Белый индеец - Портер Дональд Клэйтон - Страница 35

После ухода Ренно в доме стало тихо. Ба-лин-та устроилась рядом с белой, словно защищая ее. На самом деле девочка не имела права находиться в доме, но никто не посмел выгнать ее.

Все девушки вышли из дома, не глядя на жертву.

Йала подошла к Ановаре:

— Я всегда знала, что Ренно больше нравятся белые женщины, чем ты или я.

— Вообще-то мужчины могут считать ее красивой, — легкомысленно заявила Ановара. — Ты сама знаешь, какие у нее необыкновенные волосы и кожа.

— Они такие же, как у Ренно, — злобно произнесла Йала. — Вот почему она ему так нравится. Он должен увести ее обратно в землю белых, и сам остаться там — навсегда!

Ановара испугалась:

— Но он — сенека. Старший воин. Это великая честь, и Ренно заслужил ее.

— Вот что сказал мой отец, — ответила Йала. — Когда все будут думать, что он верен сенекам, он встанет против нас на сторону белых. Когда-нибудь так оно и будет. Вот увидишь.

Ановара не знала, что ответить, так что дальше девушки шли молча.

Вдруг Йала рассмеялась:

— Сегодня я пораньше уйду с поля. Пойдем со мной, позабавимся.

Ановара посмотрела на подругу, но ничего не сказала.

— Я хочу проучить Ренно. Он думает, ему теперь все можно, потому что он старший воин. Но скоро он поймет, что на самом деле ничем не лучше других. Ренно больше никогда не захочет иметь дела с белой! О, как бы я хотела взглянуть на него тогда!

Ожоги почти не болели, и Дебора повеселела, но ближе к вечеру опять встревожилась. Белый индеец ушел, и она знала, что девушки не преминут воспользоваться его отсутствием.

Выхода не было. Деборе хотелось сбежать в лес, но она понимала, что не сумеет добраться до форта. Дикари схватят ее и подвергнут еще более изощренным пыткам.

Она могла бы вытерпеть боль и унижения, если бы знала, что когда-нибудь они прекратятся, но пока никто, кроме Ренно, не вступался за нее.

Дебора приготовилась умереть достойно. Она твердо решила не плакать и не кричать, что бы с ней ни делали.

Девушка вспоминала, как раньше ратовала за установление дружеских отношений с индейцами, и только теперь, казалось, поняла, насколько велика пропасть между их народами. Индейцы слишком жестоки и бессердечны, чтобы можно было надеяться на какие-то добрые чувства с их стороны.

Девушки вернулись с поля.

Та самая красивая индианка, главная ее мучительница, подошла к Деборе и поманила рукой. Дебора знала, что лучше выполнять то, что велят, иначе ее снова будут таскать за волосы, бить и царапать. Она встала.

Ановара подошла к Йале, и обе начали хихикать. Дебора испугалась. Индианки встали по обеим сторонам от нее и вывели наружу. Обе держались от Деборы на некотором расстоянии, судя по всему, помня о предупреждении белого индейца.

Наступил вечер. Они шли по селению. У домов сидели воины, женщины готовили ужин, дети играли, и все, хотя и равнодушно, смотрели на Дебору. Может, когда-нибудь индейцы привыкнут к ней, и тогда она сумеет сбежать.

Девушки подошли к небольшому дому, расположенному несколько в стороне от других. На пороге стояла женщина средних лет, в. кожаной одежде, расшитой иглами дикобраза. В руках у нее была короткая плетка из сыромятных ремешков с завязанными узелками. Индианки что-то сказали ей, втолкнули Дебору внутрь и ушли.

Хозяйка подвела девушку к постели, указала на нее и ушла.

Помещение наполнял аромат трав. Постели были отделены перегородками, так что у каждого обитателя была как бы своя комнатка. Женщины, жившие здесь, немного отличались от других жителей поселения. Одни были ниже ростом, другие, наоборот, выше и с раскосыми глазами. Все были одеты в нарядную, вышитую иглами или бисером одежду.

Женщины по очереди подходили к Деборе, трогая кожу и волосы. Девушка заметила, что все обитательницы этого дома были сильно накрашены ягодным соком и сажей.

