Обещание Кристоса - Портер Джейн - Страница 22

Его хорошее настроение быстро улетучилось, когда он увидел, что его жена встала с кровати и потянулась за одеждой.

– Я не буду отвлекать внимание. И не буду путаться под ногами. Кристос, пожалуйста!

– Алисия, будь серьезной.

Ее руки слегка дрожали, когда она одевалась.

– Я и так достаточно серьезна.

– Алисия, ты женщина.

Алисия бросила на него гневный взгляд, что так не шло к ее голубым глазам. Она резко накинула на плечи шелковую блузку, забыв надеть кружевной лифчик.

– Не могу поверить, что ты такое сказал!

– Я видел, как моя мать на коленях ползает по чужим ванным комнатам и убирает там. И я поклялся, что моя жена никогда не будет работать и так унижаться.

– Я хочу пойти в офис, а не драить туалеты. – Ее полные налитые соски было видно сквозь тонкий шелк блузки, и он почувствовал, что его тело напрягается, отзываясь и на ее красоту, и на ее вспышку гнева.

– Нет. Работать буду только я, обеспечивать нас, потому что я умею это делать. Так должно быть, и так будет. Поняла?

Тихо ругнувшись, она со всей силы швырнула в него свою темно-синюю юбку. Он легко поймал ее.

– Ну и иди! – крикнула она, тряхнув головой. Ее длинные шелковистые волосы рассыпались по плечам. – Делай все, что тебе кажется правильным. Но только не думай, что я буду сидеть и ждать, когда ты придешь домой!

Кристос застыл там, где стоял, в двух шагах от кровати. Он, наверное, ослышался. Она опять ему угрожает. Невероятно.

Он одной рукой обхватил ее за талию и прижал к себе. Алисия руками уперлась ему в грудь.

– Что ты сказала?

– Ты меня слышал.

Было видно, что он в ярости, в ярости и недоумении. Он рукой откинул назад ее голову, приблизил к ней свое лицо. Его поцелуй был и нападением, и оскорблением. Он целовал ее грубо, прижимаясь со всей силы к ее губам. Он хотел, чтобы она почувствовала его силу, хотел напомнить ей, что он мужчина, а она женщина.

Но даже сейчас, как только его губы прильнули к ее, его объятия стали нежными. Его пальцы отпустили ее подбородок и скользнули по се щекам. Она чувствовала себя в его объятиях просто невероятно, она видела, что возбуждает его, что она для него как мед или миндаль. Она была вкусной, и, черт возьми, она была его.

А он… он мечтал о ней с тех самых пор, когда много лет назад она прервала встречу отца. Кристос уже с той встречи знал, что он хочет ее, что он сделает все, чтобы она была его. Он защитит ее, пожалеет, убережет от того, чтобы ее же отец снова не причинил ей боль.

Алисия все сильнее прижималась к его губам, к его телу. Его поцелуй становился все мягче и нежнее, он бережно гладил ее шею, пальцами ласкал ее шелковистую кожу, а Алисия вздрагивала и трепетала от каждого его прикосновения. Он так нежно касался ее, словно играл на скрипке. Она замерла, тая в его объятиях, и Кристос осторожно отпустил ее.

Он глубоко вздохнул – его дыхание было неровным, сердце судорожно билось в груди. Боже, он хотел ее, хотел ее сейчас. Хотел заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не признает себя побежденной, пока не поймет, что не хочет ничего, кроме его любви, никакой другой жизни, кроме жизни с ним.

Ему так хотелось еще раз поцеловать ее, поцеловать нежно и незабываемо, но у него совсем не было времени.

Его брови сошлись на переносице, и он прижал кончик пальца к своим трепещущим губам:

– И никогда больше не угрожай мне, моя непокорная жена.

Алисия почувствовала суровость в его голосе и поняла, что зашла слишком далеко. Где же ее женская гордость? Таять от счастья, получив толику секса, и не ждать большего! Она безнадежна!

Чувствуя дикую досаду, Алисия набросилась на него:

– Я дала тебе то, что ты хотел. Ты хотел, чтобы я прилежно исполняла свои обязанности жены, – я исполнила. Я послушалась. Теперь дай мне то, чего прошу я.

