бог спас собаку и утопил женщину? Может, он больше любит собак? — Ева ухватилась за возможность сострить и спросила у матери, какую, по ее мнению, породу Бог избрал бы для содержания в Царствии небесном.

— Не представляю себе Господа с одной из этих задиристых корги, как у королевы. И с мелкой шавкой, которую можно таскать в сумочке, тоже его не вижу. Думаю, Бог выбрал бы нормальную собаку, вроде золотистого ретривера.

— Да, я прямо-таки вижу Бога с золотистым ретривером у престола. Пес рычит и тянет хозяина за подол белой мантии, просясь на прогулку. — И Ева усмехнулась.

— Знаешь, милая, иногда мне не терпится попасть в рай, — мечтательно сказала Руби. — Я устала от жизни земной — уж слишком она усложнилась.

— Но та женщина, которая утонула… Готова поспорить, она не устала от жизни земной, — заметила Ева. — Спорим, когда вода сомкнулась над ее головой, она боролась за жизнь изо всех сил. Итак, почему же твой Бог предпочел ей собаку?

— Не знаю. Наверное, она чем-то прогневила его.

— Прогневила? — засмеялась Ева.

— Да, Господь гневлив, и мне это нравится, — кивнула Руби. — Это ограждает рай от всякого отребья.

— Отребья вроде прокаженных, проституток и нищих? — подколола Ева.

— Не приплетай Иисуса, — поправила Руби. — Это совсем другой коленкор.

Ева отвернулась от матери, голос ее звенел:

— А твой Бог смотрел, как его единственный сын умирает в мучениях на кресте, и пальцем не шевельнул, когда тот кричал: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» — Ей не хотелось плакать, но сдержать слезы не получилось.

В восьмилетием возрасте она упала в обморок на школьном собрании, когда директриса в подробностях описывала процесс распятия.

Руби собрала свои вещи, надела пальто и шляпу, обмотала вокруг шеи ярко-розовый шарф и сказала:

— Должно быть, Иисус как-то согрешил. А если ты не веришь в Бога, Ева, то почему так разволновалась?

Ева успокоилась достаточно, чтобы суметь объяснить:

— Все дело в жестокости. Когда Иисус крикнул: «Жажду!» — ему поднесли уксус.

— Я иду домой в свою постель, — подытожила Руби.

Ее дом располагался на перекрестке, парадная дверь выходила на тихую улочку. Руби жила всего в километре с небольшим от Евы, но дорога к дочери казалась ей далеким путешествием. По пути ей несколько раз приходилось останавливаться из-за боли в бедре и на что-нибудь опираться.

Толстый черный кот Бобби уже поджидал хозяйку. Пока Руби отпирала замок, он терся об ее ноги и громко мурлыкал, и Руби подумала, что он рад ее возвращению.

Когда оба зашли в безупречно чистую гостиную, Руби сказала Бобби:

— Хотелось бы мне быть тобой, Боббикинс. Не знаю, как долго я смогу присматривать за нашей девочкой.

Руби положила три таблетки трамадола на язык и запила их глотком финиковой настойки. Зашла в кухню, взяла две чашки с узором из плакучих ив, потом опомнилась и вернула одну чашку на место. Пока чайник закипал, она просмотрела свой настенный календарь с изображением Ангела Севера. Рядом с ним висел перечень христианских праздников годового круга, написанный черной ручкой: «Святки, Рождество, Крещение, Покаянный вторник, Великий пост, Страстная неделя, Чистый четверг, Страстная пятница, Пасха, Троица, Успение Богородицы, День всех святых».

Руби проговорила список вслух, будто литанию. Эти дни были вехами ее жизни. И она пожалела Еву.

Ведь без праздников-указателей непонятно, как жить.

Глава 12

Вечером, посмотрев два комедийных шоу и ни разу не улыбнувшись, Ева поднялась и нехотя поплелась в ванную. Ставить ноги на пол казалось ей опасным, точно ковер обратился в лагуну, кишащую пираньями, готовыми обглодать ее пальцы.

Увидев жену выходящей из ванной в белом полотенце, Брайан сказал:

А, Ева, чертовски рад, что ты встала. Не могу открыть дверцу стиральной машины.

Ева присела на кровать и проинструктировала:

— Надо дважды сильно ударить по защелке ребром ладони, словно ты профессиональный убийца.

Брайан расстроился, когда жена переоделась в розовую льняную пижаму и залезла обратно в постель.

— Стиральная машина, — напомнил он.

— Яремная вена, — парировала Ева и два раза рубанула воздух ладонью.

— Еда закончилась, — посетовал Брайан.

— Еда продается в «Сэйнсбери», — откликнулась Ева. — А когда пойдешь туда…

— Пойду? Я? — перебил муж.

— Да, — кивнула Ева. — Когда ты пойдешь в «Сэйнсбери», купи, пожалуйста, большую воронку, двухлитровую пластиковую бутылку и коробку больших пакетов для заморозки. И теперь собирай, пожалуйста, полиэтиленовые пакеты из супермаркета для меня, ладно? Мне все это понадобится, чтобы избавляться от отходов.

— Каких еще отходов?

— Отходов жизнедеятельности моего организма.

Брайан потрясенно воскликнул:

— Да вот же в двух шагах гребаный санузел!

Ева повернулась на бок лицом к мужу:

— Я не в состоянии пройти эти несколько шагов до туалета, Бри. Надеюсь, ты не откажешь мне в помощи.

— Ты омерзительна! — воскликнул он. — Я не стану сливать твою мочу и выкидывать твои какашки!

— Но я больше не могу вставать с кровати, Брайан. Не могу преодолеть даже это маленькое расстояние до ванной. И что прикажешь делать?

Когда муж ушел, Ева еще какое-то время слушала, как он ругается и колотит по стиральной машине. Она все размышляла о заботах, связанных с кишечником и мочевым пузырем, и гадала, почему в ходе эволюции не возникло чего-то более удобного для избавления от отходов жизнедеятельности.

Итогом раздумий стала эффективная безотходная схема.

Нужно перестроить организм на безотходную технологию. Ева прикинула, что это вполне осуществимо, найдись где-нибудь в пищеварительной системе лишний орган. Вот, к примеру, аппендикс — тянет соки и ничего не делает. Он абсолютно бесполезен, так как люди больше не едят ветки и коренья. Брайан упоминал, что перед первым полетом космонавтам обычно удаляют аппендикс. А вдруг его можно заставить всасывать каждую капельку мочи и каждую крошку фекалий?

Ева не полностью представляла конструкцию переделанного организма, но дополнительный усовершенствованный орган предназначался бы для внутреннего сжигания отходов, пока не будет усвоена вся пища и жидкость. Возможно, образуется немного газов, но они смогут выходить через анус и поглощаться угольным фильтром, закрепленным в трусах с помощью липучки. Потребуется улучшить одну-две детали природной концепции, но разве британские ученые не впереди планеты всей в области биотехнологий? Вот было бы чудесно, избавься человеческая раса от бремени испражнений.

«А пока что, — думала Ева, — мне придется избавляться от собственных отходов очень неэстетичным способом. Как приловчиться приседать над воронкой, не ставя ноги на пол? Неизбежно сколько-то будет проливаться на кровать, а чтобы покакать в пакет для заморозки, понадобится еще более замысловатая гимнастика. Даже если удастся привыкнуть постоянно лежать рядом с собственными выделениями, все равно нужен человек, который регулярно выносил бы бутылку и пакеты из комнаты. Кто достаточно любит меня, чтобы на это согласиться?»