В доме был только один мужчина, и тоже одетый в женское платье. Он двигался и вел себя, как женщина. Позже Дебора узнала, что это был воин, наказанный за трусость в бою. Теперь он должен был жить как женщина в этом доме.

Все женщины были молоды и не проявляли к Деборе враждебности. Две из них подошли к ней, предлагая чашку ягодного сока и горшочек с веществом, похожим на сажу. Девушка понимала, что они не хотят причинить ей вреда, и позволила накрасить себе губы и подвести глаза.

Вдруг хозяйка, стоявшая на пороге, вошла внутрь, щелкнула плетью и что-то скомандовала. Все бросились по местам.

Через минуту в дом вошел рослый воин, весь покрытый краской. Он медленно прошел по одной стороне, задерживаясь и осматривая каждую обитательницу, потом по другой. Все спокойно смотрели ему в глаза, но Дебора постаралась не встречаться с ним взглядом.

Обойдя весь дом, воин вернулся к женщине, сидевшей прямо напротив Деборы, и предложил ей что-то похожее на кожаный браслет с выжженным рисунком. Девушка повертела его в руках и кивнула. Потом оба разделись и начали заниматься любовью.

Обмершая от страха, Дебора поняла, что это место — индейский публичный дом, вроде того, что недавно открылся в форте Спрингфилд. И хуже всего, она оказалась его обитательницей! Неудивительно, что чертовки так веселились.

Она, конечно, готова пожертвовать невинностью, чтобы вернуться в свой мир. Но позволить дикарям делать с ее телом все что они пожелают, стерпеть такое унижение, Дебора была не в состоянии.

Хозяйка подошла ближе. Плеть покачивалась у нее в руке. Дебора знала, что она способна ударить. Женщины с опаской посматривали на плеть, и Дебора только сейчас поняла, что все они пленницы, которых заставили стать проститутками.

Ренно проспал весь день и проснулся на закате, бодрый и очень голодный. Он взглянул в металлическое зеркало, подаренное белым хранителем веры. Боевая раскраска была в полном порядке.

Юноша надел новый головной убор и вышел из дому. Степенной походкой, как и подобает старшему воину, Ренно направлялся к дому родителей. Вечер был теплый, и дверь оставили открытой, а женщины готовили пищу над ямой, в которой горел огонь, у самого дома.

Гонка приветствовал Ренно как равного. Отец с сыном широко улыбнулись друг другу, чего никогда не сделали бы на людях. Ренно был совершенно счастлив.

Он поклонился матери и тете, а потом заметил Эл-и-чи, щеголявшего в перьях полноправного воина. Ба-лин-та крутилась около старшего брата, пытаясь обнять его, но старшему воину не к лицу было возиться с детьми, и Ренно не обращал на нее внимания.

Юношу усадили на почетное место справа от отца. Семья в молчании приступила к трапезе.

Ренно был так голоден, что накидывался на все, что попадалось ему на глаза, от похлебки до жареной индейки и оленины. Он решил было, что уже слишком взрослый для маисовой каши с кленовым сиропом, но миска в руках Ба-лин-ты выглядела так аппетитно, что Ренно попросил целую порцию.

Мать и тетя радовались, глядя, как он ест, и пока Ренно не вытер рот тыльной стороной руки, не задавали никаких вопросов. Эл-и-чи уже рассказал им о путешествии, но они хотели услышать подробности от самого Ренно. Юноша поведал все в мельчайших подробностях, а потом сказал отцу:

— Завтра я сделаю металлические стрелы для твоей новой огненной дубинки, а потом, если останется время, мы пойдем в поле потренироваться.

Было бы невежливо указывать, что великий сахем нуждается в руководстве.

Наконец разговор коснулся Де-бо-ры, и Ренно возмущенно описал, как над ней издевались этим утром.

Мать и Са-ни-ва не разделяли его гнева.

— Может, белые не учат своих детей терпеть боль, как мы. Но девушки не хотели причинить ей вред.

— Я так не думаю, мать моя, — ответил Ренно. — Йала ненавидит меня теперь, не знаю почему, и так же ненавидит белую женщину.

Ина улыбнулась. Сын теперь, конечно, старший воин, но мало что знает о женщинах.

— Ты хочешь жениться на ней? — спросила племянника Са-ни-ва.

Ренно не знал, что ответить.