Христос уставился на нее, словно оглушенный. Его лицо выражало боль, как от предательства. Потом его темные глаза сузились, превратившись в щелки. Но она успела увидеть достаточно, чтобы понять его состояние: она ранила его.

Но вместо радости она почувствовала сожале – ние и стыд. Она не успела извиниться – он уже уходил, все больше увеличивая расстояние между ними.

Он вошел в ванную комнату, включил свет и открыл кран. Она последовала за ним, не желая оставлять все как есть.

Холод пробежал по ее ногам, когда голые ступни коснулись кафельного пола.

– Кристос…

Из двери ванной шел пар, застилая все вокруг. Кристос обернулся на ее зов. Он был обнажен, но абсолютно не стеснялся этого.

– У нас в Америке есть одно выражение. «Низкий удар». Это значит, что ты бьешь ниже пояса. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она с трудом сглотнула, поражаясь, как быстро все, что произошло у них в постели, обернулось в то, что происходит между ними сейчас.

– Да, но…

– Удары ниже пояса недопустимы. Во всяком случае, не в нашем браке. Никогда.

– Мне очень жаль. Но ты…

– Ты как ребенок. Такая непокорная. И абсолютно несгибаемая.

– Так вот как ты расцениваешь мои извинения?

– Так вот как ты извиняешься?

Она не могла больше выносить незаслуженные упреки, не могла выносить то, что он постоянно заставлял ее чувствовать себя так неадекватно.

– Я тебя ненавижу, – прошептала она со слеза-ми на глазах. – Я ненавижу тебя и все, что с тобой связано.

– Уж поверь мне, сейчас это чувство взаимно, – он прикрыл глаза, – так не должно было быть, Алисия.

Она вскинула голову, и слезы брызнули у нее из глаз.

– Это извинение?

– Нет. Я просто констатирую факт.

– Почему ты не женился на своей хорошей американской гречанке, почему не оставил меня жить в монастыре?

Его губы превратились в ниточку, его темные глаза сузились, пока он изучал ее полуобнаженную фигурку.

– Я не мог.

– Ты и мой отец… вы абсолютно одинаковые. Больше всего на свете вы любите деньги.

– Я пытался любить тебя. Но ты близко никого не подпускаешь к себе. Ты не позволяешь никому быть добрым…

– Так вот что ты пытался продемонстрировать мне в кровати? Доброту? – Она засмеялась напряженным и высоким голосом, близким к истерике. – Ну что же, с этого момента я постараюсь обходиться без твоих приступов доброты. – Она закрыла лицо руками. – Наш брак – не более чем деловая сделка. Доллары. Числа. Банковские счета. То, что случилось там, – всего лишь один из пунктов договора.

Его скулы резко выделялись на побледневшем лице. Ноздри раздувались с каждым вздохом.

– Хорошо. Бизнес есть бизнес. Но в этом случае ты будешь моей тогда, когда я хочу, и так, как я хочу. И к черту доброту, к которой ты относишься с таким презрением.

Он поставил ее рядом с собой под душ, под струи воды, вода текла у нее по плечам, по блузке.

Кристос повернулся к жене и прижал ее к своему телу. Взяв ее лицо в свои ладони, он прижался к ее рту, раскрыл ее губы. Его язык проник в ее рот, он делал все это без малейшего намека на нежность и ласку.

Вода текла по их телам, по ногам.

– С этого момента я прошу тебя в любое время быть готовой к исполнению своих обязанностей, как, например, мой банкир всегда готов к моему звонку.

– Ты осел, – прошептала она, уязвленная, но все еще полная желания и влечения к нему.

– А ты моя жена. – Он расстегнул ее блузку и бросил на дно ванны.

Она попыталась выбраться из-под душа. Он втолкнул ее обратно, загораживая выход своей широкой спиной. Потом взял кусок мыла и стал намыливать руки. Когда пены стало достаточно, он поднес мыло к ней. Пена падала с его рук ей на плечи, сползала на грудь.

Его взгляд спускался все ниже, следя за сползавшей пеной, и остановился на ее груди, на возбужденных сосках, которые были видны сквозь мыльную пелену.

Рука Кристоса коснулась ее груди, задела со-ски. Его ладонь скользила по ее телу, сдвигая пену все ниже, по животу, между ног. Когда он смыл мыло, он произнес:

– Ты сделала свой выбор. Твоя жизнь, Алисия, со мной.